Иван Крылов - Полное собрание сочинений. Том 3. Басни, стихотворения, письма

Старик и трое молодых

Старик садить сбирался деревцо.«Уж пусть бы строиться; да как садить в те лета,Когда уж смотришь вон из света!»

Так, Старику смеясь в лицо,Три взрослых юноши соседних рассуждали.«Чтоб плод тебе твои труды желанный дали,То надобно, чтоб ты два века жил.Неужли будешь ты второй Мафусаил?Оставь, старинушка, свои работы:Тебе ли затевать толь дальние расчеты?Едва ли для тебя текущий верен час?Такие замыслы простительны для нас:Мы молоды, цветем и крепостью и силой,А старику пора знакомиться с могилой».—«Друзья!» смиренно им ответствует Старик:«Издетства я к трудам привык;А если от того, что делать начинаю,Не мне лишь одному я пользы ожидаю:То, признаюсь,За труд такой еще охотнее берусь.Кто добр, не всё лишь для себя трудится.Сажая деревцо, и тем я веселюсь,Что если от него сам тени не дождусь,То внук мой некогда сей тенью насладится,И это для меня уж плод.Да можно ль и за то ручаться наперед,Кто здесь из нас кого переживет?Смерть смотрит ли на молодость, на силу,Или на прелесть лиц?Ах, в старости моей прекраснейших девицИ крепких юношей я провожал в могилу!Кто знает: может быть, что ваш и ближе час,И что сыра земля покроет прежде вас».Как им сказал Старик, так после то и было.Один из них в торги пошел на кораблях;Надеждой счастие сперва ему польстило;.Но бурею корабль разбило;Надежду и пловца – всё море поглотило.Другой в чужих землях,Предавшися порока власти.За роскошь, негу и за страстиЗдоровьем, а потом и жизнью заплатил,А третий – в жаркий день холодного испил

И слег: его врачам искусным поручили,А те его до-смерти залечили.Узнавши о кончине их,Наш добрый Старичок оплакал всех троих.

Дерево

Увидя, что топор крестьянин нес,«Голубчик», Деревцо сказало молодое:«Пожалуй, выруби вокруг меня ты лес,Я не могу расти в покое:Ни солнца мне не виден свет,Ни для корней моих простору нет,Ни ветеркам вокруг меня свободы,Такие надо мной он сплесть изволил своды!Когда б не от него расти помеха мне,Я в год бы сделалось красою сей стране,И тенью бы моей покрылась вся долина;А ныне тонко я, почти как хворостина».Взялся крестьянин за топор,И Дереву, как другу,Он оказал услугу:Вкруг Деревца большой очистился простор;Но торжество его недолго было!То солнцем дерево печет,То градом, то дождем сечет,И ветром, наконец, то Деревцо сломило.«Безумное!» ему сказала тут змея:«Не от тебя ль беда твоя?Когда б, укрытое в лесу, ты возрастало,Тебе б вредить ни зной, ни ветры не могли,Тебя бы старые деревья берегли;А если б некогда деревьев тех не стало,И время их бы отошло:Тогда в свою чреду, ты столько б возросло,Усилилось и укрепилось,Что нынешней беды с тобой бы не случилось,И бурю, может быть, ты б выдержать могло!»

Гуси

Предлинной хворостинойМужик Гусей гнал в город продавать;И, правду истинну сказать,Не очень вежливо честил свой гурт гусиной:На барыши спешил к базарному он дню(А где до прибыли коснется,Не только там гусям, и людям достается).Я мужика и не виню;Но Гуси иначе об этом толковалиИ, встретяся с прохожим на пути,Вот как на мужика пеняли:«Где можно нас, Гусей, несчастнее найти?Мужик так нами помыкает,И нас, как будто бы простых Гусей, гоняет;А этого не смыслит неуч сей,Что он обязан нам почтеньем;Что мы свой знатный род ведем от тех Гусей,Которым некогда был должен Рим спасеньем:Там даже праздники им в честь учреждены!» —«А вы хотите быть за что отличены?»Спросил прохожий их. – «Да наши предки…» – «Знаю,И всё читал: но ведать я желаю,Вы сколько пользы принесли?» —«Да наши предки Рим спасли!» {Наши предки Рим спасли – по преданию, гуси своим криком предупредили римлян о приближении врагов (галлов) к Капитолию. Это выражение стало пословицей.} —«Всё так, да вы что сделали такое?» —«Мы? Ничего!» – «Так что́ ж и доброго в вас есть?Оставьте предков вы в покое:Им по-делом была и честь;А вы, друзья, лишь годны на жаркое».

Баснь эту можно бы и боле пояснить —Да чтоб гусей не раздразнить.

Свинья

Свинья на барский двор когда-то затесалась;Вокруг конюшен там и кухонь наслонялась;В сору, в навозе извалялась;В помоях по-уши до-сыта накупалась:И из гостей домойПришла свинья-свиньей.«Ну, что ж, Хавронья, там ты видела такого?»Свинью спросил пастух:«Ведь и́дет слух,Что всё у богачей лишь бисер да жемчу́г;А в доме, так одно богатее другого?»Хавронья хрюкает: «Ну, право, порют вздор.Я не приметила богатства никакого:Всё только лишь навоз, да сор;А кажется, уж, не жалея рыла,Я там изрылаВесь задний двор».

Не дай бог никого сравненьем мне обидеть!Но как же критика Хавроньей не назвать,Который, что́ ни станет разбирать,Имеет дар одно худое видеть?

Муха и дорожные

В Июле, в самый зной, в полуденную пору,Сыпучими песками, в гору,С поклажей и с семьей дворян,Четверкою рыдванТащился.Кони измучились, и кучер как ни бился,Пришло хоть стать. Слезает с козел онИ, лошадей мучитель,С лакеем в два кнута тиранит с двух сторон:А легче нет. Ползут из колымаги вонБоярин, барыня, их девка, сын, учитель.Но, знать, рыдван был плотно нагружен,Что лошади, хотя его трону́ли,Но в гору по песку едва-едва тянули.Случись тут Мухе быть. Как горю не помочь?Вступилась: ну жужжать во всю мушину мочь;Вокруг повозки суетится;То над носом юлит у коренной,То лоб укусит пристяжной,То вместо кучера на козлы вдруг садится,Или, оставя лошадей,И вдоль и поперек шныряет меж людей;Ну, словно откупщик на ярмарке, хлопочет,И только плачется на то,Что ей ни в чем, никтоНикак помочь не хочет.Гуторя слуги вздор, плетутся вслед шажком;Учитель с барыней шушукают тишком;Сам барин, позабыв, как он к порядку нужен,Ушел с служанкой в бор искать грибов на ужин;И Муха всем жужжит, что только лишь онаО всем заботится одна.Меж тем лошадушки, шаг за́ шаг, понемногуВтащилися на ровную дорогу.«Ну», Муха говорит: «теперя слава богу!Садитесь по местам, и добрый всем вам путь;А мне уж дайте отдохнуть:Меня насилу крылья носят».

Куда людей на свете много есть,Которые везде хотят себя приплестьИ любят хлопотать, где их совсем не просят.

Орел и паук

За облака ОрелНа верх Кавказских гор поднялся;На кедре там столетнем селИ зримым под собой пространством любовался.Казалось, что оттоль он видел край земли:Там реки по степям излучисто текли;Здесь рощи и луга цвелиВо всем весеннем их уборе;А там сердитое Каспийско Море,Как ворона крыло, чернелося вдали.«Хвала тебе, Зевес, что, управляя светом,Ты рассудил меня снабдить таким полетом,Что неприступной я не знаю высоты»,Орел к Юпитеру взывает:«И что смотрю оттоль на мира красоты,Куда никто не залетает».—«Какой же ты хвастун, как погляжу!»Паук ему тут с ветки отвечает:«Да ниже ль я тебя, товарищ, здесь сижу?»Орел глядит: и подлинно, Паук,Над самым им раскинув сеть вокруг,На веточке хлопочетИ, кажется, Орлу заткать он солнце хочет.«Ты как на этой высоте?»Спросил Орел: «и те,Которые полет отважнейший имеют,Не все сюда пускаться смеют;А ты без крыл и слаб; неужли ты дополз?» —«Нет, я б на это не решился».—«Да как же здесь ты очутился?» —«Да я к тебе, же прицепился,И снизу на хвосте ты сам меня занес:Но здесь и без тебя умею я держаться;И так передо мной прошу не величаться;И знай, что я…» Тут вихрь, отколе ни возьмись,И сдунул Паука опять на самый низ.

Как вам, а мне так кажутся похожи.На этаких нередко ПауковТе, кои без ума и даже без трудов,Тащатся вверх, держась за хвост вельможи;А надувают грудь,Как будто б силою их бог снабдил орлиной:Хоть стоит ветру лишь пахнуть,Чтоб их унесть и с паутиной.

Лань и дервиш

Младая Лань, своих лишась любезных чад,Еще сосцы млеком имея отягченны,Нашла в лесу двух малых волченятИ стала выполнять долг матери священный,Своим питая их млеком.В лесу живущий с ней одном,Дервиш, ее поступком изумленный,«О, безрассудная!» сказал: «к кому любовь,Кому свое млеко ты расточаешь?Иль благодарности от их ты роду чаешь?Быть может, некогда (иль злости их не знаешь?)Они прольют твою же кровь».—«Быть может», Лань на это отвечала:«Но я о том не помышлялаИ не желаю помышлять:Мне чувство матери одно теперь лишь милоИ молоко мое меня бы тяготило,Когда б не стала я питать».

Так, истинная благостьБез всякой мзды добро творит:Кто добр, тому избытки в тягость,Коль он их с ближним не делит.

Собака