Сквозное действие, или Как стать драматургом - Александр Михайлович Галин

которая в пятидесятых годах именовалась коком.

А л г е б р о в. Холодно в Петрополе… Воркутиночка поддувает — оттуда. Извините за, так сказать, вторжение.

И г о р ь. Ничего, ничего.

А л г е б р о в. Борис Андреевич. (Направился к Ларе, поцеловал руку, кивнул Таше.) Вас, наверное удивила моя фамилия — Алгебров? Однако она имеется в анналах истории. Мой пращур был членом Российской академии при самом основании. Посему и фамилия ученая, данная за серьезные заслуги. Другой мой предок участвовал в декабрьском восстании, стоял на…

И г о р ь. Борис Андреевич. Конкретно: что нужно? Сядьте на секунду и скажите.

А л г е б р о в (покорно сел и тут же встал). Извините, после холодной улицы всегда… Туалет?

И г о р ь. Туда.

Алгебров вышел.

И г о р ь. Эх, призывал прокатиться в Карелию — подышать фитонцидами, или как их там, — и не было бы в нашей жизни Арифметикова. Надо продезинфицировать потом унитаз. Ташуль, пойди пока к себе… Жалко, хотел позвонить в больничку узнать, жив тот бедолага, нет…

Л а р а. Умер.

И г о р ь. Откуда ты знаешь?

Л а р а. Сделала то, чего не сделал ты. Позвонила в больничку. Сначала участковому, потом в больничку.

И г о р ь. Почему же ты не сказала раньше?

Вернулся  А л г е б р о в, сел, достал трубочку.

И г о р ь. Борис Андреевич. Мы еще не завтракали. Выходной нынче.

А л г е б р о в. Информация у меня краткая. Тот человек, который упал с откоса, — скончался.

И г о р ь. Это прискорбно.

А л г е б р о в. Ему было чуть за пятьдесят. Мое поколение. Уходим. Болезни, трагические совпадения, стрессы. (Оглядывает комнату.) У вас все хорошо? Полный порядок? (Помолчал.) Участковый зарегистрировал несчастный случай. От вас, Игорь, как от свидетеля, потребуется подпись под протоколом.

И г о р ь (положил руку на плечо Алгеброву). Слушай, мил друг, у меня нет трубки Раппопорта, да и не мое дело: проверять — пил ты или курил анашу. Но я могу набрать ноль два и пригласить соответствующих товарищей. Зачем тебе этот кайф? В милиции тебя наверняка знают, начало месяца, у них еще план недобран. Иди. На Новгородскую уже цистерну с квасом завезли. Распечатывают. Ну?.. Таль. Я просил побыть пять минут без нас.

А л г е б р о в. Кто же будет нести ответственность? Кого надо поставить под рентген правосудия? Кто виноват в смерти этого человека?

Игорь покачал головой — дескать, придется набрать 02.

Нет, я никогда не исхожу из голого факта. Я исхожу из комплекса: кто преступник, почему, мотивы. Ибо в точку преступления сходится вся жизнь, прошедшее, будущее, вся генеалогия… (Вскочил.) Если бы мне показалось, что это только случайный инцидент, нечто неорганичное, вступающее в противоречие с духовной сущностью совершившего… О, в таком варианте я бы пренебрег всеми фактами в мире. Потому — что́ есть факт? Ничтожность, мизер, бесконечно умаляющаяся величина, антитело, которое… Вы, Игорь, убили этого человека. Вы, вы! Ясно?

И г о р ь. Ясно.

Т а ш а. Как вам не совестно, Алгебров! Выпили, так…

А л г е б р о в. Нет!

Т а ш а. У вас на пальто сзади зеленые полосы. Сели, наверное, на крашеную скамейку?

А л г е б р о в. А, понял. Вы думаете, я — абстрактно, так сказать фигурально? Дескать, убил — вообще? В идее, так сказать? Просто своим существованием на земле? Нет, Игорь. Ты убил реально. Жестокое, подлое убийство преступника, убежденного в безнаказанности. Но безнаказанности нет. Я, Игорь, был в этот момент на набережной — вы меня не видели. Я сидел на дровах — там, на газоне, большой газон, все так и зовут «большой газон», — там печка. Печка-самоделка, там работяги с завода варят гудрон, у них много крыш с мягким покрытием, заливать, на заводе печку нельзя, пожарники против… Сижу, курю. И вдруг вы, жигуленок, шестерочка, щелк дверцей, сигаретку в зубы… А рядом ограда, звено на ремонте, на нем проволочка и фанерка, и на ней ярко-ярко: «Осторожно! Ведутся работы!» Вы стоите, я сижу, а тут человек, ближе-ближе, задумался, головы не поднимает… (Дрожит от возбуждения.) И тут, я вижу, вы берете и поворачиваете фанерку изнанкой. Изнанкой! И усмехаетесь своей издевательской усмешкой. Стечение обстоятельств. Он хотел опереться, надписи не видно, и… Я далеко, не успел. Не мог… Зачем вы его убили?

И г о р ь. Да-а… Веселый сюжетик.

Алгебров опустился на стул. Игорь, Лара, Таша стоят.

А л г е б р о в. Хотите спросить: почему именно я пришел вестником справедливости? Вестник. По-старославянски — бирюч. Когда-то журнал выходил «Бирюч»… Ты меня в самом деле не видел, Игорь?

И г о р ь. В самом деле, Боря.

А л г е б р о в. Странно. Хотя… Это довольно далеко, дрова. Это я еще допускаю.

И г о р ь. Что ж ты, Боря, никак не проявил себя? Не помог мне тащить пострадавшего, вызывать «скорую»? Это тоже странно.

А л г е б р о в. Я… У меня все похолодело, сжалось, я… я не ус…

И забарахтался на полу. Это Игорь рывком выдернул из-под него стул.

И г о р ь. Параша. Сучье ухо. Вошь тифозная… Простите, девочки. Всплыло дворовое детство. Как-никак три привода имел.

Очень не сразу Боря Алгебров поднялся, долго не мог найти трубочку. Долго не мог сообразить, что случилось.

Т а ш а. Неудачник. Дома небось только продавленная тахта и хромоногая табуретка. Во Франции таких называют клошары.

А л г е б р о в. Что вы сказали, девочка? (Пошел.) Когда к вам снова придет замерзший человек — обязательно предложите ему стакан горячего чаю. Даже если он перед этим сжег город. (У стеллажа задержался; удивленно.) «Наука и жизнь», Марина Цветаева, зарубежный роман двадцатого века… Все, как положено. Как в лучших домах. А это что? (Смотрит на стоящую на стеллаже бутылку.) Новая мода — собирать в бутыль из-под шампанского гривенники? Сколько ж сюда влезет? От моды, значит, ни в чем не отстаете, молодцы. Желаю дальнейших успехов… Само собой, показания свои я предоставлю соответствующим инстанциям. (Ушел.)

И г о р ь. Вот сволочь.

Т а ш а. Больной человек — чего требовать!

Молчание.

Л а р а. Противно.

И г о р ь. Вот именно. Как вспомню это ползающее обезьяноподобие.

Т а ш а. Вы простите, но в двенадцать у нас мероприятие. Привезли пленку, выступления олимпийцев. Будут прокручивать на видике. Не хочется пропускать. Не усугубляйтесь, ладно? (Вышла.)

Л а р а. Игорь. Скажи: что все-таки было на набережной? Только то, о чем ты рассказывал? Ты стоял, человек шел, упал. Все?

И г о р ь. Вопрошаешь почти как прокурор. Не рано ли? Я изложил вам, подруга жизни, всю историю. А чего не изложил — того вам и знать не треба. Чуете?

Л а р а. Я очень боюсь за тебя, Игорь.

И г о р ь. А ты не бойся.

Л а р а. Последнее время с тобой происходит что-то непонятное. Этот жуткий подначивающий тон, которым ты доводишь сотрудников. Мне страшно подумать, что…

И г о р ь. …Товарищ Алгебров сказал истину? Вон он. Даже с нашего четырнадцатого видно: стоит в будке и крутит диск. Дозванивается до органов правосудия? Спустись, вырази солидарность.

Л а р а. Подлец! (Схватила чашку — и об пол.) Подлец!

И г о р ь. Бей мельче — собирать легче! (И хвать об пол бутылку с гривенниками.)