Артюр Рембо - Одно лето в аду

Песня небес, поступь народов! Рабы, не будем проклинать жизнь".

IX. Прощанье

Примечания к предыдущим главкам могут объяснить противоречивость "Прощанья". Принцип построения "Прощанья" скорее напоминает принцип построения музыкальных произведений XIX в., чем принцип построения произведений поэтических. Здесь "вступают" в крайне сжатом виде основные темы всего произведения.

Первый абзац показывает, что, хотя поэт разочаровался в ясновидении, ему все же претит поэзия, укладывающаяся в задачи временные и временные: он прошел не только сквозь "пору" в аде, но вообще сквозь "пору пор", ему нужны радикальные решения (вспомним выше: "изменить жизнь"!)

Поэт еще раз отказывается от буржуазной цивилизации, воплощенной в образах Лондона, нищая жизнь в котором метафорически представляет смерть христианский Страшный суд. Конец второго абзаца как бы перефразирует Спинозу, его мысль, поразившую Герцена: "Homo liber de nulla re minus quam de morte cogitat et ejus sapientia non mortis sed vitae meditatio est" ("Свободный человек менее всего думает о смерти, а мудрость его основана на размышлении о жизни, а не о смерти"). Замыкается абзац возвращением от метафоры к прямому смыслу слов: "Чудовищные воспоминания! Нищета мне ненавистна!".

Слово "misere" в XIX в. обозначало нищету в прямом и в переносном смысле. Так, оно широко употреблялось Марксом.

Зима страшна Рембо как пора, когда человек больше зависит от устроенности жизни, от "комфорта", от 'к_а_мфот' (Рембо пишет слово по-английски).

Затем поэт возвращается к социалистической утопии, к своей миссии прорицателя. Но это по его мнению, не сбывается: его "слава художника и создателя грез рассеяна".

Потом та же тема, в личном плане - Рембо, поэт напрасно считал себя чудотворцем или ангелом: как все другие, он брошен на землю; мужик как все!

Единение, на которое он уповал, пророком которого себя считал, - не окажется ли оно обманом, "сестрою смерти" для поэта?

Поэт одинок: ему не от кого ждать помощи.

Как ни высоки были замыслы и мечты ясновидца - они оказываются мечтами. Теперь Рембо понимает, что "новый час", наступающее время, во всяком случае, очень суровы.

Но все же поэт добился победы - видит ее в самой борьбе, в готовности мстить за тех, кто заклеймен проклятием...

Видит победу в отказе от всяких пережитков религиозного мышления: "Надо быть абсолютно во всем современным" (см. аналогичную интерпретацию этих слов у Сюзанны Бернар. OSB, р. 478); "никаких псалмов. Завоеваний не отдавать...".

Рембо вновь пишет так, как будто он имеет в виду идеалы социалистов-утопистов и опыт Коммуны. Но все же он не говорит, не хочет, не может, не умеет сказать, что это за борьба. Но это канун - "а на заре, вооруженные пылким терпеньем, мы войдем в города, сверкающие великолепьем".

Затем строки, должно быть обращенные к Верлену, в котором поэт больше не видит товарища в осуществлении своих замыслов.

И все-таки, хотя Рембо прошел сквозь ад, он остается одиноким, даже если знает, что истина конкретно воплотится и в духе и во плоти.

Горький оптимизм: Рембо думал, что прошел сквозь ад, а предстоял еще долгий путь - и не ему одному...

Мало того, путь им начертанный, в таком виде, в каком он был им начертан, не был им воплощен во плоти и не мог быть никем воплощен.

Но титаническое усилие, рывок к грядущему Рембо осуществил - как никто из поэтов его времени.

Составил Н. И. Балашов; подбор русских переводов и примечания к ним И. С. Поступальского. Обоснование текста - Н. И. Балашов