Сборник - Русалка. Русская баллада

Яков Петрович Полонский

Агарь

«Завистью гонима, я бегу стыда,И никто не сыщет моего следа.

Кущи господина! сени госпожи!Вертоград зеленый! столб родной межи!

Поле, где доила я веселых коз!Ложе, где так много пролила я слез!

И очаг домашний, и святой алтарь —Все прости навеки!» – говорит Агарь.

И ее в пустыню дух вражды влечет,И пустыня словно все за ней идет.

Все вперед заходит, и со всех сторонЕй грозит и душит, как тяжелый сон.

Серые каменья, лава и песокПод лучами солнца жгут подошвы ног;

Пальм высоких листья сухо шелестят;Тени без прохлады по лицу скользят;

И в лицо ей ветер дышит горячо;И кувшин ей давит смуглое плечо.

Сердце замирает, ноги устают,Слезы высыхают и опять текут…

Чу! вдали журчанье ключевой воды,По краям оврага свежие следы.

Знать, недаром пастырь здесь прогнал стада:Вот скамья и желоб, зелень и вода.

И, слагая ношу, села отдыхатьБывшая рабыня – будущая мать.

И, страшась пустыни и боясь пути,И не зная, где ей спутников найти,

Головой поникла с тайною мольбой.Вдруг как будто с ветром, сладостно живой

Голос не воздушный, но и не земной,Прозвучал в пустыне, говоря с душой.

И она очнулась… слушая, глядит.Видит – ангел Божий на песке стоит.

Белая одежда, белое крыло,Кроткое сиянье – строгое чело.

«Ты куда?» – спросил он. «Я иду в Кадис».И сказал ей ангел: «С миром воротись». —

«Я бегу от Сары, госпожи моей».И сказал ей ангел: «Примирися с ней!..

И родишь ты сына, силу многих сил…Наречеши имя ему Исмаил;

И рука Господня будет вечно с ним…Населятся страны семенем твоим…»

И с отрадой в сердце начала вставатьБывшая рабыня – будущая мать.

Казимир Великий

(Посв. памяти А. Ф. Гильфердинга)

В расписных санях, ковром покрытых,Нараспашку, в бурке боевой,Казимир, круль польский, мчится в КраковС молодой, веселою женой.

К ночи он домой спешит с охоты;Позвонки бренчат на хомутах;Впереди, на всем скаку, не видно,Кто трубит, вздымая снежный прах:

Позади в санях несется свита…Ясный месяц выглянул едва…Из саней торчат собачьи морды,Свесилась оленья голова…

Казимир на пир спешит с охоты;В новом замке ждут его давноВоеводы, шляхта, краковянки,Музыка, и танцы, и вино.

Но не в духе круль: насупил брови,На морозе дышит горячо.Королева с ласкою склониласьНа его могучее плечо.

«Что с тобою, государь мой?! друг мой?У тебя такой сердитый вид…Или ты охотой недоволен?Или мною? – на меня сердит?..» —

«Хороши мы! – молвил он с досадой. —Хороши мы! Голодает край,Хлопы мрут, – а мы и не слыхали,Что у нас в краю неурожай!..

Погляди-ка, едет ли за намиТот гусляр, что встретили мы там…Пусть-ка он споет магнатам нашимТо, что спьяна пел он лесникам…»

Мчатся кони, резче раздаетсяЗвук рогов и топот, – и встаетНад заснувшим Краковом зубчатойБашни тень, с огнями у ворот.

В замке светят фонари и лампы;Музыка и пир идет горой.Казимир сидит в полукафтанье,Подпирает бороду рукой.

Борода вперед выходит клином,Волосы подстрижены в кружок.Перед ним с вином стоит на блюдеВ золотой оправе турий рог;

Позади – в чешуйчатых кольчугахСтражников колеблющийся строй;Над его бровями дума бродит,Точно тень от тучи грозовой.

Утомилась пляской королева,Дышит зноем молодая грудь,Пышут щеки, светится улыбка.«Государь мой, веселее будь!..

Гусляра вели позвать, покудаГости не успели задремать».И к гостям идет она, и гости«Гусляра, – кричат, – скорейпозвать!»

Стихли трубы, бубны и цимбалы;И, венгерским жажду утоля,Чинно сели под столбами залыВоеводы, гости короля.

А у ног хозяйки-королевы,Не на табуретах и скамьях,На ступеньках трона сели панныС розовой усмешкой на устах.

Ждут – и вот на праздник королевскийСквозь толпу идет, как на базар,В серой свитке, в обуви ремянной,Из народа вызванный гусляр.

От него надворной веет стужей,Искры снега тают в волосах,И как тень лежит румянец сизыйНа его обветренных щеках.

Низко перед царственной четоюПреклонясь косматой головой,На ремнях повиснувшие гуслиПоддержал он левою рукой.

Правую подобострастно к сердцуОн прижал, отдав поклон гостям.«Начинай!» – и дрогнувшие пальцыЗвонко пробежали по струнам.

Подмигнул король своей супруге,Гости брови подняли: гуслярЗатянул про славные походыНа соседей, немцев и татар…

Не успел он кончить этой песни —Крики «Vivat!» огласили зал;Только круль махнул рукой, нахмурясь:Дескать, песни эти я слыхал!

«Пой другую!» – И, потупив очи,Пославлять стал молодой певецМолодость и чары королевыИ любовь – щедрот ее венец.

Не успел он кончить этой песни —Крики «Vivat!» огласили зал;Только круль сердито сдвинул брови:Дескать, песни эти я слыхал!

«Каждый шляхтич, – молвил он, – поет ихНа ухо возлюбленной своей;Спой мне песню ту, что пел ты в хатеЛесника, – та будет поновей…Да не бойся!»

Но гусляр, как будтоК пытке присужденный, побледнел…И, как пленник, дико озираясь,Заунывным голосом запел:

«Ох, вы хлопы, ой, вы божьи люди!Не враги трубят в победный рог,По пустым полям шагает голодИ кого ни встретит – валит с ног.

Продает за пуд муки корову,Продает последнего конька.Ой, не плачь, родная, по ребенке! —Грудь твоя давно без молока.

Ой, не плачь ты, хлопец, по дивчине!По весне авось помрешь и ты…Уж растут, должно быть к урожаю,На кладбищах новые кресты.

Уж на хлеб, должно быть к урожаю,Цены что ни день растут, растут.Только паны потирают руки —Выгодно свой хлебец продают».

Не успел он кончить этой песни:«Правда ли?!» – вдруг вскрикнулКазимирИ привстал, и в гневе, весь багровый,Озирает онемевший пир.

Поднялись, дрожат, бледнеют гости.«Что же вы не славите певца?!Божья правда шла с ним из народаИ дошла до нашего лица…

Завтра же, в подрыв корысти вашей,Я мои амбары отопру…Вы… лжецы! глядите, я, король ваш,Кланяюсь, за правду, гусляру…»

И, певцу поклон отвесив, вышелКазимир, – и пир его притих…«Хлопский круль!» – в сенях бормочутпаны…«Хлопский круль!» – лепечут жены их.

Онемел гусляр, поник, не слышитНи угроз, ни ропота кругом…Гнев Великого велик был, страшен —И отраден, как в засуху гром!

Афанасий Афанасьевич Фет

Змей

Чуть вечернею росоюОсыпается трава,Чешет косу, моет шеюЧернобровая вдова.

И не сводит у окошкаС неба темного очей,И летит, свиваясь в кольца,В ярких искрах длинный змей.

И шумит все ближе, ближе,И над вдовьиным двором,Над соломенною крышейРассыпается огнем.

И окно тотчас затворитЧернобровая вдова;Только слышатся в светлицеПоцелуи да слова.

Лихорадка

«Няня, что-то все не сладко!Дай-ка сахар мне да ром.Все как будто лихорадка,Точно холоден наш дом».

– «Ах, родимый, бог с тобою:Подойти нельзя к печам!При себе всегда закрою,Топим жарко – знаешь сам».

– «Ты бы шторку опустила…Дай-ка книгу… Не хочу…Ты намедни говорила,Лихорадка… я шучу…»

– «Что за шутки спозаранок!Уж поверь моим словам:Сестры, девять лихоманок,Часто ходят по ночам.

Вишь, нелегкая их носитСонных в губы целовать!Всякой болести напросит,И пойдет тебя трепать».

– «Верю, няня!.. Нет ли шубы?Хоть всего не помню сна,Целовала крепко в губы —Лихорадка ли она?»

Видение

Не ночью, не лживоВо сне пролетело виденье:Свершилося диво —Земле подобает смиренье!

Прозрачные тучиНад дикой Печерской гороюСплывалися в кучиПод зыбью небес голубою,

И юноши в беломЛетали от края до края,Прославленным теломОчам умиленным сияя.

На тучах, высоко,Все выше, в сиянии славы,Заметно для окаВставали Печерские главы.

Тайна