Пьесы - Валентин Михайлович Крымко

опустился на скамейку, прикрыл глаза, долго молчит). Думаешь, Алешка, я не понимаю? Надо, конечно, надо и комплексы, и заводы. Обязаны вы народ накормить. Потому как по справедливости внуки и правнуки моих хлопцев все-таки должны жить лучше нас. Накормить — накормите, иначе копейка вам цена — другое страшит. Накормите, а потом что? Как дальше жить-то будете без веры, без памяти?

А р т е м о в. Василий Михалыч… поверьте…

Д е д  С к о б а р ь. Ты, мил человек, ступай. Вот когда найдешь могилку отца своего — тогда и потолкуем. Худо мне, лягу. Айда, Матвей. Проводи меня, солдат. Мы с тобой свое дело сделали, а они как хотят, пускай так и живут. Им жить — им думать.

Р о д и о н (подошел к деду, в руках у него свернутая трубочкой общая тетрадка). Дед… У нас с Ольгой будет сын, вот, значит, твой правнук. Я обязательно ему все расскажу. Все, что слышал от тебя. А он своим детям расскажет, вот, значит… Не забудем, дед.

В поле громыхнул сильный взрыв — мелко задрожали стекла в доме.

М о т я (поднялся, напряженно вслушивается). Комбат, танки. В тылу танки, комбат!..

Вдруг явственно послышался лязг гусениц.

Р о д и о н (в сторону проулка). Мать моя! Игнат Поликарпович бульдозер нанял дом свой валить…

Лязг гусениц нарастает, приближаясь с каждой секундой, заполняя собой все пространство. Все стоят не двигаясь, молча и безучастно смотрят в сторону проулка.

М о т я (зажав в кулаке шапку, сделал шаг вперед, потом еще). Комбат — за Родину! Вперед! (Бросается в проулок.)

Д е д  С к о б а р ь (кричит срывающимся голосом). Матвей, назад!!.

Артемов, Родион, Никита бросаются в проулок. Слышен натужный рев дизеля, грохот металла, глухой перестук раскатывающихся бревен. И, перекрывая все это, землю тряхнул мощный взрыв в поле.

Свет гаснет и зажигается снова.

Во дворе перед домом собралось много народа: нет только Моти, Захаровой, Анны и Оли.

Л е й т е н а н т (вошел во двор, наклонился, вполголоса обращается к деду Скобарю, который молча сидит в стороне, смотрит перед собой в одну точку). Василий Михалыч, у нас в полку давняя традиция — после каждого настоящего дела в торжественной обстановке поздравлять молодых солдат с боевым, как говорится, крещением. Я прошу вас, как ветерана, сказать несколько слов…

В это время из дома вышли  З а х а р о в а, А н н а  и  О л я. Все повернулись в их сторону. Ждут.

З а х а р о в а. Молчит. Лежит, в потолок смотрит и молчит.

Д е д  С к о б а р ь. Олена, вынеси пиджак мой.

Оля уходит в дом.

Ты вот что, лейтенант, зови сюда солдат своих. Тут буду слово говорить. (Встал, подходит к крыльцу.)

О л я  вынесла пиджак, на котором медали и ордена. Дед Скобарь не спеша надел его. В это время во двор входят пятеро смущенно улыбающихся молоденьких солдат. Лейтенант заботливо выстраивает их, определил место и для оркестра… Наконец установилась тишина.

Д е д  С к о б а р ь (поднялся на крыльцо, после паузы). Солдаты! (Голос его осел, он сухо сглотнул.) Солдаты! Сегодня вы приняли свое боевое крещение. Сегодня вы выполнили свой сыновний долг перед матерью-Родиной — освободили землю от страшной нечисти. Низкий поклон вам, солдаты. Оно ведь как из века в век? Завоеватель любых мастей первым делом рушит святыни: дух народа ломит — мол, нечего защищать, не за что биться. Но я скажу так: можно спалить наши села, можно разбить города, но дух народа в земле живет. Хранит она его, земля. Веками наши деды и прадеды лелеяли землю и все, что было на ней. Веками опускали в нее зерно народного духа. И она его веками свято хранила. Ваша эта земля. Кровная. Ваших внуков. Правнуков. (Помолчал, отыскал глазами Артемова.) Спасибо и тебе, добрый человек. За нашего Матвея спасибо. Кабы не ты — придавило б его бревнами. Спасибо. Алешка, подь поближе. Двое нас теперь осталось в живых — Матвей да я. А коль так, коль есть командир и есть солдат, — отобьемся по холодку. Бери своего товарища и езжайте хоть в область, хоть в Москву — передайте там кому следует: не уйдем мы с Матвеем отсюда, ни за какие коврижки не уйдем. Берданой будем отбиваться, но не уйдем. Говорю это при всем честном народе. Вот, стало быть, и весь мой сказ.

Вдруг в доме заиграла гармошка. Анна хотела было войти в дом, но дед Скобарь остановил ее. Все молча слушают.

З а х а р о в а. Василь, продала я тебе дом свой… на музей продала. (Кладет на стол узелочек.) Вот деньги. Прости, помирать хочу в этой деревне, в родных стенах. (Тихо заплакала.)

Гармошка в доме стихла.

Д е д  С к о б а р ь. Никита… Родион… убирайте щиты.

Никита и Родион подошли к ящику, отламывают доски… Щиты рухнули — и перед всеми открылась в полный рост напряженная фигура солдата с автоматом в руках.

З а х а р о в а (тихо охнула). Матвей… Господи, наш Матвей!..

Длительная пауза. Лейтенант сделал знак оркестру… На крыльцо дома вышел  М о т я. Голова у него забинтована. Оркестр умолкает. Тишина.

М о т я (постоял секунду, улыбнулся Оле). Мария, мы вернулись!

Мотя пошел в сторону проулка: все расступились, пропуская его. Он вдруг остановился, замер, глядя себе под ноги. Потом медленно повернулся, поднял голову на памятник. Долго, очень долго и пристально смотрит. Шагнул ближе. Еще сделал шаг, остановился. Медленно обвел присутствующих пристальным взглядом, стаскивает с седой головы шапку… Плечи его вздрагивают…

З а н а в е с.