Портрет лива в Старой Риге - Гунар Рейнгольдович Приеде

наоборот, обругала самым отвратительным образом и выгнала.

Ю р и с. Что она тебе сказала?

Л и н д а. Она? Важны ведь не слова, а тон, каким это говорится. У другого те же самые слова, возможно, прозвучали бы совсем иначе, в ее же устах, хотя она ничего такого вообще-то и не сказала, это было столь оскорбительно и столь противно, что я после этого громко завыла… И за что, за что, я тебя спрашиваю, я должна была это услышать? За что я заслужила такое? За свое доброе сердце? Когда я сюда ехала, мне что, сказал кто-нибудь, что ты совершенно изменился? Нет, я ехала к тому самому Ворчуну, но я ехала, потому что чувствовала, я нужна здесь!

Мужской голос в соседском саду начинает песню в сопровождении гитары, а все гости подхватывают припев.

Линда замолкает, демонстративно вытирая носовым платочком слезы.

Они с Юрисом слушают песню:

«Цыганка молодая,

Как ночь ты провела?

Цыганка отвечала:

— Я в таборе была!

О, дайте ей гитару,

Налейте ей вина,

Пришлите ей мальчишку,

В кого та влюблена!

И дали ей гитару,

Налили ей вина,

Но — не пришел мальчишка,

В кого та влюблена…»

Теперь сольную партию в песне ведет высокий женский голос:

«Мальчишки вы, мальчишки,

Холодные сердца,

Вы любите словами,

Но сердцем никогда».

Песня смолкает, и раздаются аплодисменты, смех, звон рюмок.

Л и н д а. Во была песня, это я понимаю… Все вы такие, все как один… пользуетесь только…

Ю р и с. Ты сказала, наш дом продан?

Л и н д а. Со всей мебелью и всем остальным. Но деньги, которые твоя мама получила за отремонтированную «Волгу», она отдала семье шофера другой машины, хотя, по правде говоря, он тоже был виноват, да и не такой уж он инвалид, потому что снова работает, только не в том месте.

В соседском саду слышится голос Видвуда.

Линда прислушивается.

В и д в у д (его не видно; поет).

«Запою-ка ночью песню

Темно-голубую я…

Запою-ка ночью песню

Темно-голубую я!»

Расма, это вы? Почему вы убегаете?

Л и н д а. Нет, это я!

Видвуд умолкает.

Умолк… Мы ужасно встревожились, видите ли… Юри, ну? Что теперь будет? Ты и вправду допустишь, чтобы я осталась в чужом городе на улице и без копейки в кармане?

По ступенькам торопливо спускается Расма.

Линда, вздрогнув, оглядывается.

Р а с м а. Линда, что я тебе вчера сказала?

Л и н д а. Ваш сын взрослый человек и сам может…

Р а с м а (прерывает ее). Уходи, пожалуйста, и никогда больше не приходи к нам.

Л и н д а. Я прихожу, извините, не к вам, а к…

Р а с м а. Линда!

Юрис, до этого опиравшийся о косяк двери, садится в кресло рядом с дверью.

Л и н д а. Юри, не позволяй ей. Ты меня звал, и я тут, но твоя мамочка, видать, боится, что впредь она не сможет больше свободно распоряжаться деньгами, которые она, вовсе тебе не докладывая, получила за дом…

Р а с м а. Юри, ночь прохладная, не лучше ли тебе пойти в комнату?

Л и н д а. Если ты позволишь ей меня выгнать, я пойду вниз и брошусь в море, серьезно тебе говорю…

Ю р и с (тихо). Мама…

Р а с м а. Ну?

Ю р и с. В чем ты ее упрекаешь?

Р а с м а. Я твердо решила никогда тебе этого не говорить, никогда.

Ю р и с. Почему?

Р а с м а. Это касается твоего отца.

Ю р и с. Скажи, прошу тебя. Я должен знать.

Р а с м а. Может, теперь, Линда, ты уйдешь по-хорошему?

Л и н д а. И не подумаю. А в том, что вы грозите обо мне высказать, вовсе ничего такого ужасного и не было, если хотите знать мое мнение.

Р а с м а. Тебе в самом деле так кажется?

Л и н д а. Я сама могу ему рассказать, только при чем тут его отец, это касается лишь меня, и никого другого.

Р а с м а. Не пойму, что ты за человек. Глядя на тебя, мне становится страшно.

Ю р и с. Мама…

Р а с м а. И все же я должна тебе сказать, чтобы ты понял, что она…

Ю р и с. Говори.

Р а с м а. Вчера ты спросил меня, сын, почему я закричала, увидев на своей кровати Линду… Потому что это было не впервые.

Ю р и с. Не впервые?

Линда отворачивается.

Р а с м а. Разве папа тебе не сказал, когда вы ехали в Вентспилс, что я от него ушла?

Ю р и с. Нет. Разве ты тогда…

Р а с м а. Ни слова?

Ю р и с. Ни слова. Папа только был очень мрачен и много пил, но…

Р а с м а. И гро ничего не сказала?

Ю р и с. Гро?

Р а с м а. Я смутно догадываюсь, что она, гро, именно потому и ехала с вами в Ригу… Прекратим этот разговор, ты неважно себя чувствуешь…

Ю р и с. Нет, я только… Рассказывай. Ты сказала, что это было не впервые… Когда было впервые?

Р а с м а. Папа знал, что я на неделю уехала в командировку в Москву, но я прилетела раньше, отпираю дверь нашего дома, вхожу в спальню и… (Смотрит на Линду.)

Л и н д а. Вы лжете, если хотите сказать, что… Юри, твоя мама лжет!

Р а с м а (внимательно вглядывается в сына). Юри…

Юрис упорно смотрит в одну точку, и на сцене наступает почти полная темнота, такая, которая в данный момент существует вокруг Юриса, так что Расма и Линда, стоящие по обе стороны от него, смотрятся лишь силуэтами.

В саду Розановых звучит гитара.

Третий силуэт, который спускается вниз по лестнице, должно быть, В и д в у д.

Л и н д а. Как вы можете так врать, так низко! Правда была в том, что…

Р а с м а. Замолчи!

Л и н д а. Я его люблю, хотя он всегда вел себя со мной отвратительно, чтобы не сказать большего, и для меня не важно, что сейчас его считают убийцей трех человек и после выздоровления будут судить, я готова и на это, лишь бы быть с ним!

В и д в у д. Линда, что ты говоришь, какой ужас…

Л и н д а. Тебе-то какое дело, старый козел?

В и д в у д. Линда, Линда…

Л и н д а. Юри, ты к нему ревнуешь, поэтому сейчас в твоем присутствии я заявляю ему, что он преспокойно может отправляться назад к жене и детям, я разрешаю!

Р а с м а. У меня нет слов. Неужели ты не видишь, что происходит с Юрисом?

В и д в у д. Расма, сбегать за врачом?

Л и н д а. Юри!

Р а с м а. Уйди, или я тебя… Нет, Видвуд, не нужно, я сама… Я знаю, что надо делать. Только помогите мне внести его в дом.

В и д в у д. Разрешите… (Поднимает Юриса вместе с креслом и с помощью Расмы уносит в дом.)

На сцене снова становится