Пьесы. Статьи - Леон Кручковский

странный городок? Пока не стемнело, а? Кто со мной? Кароль! Иероним!

И е р о н и м. Пожалуй, поброжу немного: загляну к нашим, посмотрю, как они устроились.

П а в е л. Тогда не будем терять время. Пошли. Я видел где-то магазин с музыкальными инструментами. Не мешало бы патефон прихватить или еще какую-нибудь музыку…

К а р о л ь. И я с вами. В печке уже потрескивает. (Михалу.) Только не забывай подкидывать дров. Они в сарайчике во дворе.

П а в е л (у двери). И поройтесь как следует в кладовке. Поскольку мы остались без женщин… Не так. Поскольку у нас еще нет женщин, хотелось бы сегодня по крайней мере изысканно поужинать.

П а в е л, И е р о н и м  и  К а р о л ь  уходят.

Я н (встает, потягивается). Кости ломит после ночевки в столярной мастерской. (Осматривается.) Интересно, что теперь делают эти Клюге. Наверно, без конца думают о своей мебели, об этой лампе, висящей над столом… А может быть, даже и о нас, если обладают чуточку фантазией?

М и х а л. Да уж так думают, что даже здесь душно стало… Призраки, понимаешь, их испуганные призраки следят за нами из всех углов, подсматривают, что мы делаем с их добром, «накопленным честным трудом…». (Открывает дверку печки.)

Оба задумчиво смотрят на огонь.

Я н (после паузы, тихо). Радуешься, старик?

М и х а л. Чему? Теплу?

Я н. Нет, что покончено… со всем этим… что возвращаемся…

Михал не отвечает, резко нагибается и подбрасывает дрова в огонь.

Отодвину-ка эту галантерейную красотку, а то в самом деле поджарится. (Рассматривает манекен.) Когда стемнеет и зажжем свечи, она станет как живая…

Михал с шумом захлопывает дверцу.

Думаю, дня три еще придется пожить здесь, пока организуют какой-нибудь транспорт до Варшавы.

М и х а л. Я могу хоть несколько недель. Здесь ли, в другом месте… Ты же знаешь — мне не к кому возвращаться… (Подходит к окну, смотрит на улицу.)

Ян идет за ним, обнимает, и оба молча смотрят в окно.

(Настороженно.) Слышишь? (После паузы.) О, снова!

Я н (удивленно прислушивается). Фронт! Так он еще существует? Я думал, что никогда уже не услышу.

М и х а л. Не горюй. Это последние артиллерийские вздохи.

Я н. С трудом верится, что еще вчера мы были там, на той стороне…

М и х а л (иронически, с ложным пафосом). «Огненный вал пронесся над их головой, и они почувствовали себя свободными». Здорово, а?

Я н. Странное время. Фронт в тридцати километрах, а тут тишина, как зимой в лесу. Люди, жившие здесь из поколения в поколение, покинули этот городок, а в их домах — мы, обладатели нашей удивительной, обретенной вчера свободы…

М и х а л. С которой не знаем еще что делать!

Я н. Именно. Как с запоздавшей находкой…

М и х а л. Сказать по правде, я немного боюсь.

Я н. Чего, старина?

М и х а л. Не знаю, хватит ли у меня мужества начать все сначала. Мы уже не те люди, которых пять лет назад посадили за колючую проволоку. А мир, наверно, изменился еще больше, чем мы.

Я н. Это хорошо. Тот, что нам знаком, не был лучшим из миров.

М и х а л. Но может статься, что и не наихудшим. Черт его знает, может, я боюсь именно этого разочарования? Ты в самом деле думаешь, что сохранилось еще что-то, что может нам напомнить настоящую жизнь?

Я н. Да, что-то такое где-то, наверное, есть. Купание в реке, весенний выезд на трамвае, свидание с девушкой в кафе… Я уже набрался смелости думать, что все это на самом деле будет со мной, с тобой, с каждым из нас… Да. И с тобой, дорогой.

М и х а л (после паузы). Моему мальчику исполнилось бы сейчас девять лет. Вот было бы невиданное счастье — снова почувствовать в руке теплую детскую ручку… А я… я даже не знаю, где они похоронены, мой мальчик и она, Юлия…

Я н. Но мы должны вернуться не только к нашим умершим. Не сердись на меня, но женщина, ребенок — все это может прийти. Ты ведь сам сказал, что, в сущности, мы теперь ничего о себе не знаем. Порой мне кажется, что в каждом из нас кроме того человека, которого мы видим в зеркале во время бритья, есть еще другое, неведомое нам существо, выращенное там, за колючей проволокой…

М и х а л (насмешливо). Опасное для окружающих, да? Боишься, что мы можем взорваться? Если это так, то, честно говоря, лучше пойти на фронт…

Я н. Кто знает! Может быть! В конце концов, после этих кошмарных пяти лет нам полагается что-то возвышенное, хотя бы славная смерть на поле боя. До сих пор и слава и смерть обходили нас.

М и х а л. Этого, мой дорогой, нам уже наверстать не удастся. Смерть заканчивает свою великую жатву, а распределение славы уже произошло. Короче, мы оказались лишними. История, словно разгневанный учитель, выгнала нас из класса, а теперь мы, крадучись, возвращаемся, и никто нас даже не замечает.

Входит  И е р о н и м.

Ты что? Уже вернулся?

И е р о н и м. Нашел Яну врача. Он сейчас придет сюда.

Я н. Настоящий врач?

И е р о н и м. Здешний. Немец. Это единственная семья, которая решилась остаться в городе. Они живут через два дома, почти рядом с нами. Сейчас он придет сюда, осмотрит твою руку.

М и х а л. Как же ты его нашел?

И е р о н и м. Обыкновенно. Увидел табличку на воротах: «Часы приема — от трех до пяти». А так как время было как раз подходящее, я решил проверить, верна ли табличка. Стучу раз, второй, и представьте, за дверью слышу какой-то шепот, затем заскрипел засов, и я не поверил собственным глазам и ушам. Подумайте только, он действительно принимает, этот доктор. «О, — говорит он мне, — если б я уехал, то обязательно снял бы табличку, чтобы не вводить людей в заблуждение…».

Я н. Врешь как собака, старик! Не поверю, что он так сказал.

И е р о н и м. Проверь, он сейчас придет. Когда он появился в дверях, я тоже вначале подумал, что это какое-то местное привидение. В первую секунду мне даже стало не по себе — захотелось просто драпануть…

М и х а л. Ведь вас же было трое?

И е р о н и м. Я был один. Павел с Каролем остались возле церкви… Им взбрело в голову поиграть на органе… Но все же я не удрал. Признаюсь, я даже не знал, как разговаривать с ним, с этим врачом, — просить или приказывать. Он — немец, но, как бы там ни было, мы отвыкли от людей, одетых в обыкновенные пиджаки. Не смейтесь, но его галстук произвел на меня большее впечатление, чем лицо. Наверно, поэтому я сделал непростительную глупость. Вместо того чтобы сказать: «Вы должны немедленно явиться в соседний дом, в квартиру неких Клюге», — я попросил: «Не откажите в любезности заглянуть в такой-то дом…» Хотя нет, это