Эмиль Верхарн: Стихотворения, Зори. Морис Метерлинк: Пьесы - Морис Метерлинк

Сельский ясновидец

Наставший день был предначертан роком,

И дивный город, зеркало вселенной,

Куда гляделся мир пытливым оком,

Чтоб самосозерцаньем насладиться,

Приблизился к закату славы бренной.

Оппидомань!

Взгляни, к твоим садам,

К твоим мостам, аркадам и соборам

Спешат все дали мира,

Чтобы твоим натешиться позором.

Оппидомань!

Взгляни, твои дома,

Колонны, башни, каждый камень —

Всё, всё кровоточит, и скорбно над тобой

Рыдает погребальный пламень.

Оппидомань! Последний час настал,

И ты погибнешь в пасти жгучей.

Спасенье только в том, чтоб об руку с тобой

На бой

Встал некто, непомерный и могучий.

Старик. О, кто бы он ни был, этот неведомый, — с каким восторгом был бы он встречен! Весь народ — и мы первые — приветственно склонились бы перед ним.

Сельский ясновидец

Тот, кого ты ждешь, старик, —

Он велик, он велик!

И долго вам расти, и долго надо ждать,

Чтобы его постичь и разгадать.

Старик. Он еще не родился.

Второй. Никто не предчувствует его прихода.

Третий. Никто не предрекает его деяний.

Четвертый. А Жак Эреньен?

Пятый. Жак Эреньен?.. Это безумец!

Сцена вторая

У стен Оппидомани. Конный отряд заграждает ворота. Солдаты подготовляют взрыв мостов. На валах и насыпях стоят сторожевые патрули. Генерал, с биноклем в руках, осматривает горизонт и наблюдает за всем происходящим. Между тем курьер приносит офицеру, командующему отрядом, приказ.

Офицер (читает). «Сим воспрещается пропускать в город кого бы то ни было; исключение сделать только для трибуна Жака Эреньена. Необходимо, чтоб он почувствовал, как велика эта милость. Для соблюдения формы сначала отказать ему в пропуске». Подписано: «Правительство Оппидомани».

Эреньен появляется на большой дороге в сопровождении множества оборванцев, женщин, рабочих, фермеров и стариков.

Поняв, что проникнуть в город будет очень трудно, он выходит из толпы и один направляется к офицеру.

Эреньен. Я — из тех, кто не бросает слова на ветер. Оппидомань — это город, где я вырос, страдал и сражался за свои идеи, самые прекрасные из всех, какие может исповедовать человек. Я любил Оппидомань, когда она казалась непобедимой. Теперь я хочу занять свое место в ряду бойцов, умирающих за нее. И я хочу добиться этого для всех, кто пришел сюда вместе со мной, для всех, кого я встретил на своем пути. Я сам побудил их следовать за мною. Я направил к мужеству поток, стремившийся к трусости.

Офицер. Я знаю, кто вы, но не могу изменить полученных мною приказов.

Эреньен. Каких приказов?

Офицер. Никого не пропускать за эту преграду! (Указывает на городские ворота.)

Эреньен

Ужель в подобный час Оппидомань,

Когда все ужасы, вся скорбь, хулы и брань

На спесь ее низверглись разом,

Бездумным росчерком, бессмысленным приказом

Ворота заградит

И доступ воспретит

Всем, кто приносит ей свой разум,

И сердце пылкое, и кровь,

И пламенную, грозную любовь?

Ужели я, глядевший с волнореза,

Как море шумно ей несет

Огромный мир своих щедрот, —

Я, кто любил любовью неподкупной

Великий город мой, прекрасный и преступный —

Мою Оппидомань, отдав ей весь свой пыл, —

Я, кто ей сыном, кто любовником ей был, —

Ужель от стен ее уйду, как пес паршивый?

Приказ! Но ведь подобные приказы губят народ! Кто сосчитает число защитников в часы беспредельной печали? Кто помешает умереть сообща объединенным одной опасностью? Я требую, чтоб вы пропустили всех!

Офицер. Я не могу.

Эреньен приближается к телу своего отца и открывает его лицо и грудь.

Эреньен

Он двадцать лет солдатом прослужил,

Он шел на край земли за вашими вождями,

Сражался возле полюсов, в пустынях и морях,

Три раза пересек из края в край Европу

В веселой буре плещущих знамен,

Под крыльями орлов из золота и света!

Ему ли запретят войти в Оппидомань?

Офицер. Да, как и всем, кто следует за вами.

Эреньен. Так знайте же, что во имя закона, самого ясного, самого простого и самого непреложного, я обращаюсь к вашей человеческой чести. Через несколько дней эта равнина будет покрыта развалинами, трупами и кровью. Вам нужно сказать одно только слово, чтобы сохранить нам жизнь, на которую все мы имеем право. Вы, носящий оружие, вы первый должны оказать нам помощь, которую человек обязан оказывать человеку. Пред этим долгом бледнеет все остальное. Он существовал уже тогда, когда еще не знали ни слова «армия», ни слова «приказ».

Офицер. Разойдитесь, разойдитесь!

Эреньен (оглядывается на огромную толпу, следующую за ним, прикидывает на глаз число солдат и направляется к телу отца). Прошу прощенья у покойника за кровь, которая прольется на его похоронах.

В этот момент генерал, наблюдавший с вала всю сцену, направляется к офицеру.

(Обращаясь к толпе.) Я исчерпал все средства, остается только одно. Вы сами догадываетесь какое… Нас — тысячи, их (указывает на солдат) — ничтожная кучка. Среди них находятся ваши отцы и ваши дети. Они наши… они нас пропустят… Пусть женщины идут первыми: в них не станут стрелять. (Выступает вперед, меж тем как толпа медленно подвигается к солдатам.) Не подчиняйтесь ему. Вы имеете право…

Но генерал уже приближается к офицеру и делает ему строгий выговор. Доносятся слова «бестактность», «безумие». Генерал быстро направляется к Эреньену и приветствует его.

Генерал. Жак Эреньен, вы войдете в Оппидомань. Правительство готово принять вас.

Эреньен. Наконец-то! Я знал, что я вам нужен, что вам же лучше, если я с вами. (Указывая на толпу.) Но все они последуют за мною, — старики, дети, женщины войдут к вам в город, и все они принесут пользу. А ты, отец, будешь покоиться в могиле, где уже спят двое моих детей.

Генерал не отвечает. Солдаты расступаются. Жак Эреньен и несколько рабочих вступают в город, но как только они проходят через ворота, внезапно, по команде офицера, ряды смыкаются снова. Тело Пьера Эреньена, носильщики, старики, женщины и дети оттеснены. Подоспевшие батальоны оказывают поддержку страже. Жак Эреньен поражен. Он пытается проложить дорогу назад. Слышны его крики: «трусость», «предательство», «подлость». Но шум