Занавески - Михаил Алексеевич Ворфоломеев

бы тебе их дал?

К у з ь м а. Люди! Все бы село на ноги поднял!

Н а д я. Ладно, успокойся.

К у з ь м а. Душегуб я!

Н а д я. Папа!

К у з ь м а. Останови ты эти часы!

Н а д я. Что они тебе сделали?

К у з ь м а. Действуют!

Надя останавливает ходики.

Н а д я. Лучше?

К у з ь м а. Лучше не будет…

Н а д я. Как же время будем узнавать?

К у з ь м а. На что оно нам… Мы теперь лишние люди!

Н а д я. Вот увидишь, все будет хорошо! Я поступлю в институт, закончу его, и уедем мы с тобой!

К у з ь м а. Радость ты моя… Куда же мы поедем? Некуда нам ехать.

Н а д я. Мне направление дадут.

К у з ь м а. Я-то чего буду делать?

Н а д я. Дома будешь сидеть! А я тебе конфеты буду покупать разные!

К у з ь м а. Будешь, да не мне… Муженьку своему!

Н а д я. Я замуж не пойду…

К у з ь м а. Ой ли? А как же учитель?

Н а д я. Он на меня не смотрит…

К у з ь м а. Н-да… Ему, конечно… Ему городская нужна! Мы чего можем?

Н а д я. А не посадит он тебя?

К у з ь м а. Кто?

Н а д я. Председатель!

К у з ь м а. Скажешь тоже!

Н а д я. А вдруг?

К у з ь м а. Так я же… Ох ты, господи… Ты-то как без меня?

Н а д я. Не во мне дело!

К у з ь м а. Пропади оно все пропадом! Посадит, сяду! Сяду, едри его в корень. Потому как я без коней! А Петр сказывал, что у их в колонии кони были!

Н а д я. Папа, а я?

К у з ь м а. Сиротинушка ты моя горькая… Пойтить, что ли, прощения попросить?

Н а д я. Нет. Только не это… Не унижайся…

К у з ь м а. В жизнь никого не бил, а тут на тебе. Так ведь он, злодей, коней загубил! Я их выходил, вынянчил! Они же мне заместо детей были! А их — на колбасу… Надька! Чтоб я больше колбасы всякой не видывал в доме!

Н а д я. Да мы и так ее мало берем…

К у з ь м а. До чего дожили! Коней жрем! Эдак друг дружку жрать станем! Да как же это я их самовольно… Надюха, я-то государству! Ну, думаю, в другом месте работать будут… А они, выходит, на том свете теперь…

Н а д я. А отдал ты их кому?

К у з ь м а. В контору, едрена корень! Сидит мужик, записывает чего-то. Квитанций написал мне и говорит — гуляй! Я ишо тому мужику-то говорю — напой коней! А он — ага, грит, напою…

Открывается еще одна занавеска. За столом в очках сидит  П о л и н а. Входит  М о т р я.

М о т р я. Все гуляют, одна ты сидишь!

П о л и н а. Ты чего пришла?

М о т р я. Опять чего-то пишешь? Все пишешь… Ох, пропишешь мужика. А он у Горюновых гуляет.

П о л и н а. Что у них за праздник?

М о т р я. Во! Так завтра квартиры давать будут!

П о л и н а. Ну и что?

М о т р я. Во! Так потчуют твоего, чтоб дал!

П о л и н а. Выпить хочешь?

М о т р я. Это когда я отказывалась?

П о л и н а. Садись, выпьем…

М о т р я. И правильно! Чой-то мужикам гулять, а нам нет!

П о л и н а (наливает). Разве это гулянка?

М о т р я. Ой, Полина, не гулянка это. Горе это горькое. Бабье наше горе. А вот у тебя матушка еще строже была! Не приведи господи матюгнуться при ей! Как глянет — ровно кипятком обдаст! Царство ей небесное! (Выпивает.) А Лизка-то эта! Он же ее аж завмагом заделал! Задище что у кобылы! Мужикам того и надо. Так и льнет, так и льнет к ему!

П о л и н а. Хватит тебе!

М о т р я. И еще чего расскажу! Мужика твово Кузьма бичом обиходил!

П о л и н а. Что ты говоришь?!

М о т р я. Во! Так видела! Говорят — за коней это он!

П о л и н а. Кузьма… Вот так подкузьмил…

М о т р я. А твой-то и говорит — посажу!

П о л и н а. Что?

М о т р я. Ага! Они уж там какую-то бумагу пишут! Горюнов пишет! Сам-то говорит, а эти, прости господи, пишут!

Занавес закрывается. Входят  Г о р ю н о в, П о с п е л о в, Л и з а.

П о с п е л о в (кричит). Кузьма!

Входят  К у з ь м а, Н а д я.

Суши сухари! Видал? (Показывает бумагу.)

К у з ь м а. Чтой-то?

Г о р ю н о в. В милицию на тебя написали жалобу! За нанесение телесных оскорблений товарищу председателю! При свидетелях.

К у з ь м а. А кто видел?

Г о р ю н о в. Мы, к примеру!

К у з ь м а. Так что!

П о с п е л о в. А то! В пьяном виде учинил дебош, теперь сядешь!

Н а д я. Федор Константинович, пожалуйста…

П о с п е л о в. Что пожалуйста?!

Н а д я. Простите его…

Г о р ю н о в. Этак всем простить можно? Вы, Федор Константинович, не размягчайтесь!

Н а д я. Пожалуйста!

Л и з а. Да прости ты его!

П о с п е л о в. Гм! Погляжу. Ты у меня теперь вот где!

Н а д я. Он больше не будет! Честное слово!

Г о р ю н о в. Еще бы он посмел! Глазами-то не води! Пред кем стоишь!

Г о р ю н о в а. Если каждый конюх станет власть обижать, что будет? Бунт! Мы вам побунтуем!

К у з ь м а. С горя я… Не желая того, конечно.

П о с п е л о в. «Не желая». У, рожа!

Н а д я. Нельзя так!

П о с п е л о в. Поговори, соплячка!

Л и з а. Ну, пошли, пошли. А то напугал мужика до смерти!

П о с п е л о в. Пусть боится! Воли им надавали…

К у з ь м а. Не ты ее дал! Не тебе ее отнять!

Г о р ю н о в. Видали,