В городе Сочи темные ночи (сборник) - Хмелик Мария Александровна

Голодная Лена пошла гулять дальше, потому что поблизости больше ресторанов не было.

Она забрела на пирс, там было хорошо, шумели волны.

В конце пирса стоял и смотрел на морс человек, сунув руки в карманы полушубка, показавшегося Лене знакомым. Трикотажные тренировочные штаны некрасиво пузырились у него на коленях. На шее были синие пятна, будто человека недавно кто-то душил.

Лена постояла рядом, полюбовалась морем, потом осторожно покосилась на стоявшего рядом. Лицо его тоже было знакомым. Лена напряглась и узнала Степаныча.

— Здравствуйте, — обрадовалась она ему.

Степаныч не ответил.

— Вы меня не помните? Мы с вами квартирами меняться хотели… И еще вы колбасой с икрой накормить обещали…

— Я все деньги порвал и в помойку выбросил! — перебил Степаныч. — Ничего не знаю, ничего не помню! Вот справка из психдиспансера.

Он показал Лене бумажку, истертую на сгибах, и пошел в сторону берега.

Лену не огорчило, что знакомый ей человек не захотел признавать знакомство. Сколько раз так бывало с людьми более близкими. Главное, что сейчас здесь море шумит. Действительно, это успокаивает нервы… и вообще — хорошо… Непонятно только, что дальше делать и где ночевать… Пойти объявления почитать, что ли, не продает ли кто в этой местности дом… Ах да! Ведь в шесть часов под пальмой около театра ее ждать будут…

Степаныч резко остановился и пошел обратно.

Он все вдруг сразу вспомнил. Лена — это тот человек, который ему сейчас нужен. Это была та убогая дура, которой жених изменил с подругой. Она поймет его…

Одному совсем уж невыносимо сейчас, когда болит голова и шея, испорчены выходные брюки…

Присмотревшись к Лене. Степаныч увидел, что не такая уж она убогая, очень даже симпатичная. Значит, парень — козел попался…

— Слушай, а что ты делала, когда тебя жених бросил? — без предисловий спросил Степаныч.

Лена помолчала, с интересом его рассматривая. Это был первый человек, который поинтересовался этим. Ее внутренним состоянием, так сказать.

— Ничего не делала, — честно сказала она. — Страдала.

— А как-нибудь отомстить или еще что-нибудь?

— Ну поехала, морду набила…

— А умереть тебе не хотелось?

— Хотелось, — призналась Лена.

— И что ты делала?

— Ничего.

— Ничего?.. — Степаныч вздохнул, глядя на Лену. Хорошее у нее лицо было. Доверчивое. Степаныч любил такие лица. — Ну ты извини, — пробормотал он. — Я и правда псих. Мне учебной гранатой по башке попали. И справка из психдиспансера, видишь, вот, настоящая… Я на учете с тех пор… А колбасу я вам приносил. И икру тоже. В дверь звонил, звонил. Не открывал никто…

— Спасибо, — сказала Лена.

— А ты есть хочешь?

— Хочу!

В грязной хинкальной, стоя перед высокими столами у большого окна с видом на море, Лена и Степаныч ели чебуреки, из которых брызгало горячее масло.

— Знаешь, сколько мне лет? — спросил вдруг Степаныч. — А, ладно, неважно… Я очень сильно люблю одного человека. Никого в жизни так не любил, — он вздохнул. — Жанна ее зовут… Если вещь никому не нужна, ее выбрасывают… Правильно я говорю?.. Вены хотел перерезать днем… Не получилось.

Лена перестала жевать и спросила деловито:

— Почему?

Степаныч молча пожал плечами.

— Ты что, умереть хочешь?

Степаныч кивнул.

— Ты не боишься?

— Чего? Смерти?

— Ну да… Вот был ты, и — раз! Ничего от тебя не осталось, кроме одежды.

— А душа? Душа же останется. С вами останется, С Жанной, с тобой, с сыном моим… И вообще, — Степаныч развел руками, имея в виду окружающий воздух, небо, — я прочитал недавно, что человеку одной жизни мало. В нем столько способностей, талантов… А мы их губим. Обстоятельства жизни губят все это…

— А я испугалась… Письмо написала ужасно грустное, чтоб все поняли, какого человека потеряли, газ открыла, голову в духовку засунула, а там грязно очень… Жиром все заляпано.

Лена замолчала, потому что Степаныч с нескрываемым восторгом смотрел на нее.

— Ты чего? — удивилась она.

— Гениально, — сказал он и вытер рукой забрызганное маслом лицо.

Купив в хозяйственном магазине кухонные газовые баллоны. Степаныч с Леной шли по улице. Многие частные дома в городе не были подключены к общей газовой сети, и Степанычу пришлось долго уговаривать и подкупать продавца, чтоб он вынес им из подсобки шесть баллонов, похожих на древние, среднего размера амфоры. Их, как и многого другого, не хватало на всех.

В хинкальной они выпили вина, и Лене стало совсем хорошо. Она тащила два баллона и весело думала о том, что, наверное, ей необходимо поверить в Бога. Несколько девушек ее возраста ушли в монастырь, и беседы с ними удивленных журналисток показывали по телевизору.

Лена удивлялась вместе с журналистками, не понимая, почему девушки сделали это: надели на головы эти черные платки и ушли ото всех.

Теперь она начала догадываться (так ей казалось, пока она несла баллоны с газом), вера в Бога была для монашек той силой, что не позволила смерти забрать их, помогла выкрутиться в тяжелое время. Наверное, вера поможет и ей, но как поверить? Что для этого нужно делать, Лена не знала…

— Ты права, — перебил ее мысли Степаныч, — письмо надо написать. Она прочтет своим внукам, и внуки поймут, какой человек ее любил… И днем это мне знак был. Я не мог уйти, не написав… А ты передашь письмо, хорошо?.. И все расскажешь…

Слишком много в жизни совпадений. Они не могли быть случайными. Раньше, мною лет назад, когда его любимая ждала его сына Борю, Степаныч верил, что во Вселенной есть какая-то сверхъестественная сила. Может быть, это был Бог. Хотя его существования поколение Степаныча не признавало.

Сейчас, держа четыре красных баллона которые оттягивали руки, Степаныч вдруг понял: нет веры — мы потеряны.

Все для нас потеряно…

Он чувствовал это, хотя не мог объяснить словами. Он знал: завтра его не будет. Что случится с его телом, он старался не думать — сразу мерещились какие-то гнусные розовые черви. Душа будет где-то…

А вот если 6 он верил?..

На краю смерти, вот как сейчас, когда нет никаких сил — ни душевных, ни физических, — если ни во что не верить, все для тебя кончается…

А вера в Бога — это та сила, которая не дает тебя забрать…

Хотел ли Степаныч остаться? Нет, наверное.

Потому хорошо, что он не верил.

Это мешало бы выполнить задуманное…

"Надо относиться к смерти как к насильственной отправке в незнакомое место… Как на зону", — подумал Степаныч и усмехнулся.

— Знаешь, Лен, я понял: человек не может уйти, не покаявшись…

Они вошли в здание почтамта. Степаныч купил конверт. Потом в зале междугородных переговоров вошел в телефонную кабину с надписью "Москва".

— Боря! Сынок! — закричал он в трубку. — Это я!.. Это я, говорю!.. Да! Боря!.. Прости меня!.. Простишь?.. Чего? Не слышу! Куда мне идти?! Что? Да. Понял. Все… Прощай.

И опять они шли по улице под пальмами, направляясь к гостинице. Шли молча. Степаныч вздохнул горько.

— Тяжело, — пробормотал он.

— Что? — не поняла Лена. — Баллоны тяжелые?

— Да нет… Жизнь.

Степаныч все хорошо продумал: надо заткнуть в ванной комнате все щели, в вентиляционную решетку сунуть полотенце и выпустить весь газ. Он тщательно проверил его наличие во всех баллонах, потому что не доверял кавказцам, которые их наполняли и продавали. Могли и пустые продать. Но баллоны шипели, и запах газа распространился по всей ванной. Этот вариант казался беспроигрышным. Смерть получится вонючая, но верная…

Расставив баллоны вокруг унитаза, Степаныч вышел в комнату.