Избранное - Высоцкий Владимир Семенович

Мне снился сон про наш весёлый наворот,

Что будто вновь кругом пятьсот,

Ищу я выход из ворот,

Но нет его, есть только вход — и то не тот.

Конец простой — пришёл тягач,

И там был трос, и там был врач,

И «МАЗ» попал, куда положено ему.

И он пришёл — трясётся весь,

А тут опять далёкий рейс.

Я зла не помню, я опять его возьму.

[1972]

БАЛЛАДА О ГИПСЕ

Всеволоду Абдулову

Нет острых ощущений. Всё — старьё, гнильё и хлам.

Того гляди, с тоски сыграю в ящик.

Балкон бы, что ли, сверху, иль автобус пополам —

Вот это боле-мене подходяще.

Повезло! Наконец, повезло!

Видел бог, что дошёл я до точки.

Самосвал в тридцать тысяч кило

Мне скелет раздробил на кусочки.

И лежу я на спине,

загипсованный.

Каждый член у мене —

расфасованный.

По отдельности до исправности

Всё будет в цельности

и в сохранности.

Жаль, был коротким миг, когда наехал грузовик,

Потом я год в беспамятстве валялся,

И в новых интересных ощущениях своих

Я, к сожаленью, слабо разобрался.

Всё отдельно — спасибо врачам,

Всё подвязано к разным канатам,

И, клянусь, иногда по ночам Ощущаю себя космонавтом.

И лежу я на спине,

загипсованный.

Каждый член у мене —

расфасованный.

По отдельности до исправности

Всё будет в цельности

и в сохранности.

Эх, жаль, что не роняли вам на череп утюгов.

Скорблю о вас — как мало вы успели!

Ах, это просто прелесть — сотрясение мозгов,

Да это ж наслажденье — гипс на теле!

Как броня на груди у меня.

На руках моих — крепкие латы.

Так и хочется крикнуть: — Коня мне! Коня! —

И верхом ускакать из палаты.

Но лежу я на спине,

загипсованный.

Каждый член у мене —

расфасованный.

По отдельности до исправности

Всё будет в цельности

и в сохранности.

Задавлены все чувства, лишь для боли нет преград.

Ну, что ж, мы часто сами чувство губим.

Зато я как ребёнок, весь спелёнутый до пят

И окружённый человеколюбьем.

Под влияньем сестрички ночной

Я любовию к людям проникся.

И клянусь, до доски гробовой

Я б остался невольником гипса.

Вот лежу я на спине,

загипсованный.

Каждый член у мене —

расфасованный.

По отдельности до исправности

Всё будет в цельности

и в сохранности.

Вот хорошо б ещё, чтоб мне не видеть прежних снов, —

Они как острый нож для инвалида.

Во сне я рвусь наружу из-под гипсовых оков,

Мне снятся драки, рифмы и коррида…

Ох, надёжна ты, гипса броня,

От того, кто намерен кусаться!

Лишь одно угнетает меня —

Что никак не могу почесаться,

Что вот лежу я на спине,

загипсованный.

Каждый член у мене —

расфасованный.

По отдельности до исправности

Всё будет в цельности

и в сохранности.

Вот я давно здоров, но не намерен гипс снимать.

Пусть руки стали чем-то вроде бивней,

Пусть ноги истончали, — мне на это наплевать! —

Зато кажусь значительней, массивней.

Я под гипсом хожу ходуном,

Наступаю на пятки прохожим.

Мне удобней казаться слоном

И себя ощущать толстокожим.

И по жизни я иду

загипсованный.

Каждый член у меня —

расфасованный.

По отдельности до исправности

Всё будет в цельности

и в сохранности.

[1972]

БАЛЛАДА О БРОШЕННОМ КОРАБЛЕ

Капитана в тот день называли на «ты»,

Шкипер с юнгой сравнялись в талантах.

Распрямляя хребты и срывая бинты,

Бесновались матросы на вантах.

Двери наших мозгов посрывало с петель

В миражи берегов, в покрывала земель —

Этих обетованных, желанных,

И колумбовых, и магелланных!

Только мне берегов не видать и земель —

С хода в девять узлов сел по горло на мель.

А у всех молодцов — благородная цель…

И в конце-то концов — я ведь сам сел на мель.

И ушли корабли — мои братья, мой флот.

Кто чувствительней — брызги сглотнули.

Без меня продолжался великий поход,

На меня ж парусами махнули.

И погоду, и случай безбожно кляня,

Мои пасынки кучей бросали меня.

Вот со шлюпок два залпа — и ладно!

От Колумба и от Магеллана.

Я пью пену — волна не доходит до рта.

И от палуб до дна обнажились борта.

А бока мои грязны — таи не таи —

Так любуйтесь на язвы и раны мои!

Вот дыра у ребра — это след от ядра,

Вот рубцы от тарана, и даже

Видно шрамы от крючьев — какой-то пират

Мне хребет перебил в абордаже.

Киль — как старый неровный гитаровый гриф.

Это брюхо вспорол мне коралловый риф.

Задыхаюсь, гнию — так бывает:

И просоленное загнивает.

Ветры кровь мою пьют и сквозь щели снуют

Прямо с бака на ют, меня ветры добьют.

Я под ними стою от утра до утра,

Гвозди в душу мою забивают ветра.

И гулякой шальным всё швыряют вверх дном

Эти ветры — незваные гости.

Захлебнуться бы им в моих трюмах вином

Или с мели сорвать меня в злости!

Я уверовал в это, как загнанный зверь,

Но не злобные ветры нужны мне теперь!

Мои мачты — как дряблые руки,

Паруса — словно груди старухи.

Будет чудо восьмое! И добрый прибой

Моё тело омоет живою водой.

Море — божья роса — с меня снимет табу,

Вздует мне паруса, будто жилы на лбу.

Догоню я своих, догоню — и прощу

Позабывшую помнить армаду.

И команду свою я обратно пущу —

Я ведь зла не держу на команду.

Только, кажется, нет больше места в строю.

Плохо шутишь, корвет! Потеснись — раскрою!

Как же так — я ваш брат! Я ушел от беды!

Полевее, фрегат, всем нам хватит воды!

До чего ж вы дошли? Значит, что — мне уйти?

Если был на мели — дальше нету пути?

Разомкните ряды, всё же мы — корабли,

Всем нам хватит воды, всем нам хватит земли —

Этой обетованной, желанной,

И колумбовой, и магелланной…

[1972]

ЗАПОВЕДНИК

Бегают по лесу стаи зверей,

Не за добычей, не на водопой —

Денно и нощно они егерей

Ищут веселой толпой.

Звери, забыв вековечные страхи,

С твердою верой, что все по плечу,

Шкуры рванув на груди, как рубахи,

Падают навзничь: бери — не хочу!

Сколько их в кущах — столько их в чащах,

Ревом ревущих, рыком рычащих.

Сколько бегущих — столько лежащих

В дебрях и кущах, в рощах и чащах.

Рыбы пошли косяком против волн —

Черпай руками, иди по ним вброд!

Столько желающих прямо на стол,

Сразу на блюдо — и в рот.

Рыба не мясо — она хладнокровней:

В сеть норовит, на крючок, в невода.

Рыба погреться желает в жаровне,—

Море по жабры, вода — не вода.

Сколько их в кущах — столько их в чащах,

Скопом плывущих, кишмя кишащих,

Друг друга жрущих, тучных и тощих

В дебрях и кущах, в чащах и рощах.

Птица на дробь устремляет полёт,

Птица на выдумки стала хитра:

Чтобы им яблоки всунуть в живот —

Гуси не ели с утра.

Сильная птица сама на охоте

Хилым собратьям кричит: — Сторонись! —

Жизнь прекращает в зените, на взлёте,

Даже без выстрела падая вниз.

Сколько их в кущах — столько их в чащах,

Выстрела ждущих, в силки летящих.

Сколько плывущих — столько парящих

В дебрях и кущах, в рощах и чащах.

Шкуры не хочет пушнина носить,

Так и стремится в капкан и в загон.

Чтобы людей приодеть, утеплить,

Рвётся из кожи вон.

В ваши силки — призадумайтесь, люди! —

Прут добровольно в отменных мехах

Тысячи сот в иностранной валюте,