Брат, Брат-2 и другие фильмы - Балабанов Алексей Октябринович

— …и еще многих кроме него. Я вас, черножопых, давил и давить буду, потому что вы враги моей Родины, — с трудом сказал прапорщик и презрительно плюнул кровью. Вблизи было хорошо видно его изуродованное лицо. Единственным заплывшим глазом он жестко смотрел на кого-то, стоящего за камерой. Из-за его спины быстро появился чеченец, сверкнул нож, что-то булькнуло, и прапорщик упал. Камера неловко проследила за падением.

В небольшой скупо обставленной комнате горел традиционный для горцев камин. За простым деревянным столом сидел Аслан. Перед ним стояла тарелка с остатками ужина. На другом конце стола сидел Иван. Большой суперсовременный телевизор SONY и видеомагнитофон странно смотрелись в более чем скромной обстановке. Странность усугублялась спутниковым телефоном и очень хорошим ноутбуком с жидкокристаллическим монитором, стоявшим перед Иваном. За окном было темно.

Аслан аккуратно закончил сворачивать косяк и с удовольствием закурил.

— Не убивайте, пожалуйста, не убивайте… — просил мальчишка. — Я… я не виноват… я не убивал никого… я только прибыл… пожалуйста… не убивайте… у меня мама одна… я, я все, что хотите, сделаю… я… — сзади подступил чеченец с ножом, Иван отвернулся.

Аслан выключил магнитофон и потянулся.

— Эх, устал, слушай. Никак нэ атдахну. Вайна идет, — немножко рисуясь, сказал он и передал Ивану косяк. Тот затянулся.

— Когда кончится? — спросил Иван.

— Кагда все рускиэ на Сэвэре жыт будут. Вы жэ бэлыэ. У вас там Бэлоэ море. А мы чорныэ. У нас и морэ Чорноэ. — Аслан засмеялся.

Иван брякнул цепью и передал Аслану косяк.

— Пацанов за что? — спросил он.

— А, я этова куска тры годы ыскал. Трыдцат тысяч доллары сваи атдал, штобы найты, — самодовольно сказал Аслан. — Он брата моиво растрилял. Я иво в Ростови нашол. Он ищо много мусульманин прававерный убивал…

— А салагу? — Иван кивнул на темный экран.

— А!.. Каму такой нужин, слушай… За водкай пашол. Вайна. А он пост бросил. Харашо это, а? Иван? — Аслан передал косяк.

Иван мотнул головой и затянулся.

— Вот. — Аслан настроился порассуждать. — Всэ делютса на пастухов и баранов. Тэ, што дают сэбя пасты и рэзат, — бараны.

— Русские… — сказал Иван и передал косяк.

— Ест срэды вас люды, — миролюбиво сказал Аслан. — Я пад Вирхаянским на зоне видэл аднаво. В законе. Сильный… Как нохча. Эсли б такие Расией управляли, магли бы вайну пабэдит… Но такие мала у вас. Ви глупый и слабый. И правят вами дураки. Украина атдалы, Казахстан… Полстраны отдалы проста так. Скора Дальний Васток китайц заберот. Вот ви с нами воюетэ, а у меня в Москвэ гастыниц, тры рэстаран и четырэ брыгады в Питер, Москва и Самара. Я рускых дою, как коз, а они мнэ ище дэнги из бюджет дают. А?

Иван промолчал. Аслан затянулся, но косяк не передал.

— Знаиш, пачиму ты плоха ваюиш? Нэ знаишь! Эта патаму что ты нэ за Родина ваюиш! А ваюеш ты, патаму что прыгнали тэбя, как баран. А вот я… я прэдкав сваих до сэдмова калена знаю. Я — патомак мюрида Хаджи Бэка. Он ишо сто пидисят лэт назад вас рэзал. Эта мая зимля, и я буду чистит ие от сабак нэвэрных, пока ни адново русскава до Валгаграда нэ будит. Понил?

Иван кивнул.

Аслан улыбнулся и подошел к окну. Там группа бойцов готовилась к третьей молитве.

— Аллах акбар! Аллах акбар! — красиво пели они.

— Ну што там пра нас пишут? — не оборачиваясь, спросил Аслан.

— Слышь, Аслан, скажи своим, чтоб по голове не били меня, ладно… Это ж интернет, здесь думать надо… и по-английски много…

Горное утреннее солнце резануло уставшие от темноты глаза, когда открыли люк.

Охранник просунул лестницу. Спустились двое чеченцев. Один держал доску, похожую на кухонную.

Первый положил доску на пол.

— Иды суда, — просто позвал он еврея.

Второй подошел и так же просто потянул его за волосы.

— Я заплачу… Заплачу, — воскликнул еврей.

— Па законам шариата атнимат дэнги у иврэив на видэниэ далнэйшых баевых дэйствий щитаитса законным, — читал Аслан сверху по мятой бумажке.

Еврей вырывался, когда его вытащили на середину подвала. Стоящий там схватил его за руку, а второй два раза сильно пнул по голове. Еврей все понял и извивался, как уж.

— И пака ви нэ будите платыт, ми будим атризат вам палцы, — закончил читать Аслан, развернулся и ушел.

— Я заплачу! — кричал еврей.

Но чеченец уже привычным движением втянул его ладонь на доску, приложил к указательному пальцу нож, положил на нож другую доску и быстро ударил по ней молотком. Еврей закричал. Чеченцы полезли наверх, забрав инструменты и палец.

Еврей продолжал кричать.

Обитатели зиндана молча жались к стенам. Только Маргарет сидела, зажав руками уши.

— Я пытался перевести им, что сказал тогда Аслан, но Джон не понял. Тогда я просто сказал, что они евреев не любят… Можно мне еще сигаретку? — Иван тянется к столу, берет сигарету и прикуривает. За столом сидит человек и внимательно слушает. Рядом с ним видеокамера на штативе. — Про евреев он сразу понял, — продолжает Иван, — а что все это для него делалось… что готовили его… Чё там Аслану эти Семеновы семьдесят штук… — Иван машет рукой. — Ему ведь месяц ничего про выкуп не говорили. Они как… одних бьют, других пугают. Им главное сломать человека, чтобы он сам отдал. Что-что, а сломать они умеют… — Иван затягивается. — Ну, а потом нас увезли…

Их выводили по одному, и каждый прикрывал глаза рукой. Вывели всех, но еврей с завязанной тряпкой рукой до грузовика не дошел. Двое боевиков уверенно подтолкнули его в противоположную сторону. Он беспомощно оглянулся.

— Куда этого? — спросил Иван, первым подойдя к грузовику.

— Пра сэбя спрасы, — сказал чеченец, сильно пнул его и надел на голову мешок.

За ним последовали остальные.

— Это нарушение прав человека! — испуганно заявил Джон по-английски.

Чеченец не возразил, больно ударил его и натянул мешок.

— Маргарет! — крикнул Джон, но вместо ответа получил еще пинок.

Ехали молча. Грузовик сильно трясло. Время от времени кто-нибудь из охранников что-то говорил по-своему.

— Маргарет! — тревожно позвал Джон.

— I’m ОК, Джон! — отозвалась она из глубины машины.

— Малчи, сука! — сказал сидящий напротив чеченец и несильно стукнул ее по голове.

— Это нарушение прав человека, — затравленно сказал Джон.

— Што хочит? — спросил чеченец.

— Пить просит, — сказал Иван.

— Пуст тэрпит, — сказал чеченец.

— Заткнись, Джон, — перевел Иван.

— Куда они нас везут? — спросил Джон.

Иван промолчал. Чеченец просто так передернул затвор. Джон вцепился руками в коленки.

Маленький горный аул, поместье на одну семью, прилепился к горе и, казалось, с трудом удерживался от сползания в бурную реку внизу. По единственной очень узкой дороге, минуя хорошо укрепленные пулеметные гнезда, вполз грузовик.

— Во окопались, — с облегчением сказал Федька, когда с него сдернули мешок.

Иван молча осмотрелся.

— Молчи. Делай, что говорят, — тихо сказал Иван напуганному дорогой Джону, который нервно озирался.

— Зачем нас сюда привезли? — спросил Джон.

Иван сурово посмотрел на него и пошел за охранником.

— Маргарет! — позвал Джон.

Их поместили в тесный зиндан, похожий на огромный кувшин, закопанный в землю, с узкой горловиной и аккуратно выложенными камнем расширяющимися книзу стенами. Сверху он был забран сваренной из арматуры решеткой, запертой на замок. Вниз спустили трехметровую деревянную лестницу.

В яме, на земляном полу, покрытом соломой, облокотившись о стену, полулежал мужчина лет тридцати с худым изможденным лицом. На нем висели остатки офицерской формы без погон.

— Я люблю тебя, Мардж, — шептал Джон Маргарет, встав на колени и нежно держа ее за руку. — Мы выберемся. Мы обязательно выберемся. Я обещаю тебе.