Пьесы. Статьи - Леон Кручковский

окну, открывает его, затем возвращается и внимательно смотрит на Михала и Иеронима.) Ну что ж, мои дорогие? Давно пора посмотреть, как эти существа выглядят… Как они выглядят наяву…

Внезапно за окном раздался нестройный звон колокола, чувствуется, что звонит кто-то неумелый. Все удивленно смотрят друг на друга.

И е р о н и м (высовывается в окно, хохочет). Да это же они! Павел и Кароль, кто же еще! Я говорил вам, что они остались возле кирхи. Вот сопляки!

М и х а л. Что за идея!

Я н (восхищенно). Что за звуки!

И е р о н и м (суеверно). Тьфу! Не накликали бы беды…

Колокол звучит все громче.

З а т е м н е н и е.

Постепенно сцена вновь освещается. Обстановка та же. На столе зажженная керосиновая лампа. На окнах маскировочные шторы. Пауза. Тихо хлопнула входная дверь, послышались шорохи и шаги. Во внутреннюю дверь робко стучат. Неуверенно входит  Д о к т о р, за ним — двенадцатилетняя  Л о р х е н, потом семнадцатилетняя  Л ю ц ц и. Двери за ней остаются открытыми. Доктор несет узел с постелью, девушки — чемоданчики и узелки.

Л о р х е н. Папочка, здесь же никого нет.

Л ю ц ц и (в дверях). Инга, что ты там копаешься? Почему не входишь?

Входит девятнадцатилетняя  И н г а. На голове ее темная шаль, которую она придерживает рукой так, что лица почти не видно. Инга прикрывает за собой дверь и останавливается у порога. Доктор подходит и гладит ее по плечу. Из глубины квартиры доносятся мужские голоса. Появляются М и х а л, Я н  и  И е р о н и м.

Д о к т о р. Вот и мы, вся компания… Это маленькая Лорхен. Это Люцци, если можно так выразиться — самая большая реалистка из всей троицы… А вот там она, Инга…

М и х а л. Очень приятно… (Яну и Иерониму.) Ну вот, принимайте, это его дети…

И е р о н и м (Яну и Михалу). Странно, но вдруг я почувствовал себя толстым и неповоротливым, как вол.

Я н. Как вы думаете, нам, пожалуй, тоже нужно представиться? (Доктору.) Меня зовут Ян, вот это — Михал, а это — Иероним.

Д о к т о р. Уверяю вас, эти имена останутся в наших благодарных сердцах.

И е р о н и м (с достоинством). Стараемся при любых обстоятельствах быть людьми, просто людьми. (Яну и Михалу.) Кажется, прозвучало не слишком красиво, да и голос у меня погрубел… Ну говорите же что-нибудь, вы помоложе меня.

М и х а л. Начнем с самой младшей. (К Лорхен.) Если у тебя, маленькая, нет дяди, можешь считать меня кем-то вроде него.

Л о р х е н. У меня был дядя, но его убили на фронте.

Л ю ц ц и (с улыбкой). Будем надеяться, что не вы и не эти господа убили его…

Д о к т о р. Ах, Люцци, ну что ты выдумываешь?

Я н. Это не так уж глупо, доктор. Если этот дядя воевал в Польше, то не исключено, что его убил один из нас. Я сам был хорошим стрелком. Разумеется, пять лет назад.

Д о к т о р. К счастью, он погиб немного позже, в Бельгии. К тому же… Ведь я говорил тебе, Люцци, что эти господа пять лет промучились в нашей немецкой неволе и все-таки согласились позаботиться о вас.

М и х а л. Я полагаю, что лучше не говорить о вещах, придуманных взрослыми… таких, как неволя. Вы согласны, доктор?

Д о к т о р. Вы правы, правы — зачем говорить об ужасах, которые тем более уже кончаются.

Л ю ц ц и. О чем же мы будем говорить? Инга! Может, ты нам подскажешь?

Все смотрят на Ингу.

Д о к т о р. Оставь ее в покое, детка… (Инге.) Ты, наверное, хочешь пройти в комнату, которую уступили нам эти господа?

И н г а (равнодушно). Как скажешь, отец…

И е р о н и м. Ваша комната уже готова. Мы притащили туда матрацы, поставили свечи и натопили печку. Это все, что мы могли сделать.

Д о к т о р. Вы чрезвычайно любезны.

Я н. Увы, наша любезность кратковременна. Мы скоро уедем.

Л ю ц ц и. И куда же вы поедете?

Я н. Домой. Разумеется, если дома наши еще существуют.

И е р о н и м. К нашим детям…

Л о р х е н (Яну). У вас тоже есть дети?

Я н. Еще нет.

Л о р х е н (показывает на Михала). А у него?

Я н (после паузы). Уже нет.

Инга поднимает голову и пристально смотрит на Михала.

Д о к т о р (смущенно). Что за времена настали! Не знаешь, о чем разговаривать с детьми. Плохо — о вещах, придуманных взрослыми, и еще хуже — о детях.

И е р о н и м. Давайте лучше потолкуем об ужине. Скоро пять часов, надо что-нибудь придумать. Доктор, вы любите картофельные оладьи с салом?

Д о к т о р. Я перекушу дома. Помогу только девочкам устроиться и пойду.

Ян, Михал и Иероним озадачены.

М и х а л. Как так? Вы не будете ночевать у нас?

Д о к т о р. Нет, господа. Я единственный врач во всей округе и должен ночевать в своей квартире. Таков мой долг.

Я н. Признаться, это для нас неожиданность. Наше предложение относилось и к вам, доктор. Короче, вы должны остаться с нами.

И е р о н и м. Я даже не представляю себе, что могло бы быть по-иному. Говорю как отец пятнадцатилетней дочери.

Д о к т о р. И все же, простите меня, я обязан защищать свою точку зрения. Врач, как солдат на посту, должен быть там, где его в случае беды будут искать. В городе как-никак есть люди, к тому же иностранцы, освобожденные из лагерей и с принудительных работ. И я, немецкий врач, чувствую себя особенно обязанным по отношению к ним. Да, разумеется, ночью я должен находиться по своему адресу.

Я н. Видите ли, нам кажется, что это несколько усложнит дело. Как бы вам объяснить? Да еще не известно, что скажут ваши дочки. С этим тоже надо считаться.

Л ю ц ц и. Мы привыкли во всем слушаться отца.

Д о к т о р. Да, господа, девочки хорошо понимают наше положение… в некотором роде совершенно исключительное. Мы, в сущности, можем выбирать из двух зол меньшее. Ведь лишь теперь, благодаря вашему благородству, у нас появился какой-то третий выход, который поможет нам избавиться от самого худшего.

И н г а (подходит к Доктору, берет его под руку, отводит в сторону, тихо). А может быть, ты все же останешься с нами, отец? Хотя бы на эту, первую ночь…

Д о к т о р. Ты хорошо знаешь, что у меня свои, нерушимые принципы. Впрочем, я уверен, и без меня вы будете здесь в полной безопасности. Эти господа — офицеры, люди чести. И они, мне кажется, тоже придают большое значение отцовским чувствам… (Возвращается на прежнее место.) С вашего разрешения, я на минутку пройду с детьми в ту комнату.

И е р о н и м. Пожалуйста, я вас провожу. (Зажигает свечу и уходит налево.)

Д о к т о р  и  д е в у ш к и  идут за ним. Ян и Михал некоторое время молчат, не глядя друг на друга.

М и х а л (внезапно обозлившись). На меня не рассчитывайте. Я ухожу!

Я н. Не понимаю.

М и х а л. Не желаю участвовать в этой идиллии. Старый болван! Его мир рушится, а он держится за свои принципы. Такие люди не