Высоцкий. Спасибо, что живой. - Высоцкий Никита Владимирович

—    Здравствуйте! Нефедов! — Он протянул руку доктору. — Можно вас на минуту в эту комнату?

Он отвел доктора в соседнее помещение. Леонидов двинулся вслед за ними. Володя мрачно глядел в потолок.

Медсестра приставила стул к дивану и начала заполнять вызывной лист.

—    Фамилия?

—    Высоцкий Владимир Семенович, 1938 года рождения, Москва, Малая Грузинская, двадцать восемь, тридцать, — процедил он сквозь зубы.

—    Завтра на концерте будет первый секретарь обкома, мы не можем сорвать...

—    Такие лекарства очень строго учитываются... Запрещено, это подсудное дело.

—    Ну, давайте не будем формальничать... Завтра мы вас тоже приглашаем. С женой и детьми. А главное, не беспокойтесь! Мы заплатим!

—    Что?!

—    Сколько скажете. Не беспокойтесь, все будет хорошо.

Слушая разговор в наушниках, Михалыч вдруг заметил, что магнитофон не записывает.

—    Пленку экономишь? — обратился он к технику Сергею.

—    Да нет, мы записываем только телефоны.

—    Кто приказал?

—    Да всегда так.

—    Вот это, — Михалыч постучал по наушникам, — тоже пиши. Все пиши!

—    А думает, тварь, что он принципиальный... — поддержал его Нефедов.

Володя повернулся к ним с перекошенным от боли лицом.

—    Павел! Твою мать!.. Ты же обещал, что будет...

—    Володя! Не горячись, что-нибудь придумаем...

—    Что ты можешь придумать?

—    Володя! Потерпи, дорогой... клянусь тебе...

Нефедов протянул Высоцкому стакан воды и таблетки.

—    Володя, выпей.

—    На хрена мне твои таблетки?! Ты понимаешь, что я умираю? У меня сейчас... жилы лопнут!

Володя вскочил и заметался по комнате. Распахнул раму. Казалось, он вот-вот выскочит в окно. Перепуганные Леонидов с Нефедовым схватили его за руки.

—    Володя, милый, все билеты проданы, мы не можем отказаться...

Вдруг Нефедов свистнул в два пальца. Повисла пауза. Паша и Володя замерли.

—    Сейчас я все сделаю... — Он с азартом потер руку об руку.

—    Да что ты сделаешь? — заорал Леонидов. — Ты уже сделал! Какого хрена ты ничего не взял?! Что ты вообще можешь?! Приехал!.. Турист!..

У Нефедова глаза блестели как у сумасшедшего.

—    Пошли! — Он схватил Леонидова за рукав. — Володя! Еще десять минут.

—    Толик, помоги мне! — простонал Володя и рухнул на диван.

Нефедов выскочил из номера и побежал по коридору. Леонидов едва догнал его.

—    Ты почему ничего не взял с собой? — спросил он на ходу.

—    Я что, дурак — с собой такие препараты таскать?

Они задыхались — разговаривали на бегу.

—    Ты врач, тебе можно.

—    Врач — значит, срок в два раза больше. В Москве осталось что-нибудь?

—    Полным-полно! Я дома спрятал!

—    Звони Татьяне, пусть везет!

—    Если Володя узнает — он меня убьет!

—    А он доживет? — Нефедов резко остановился. И, не получив ответа, бросил: — Звони!

Перепрыгивая через ступеньки, Нефедов спустился на первый этаж, пересек холл и выскочил на площадь перед гостиницей. Уазик с красным крестом уже тронулся с места. Нефедов бросился было следом, но, поняв, что не догонит, схватил с клумбы сухой ком земли и швырнул в машину. Уазик затормозил, из него выскочил водитель, здоровенный узбек, и направился к Нефедову. Оттолкнув водителя, Нефедов подбежал к пассажирской дверце, сорвал с себя часы, сунул врачу.

—    Хотя бы одну!..

Подоспевший водитель схватил Толика за шиворот и потащил прочь от машины. Нефедов отбивался, и водитель быстрым, уверенным ударом отправил его на асфальт. Но Нефедов упорно поднялся и снова метнулся к врачу.

—    Засунь ты свои принципы в задницу! — Нефедов почти рыдал. — Он же умереть может! Да врач ты или коновал?..

Врач швырнул часы Нефедова на асфальт. Повернулся к водителю:

—    Поехали!

Водитель опять отпихнул Толика, обошел машину и плюхнулся за руль. Машина тронулась с места. Нефедов подскочил к задней дверце уазика. На ходу распахнул ее, запрыгнул внутрь. Медсестра, сидевшая там возле пустых носилок, при виде обезумевшего Нефедова в ужасе забилась в угол и завизжала. Нефедов сразу нашел чемоданчик с препаратами и одним движением распахнул его. Машина снова резко затормозила, и Нефедова бросило вперед, однако он упорно продолжал шарить в чемоданчике. Врач и водитель выволокли его из машины за шкирку, бросили на землю и принялись бить ногами. Уворачиваясь от ударов, Нефедов все же успел подобрать свои часы.

—    Все, все! — кричал он. — Ребята, я понял. Все! Извините!

Убедившись в том, что с медсестрой все в порядке, водитель и врач вернулись на место.

—    Может, вызвать милицию? — никак не мог успокоиться водитель.

—    Не надо, — отмахнулся врач. — А то полночи здесь простоим.

Машина отъехала от гостиницы. Нефедов продолжал сидеть на асфальте. Медленно, очень медленно разжал руку, проверяя, не раздавил ли ампулу, которую успел вытащить из чемоданчика.

—    Триста восемнадцатый, Леонидов.

—    Дай послушать.

Сергей перекоммутировал наушники Михалыча, чтобы он мог слушать телефонный разговор.

* * *

Фридман и Сева сидели на диване в напряжении. Леонидов кричал в телефонную трубку:

—Танюша! Слушай меня внимательно! Под кроватью в кабинете коробка. Бери ее и вылетай. — Он повернулся к Фридману: — Куда ей лететь?

—    Пусть летит в Ташкент, оттуда до Бухары, — зашептал Леня. — Сюда завтра рейсов не будет.

—    Ближайшим рейсом в Ташкент, оттуда доберешься до Бухары... на такси или на автобусе... — продублировал Паша и, опять повернувшись к Фридману, прошептал: —А если поездом?

—    С поездами связываться не надо.

—    С поездами связываться не надо, — послушно повторил Паша. — Билеты? Подойди во второе окно в Домодедово, скажи, что из театра, отстала от группы... Едешь на гастроли в Ташкент. Кассир Лидия Семеновна, запиши. Так! Если билетов нет—иди на подсадку... Места всегда есть, поверь мне... Давай, голубушка, а то случится что-то страшное... Чувствую — подведем мы людей.

Паша положил трубку. Все молчали.

Первым пришел в себя Кулагин:

—    Как она приедет? А если ее с этим дерьмом задержат? Ты соображаешь, что делаешь?

—    А ты что предлагаешь? — спросил Леонидов, глядя в пустоту.

—    Надо с Володей поговорить. Пусть он себя в руки возьмет.

Паша криво усмехнулся:

—    Я бы не советовал сейчас говорить с Володей. А потом, зная Танюху, могу сказать определенно: она уже в дороге, нам ее не остановить.

Дверь в номер распахнулась, ввалился взъерошенный, избитый Нефедов. Леонидов изумленно уставился на него:

—    Ты чего здесь? Где Володя?

—    Спокойно, спокойно. Я решил проблему. Спит Володя.

—    Ну, ребятки, я к себе — полежу. Отдыхайте. Выезд в восемь ноль-ноль, —устало вздохнул Фридман, как будто подвел итог. — До завтра.

—    До завтра дотянем. А завтра... — Нефедов неопределенно развел руками, всем видом давая понять, что завтра он ни за что не отвечает.

для которых и предназначались препараты, которыми он пользовался.

Когда-то давно, еще в другой жизни, он успокаивал себя тем, что в любой момент волен остановиться. Делал паузы, сначала на месяцы, потом на недели. Но паузы сокращались, и вот он уже не может без лекарства.

Выбор простой: или жить как сейчас, или не жить вообще. Несколько раз он решался: «лучше умру», но решимость быстро таяла. И главным был не страх смерти, а обреченное желание жить. И все продолжалось по кругу: «Зачем жить? Это не жизнь. Я все сделал. Уйду—никто и не заметит». И снова: «Нет, я смогу! Я выскочу!» И в жутких бессмысленных мучениях проходило еще несколько дней.

Но иногда, в самые отчаянные часы, вдруг ненадолго, как будто где-то приоткрывалось окно, появлялись слова, строчки, строфы, за которые потом не было стыдно. Только желание снова услышать далекую музыку и, подчиняясь ей, записать неуловимое, но так хорошо знакомое; только это желание и давало силы остановиться и круглосуточно мучиться невыносимой болью, тревогой, стыдом.