Недиалог - Надя Алексеева

молились и бранились моими репликами (как не вспомнить мой опыт актерских курсов). Я сидела подле режиссера и думала, может, так выглядит страшный суд? Тебе возвращают твое же на разные лады: смотри, внимай, переживай, сама себя суди. По Довлатову: ад – мы сами. Но на десятой-двадцатой репетиции актриса Елена Овсиенко показала свою женщину в поисках нежности, а я уловила ту важнейшую двойственность: это я ехала в том автобусе или она? Чья теперь эта история?

Вот так, отлепившись от своих слов, можно перестать себя судить и переживать, что не поймут, сделают неверно. В прозе у меня это получается лучше. Закончив работу над романом, я отпускаю книгу, будто она в вуз поступила – пусть дальше учится и огребает свое от читателей и критиков. А здесь, на репетициях, вблизи этой, отнюдь не черной, как я тогда рассмотрела, а крапчатой, как звездное небо, сцены – я будто еще могла помочь своим героям родиться.

Кстати, Николай Владимирович Коляда, который смотрел все эскизы в той лаборатории как приглашенный мастер, меня пожурил, мол, у тебя даже в адресе электронной почты есть конфликт, а где он в пьесе? Но женщины, зрительницы, театральные критики, те, кто служит в ГРДТ, говорили: «Не слушайте его, Надя, „Красный Аксай“ нам нужен. Эта пьеса о нас». Удивительное дело. Я писала о себе, а тут, на другом конце России меня поняли и пьесу взяли в репертуар. Получился спектакль о нежности, который готовы смотреть мужчины. После аншлага на премьере, они остались в зале и горячо обсуждали постановку. Такое редко бывает.

Как я пишу

Очень просто: стучу по клавиатуре, пока из пальцев не пойдет кровь – так, кажется, говорил Хемингуэй. В моем случае кровоточить начинает раньше, едва в голове закопошится идея. Часто пишу от ощущения несправедливости. Достаточно бытовой ситуации, короткого диалога, подслушанной реплики. Не то чтобы я борец за добро, просто некоторые события не дают моей совести дышать. Тогда нет другого выхода, как написать о них. А форма сама приходит.

Две моих любимых структуры – роман и пьеса.

Пьесы я пишу параллельно с романами, обычно долго вынашиваю, а сам текст рождается за одну-две недели. Для меня прелесть драматургии в ее недосказанности, вибрирующем контакте со всеми героями, который теряется, если текст откладывать и доделывать-перекраивать месяцами. Пьеса читается и смотрится за раз – возможно, и писать ее стоит так же. Однажды я осваивала серфинг: сначала гребешь руками, лежа животом на доске, а когда волна вот-вот тебя накроет, разгоняешься с ней вместе, отталкиваешься от доски и опа! – летишь по вдруг отвердевшей поверхности моря, хватаешь горлом ветер и брызги. То же ощущение, когда тебя несет собственная пьеса.

Романы пишу по полтора-два года. Там всё иначе. Кроме исходного чувства несправедливости. В дебютном романе «Полунощница» моей совести не было покоя от того, как забыта история инвалидов ветеранов ВОВ, живших на Валааме, а в дебютной пьесе «Монеточка» – от понимания того, как новые технологии мешают человеку пробиться к работе, которую он выполнит лучше других. Сродни «Полунощнице» и моя пьеса «Диксон» – о богом забытом поселке, где все знаменитое «самое северное», только людям это не сильно помогает.

Многоголосые пьесы «Социальный лифт» или «Синдром улитки» родились от моих собственных ситуаций. До переезда в Сербию я затеяла ремонт и однажды вечером обнаружила себя в застрявшем лифте с двумя грузчиками и матрасом, а соседи пытались нас вызволить. Задумалась о феномене соседей, с которыми обычно лишь здороваемся. Что мы знаем друг о друге? Чем отличаемся? О чем переживаем? Ситуацию раскрутила в жанре абсурда, где застрявший лифт, выгул собак и подготовка детей к ЕГЭ кажутся самыми важным делами. Бытовые заботы, которыми маскируем то, что действительно болит, рвется наружу. «Синдром улитки» может стать продолжением этой ситуации, но уже в другой стране, а вместо соседей – случайные попутчики, которым нужна виза. В Сербии популярен «визаран» – способ жить в стране без гражданства и ВНЖ месяц за месяцем. Нужно просто пересечь границу (например, с Боснией и Герцеговиной) и въехать обратно, еще на тридцать дней. Эта мнимая беззаботность эмигрантов в воссозданной мной поездке оказалась недостижима. Потому что есть личное, старое, родное, незабытое.

Пьеса «Открытая вода», особо отмеченная недавней «Любимовкой», разворачивается в маленьком городке, где, как у Чехова, «если во всей губернии есть что-нибудь интересное, даже замечательное, так это только наш вишневый сад». Только у меня – бассейн. Олимпийский бассейн не по размеру городу и его жителям, как и главный герой. Бывает такое, когда вырастаешь не только из детских шмоток, но и из мест, где родился. И нужно либо переезжать, либо что-то с городом придумывать, а город, разумеется, будет против. Я выросла в Воскресенске, в Подмосковье, и пьесе передала не его портрет – мой город, по счастью, живет и развивается, – а ощущение провинции, где все всех знают. И судят. Уменьшенная модель маленького городка – семья – в пьесе «Крыса». Застрявшая в решетке канализации крыса мешает более-менее чинному семейному обеду, вскрывает старые обиды на живых и мертвых.

Весьма своеобразный текст в сборнике – монолог «Я не понимаю». Он родился на стыке с романом «Белград», который я написала в Сербии. В романах не прибегаю к личным местоимениям, у меня есть герои, их миры. Кроме того, в середине «Белграда» чеховская история, где много сценичного. Но я чувствовала, что не все рассказала, что есть в мире переехавших какой-то пласт, который мне жутко интересно исследовать. К примеру, что если чужую вдруг примут за свою? Она на вечер станет всем родной? Легче ли от этого? Так москвичка, героиня «Я не понимаю», вдруг попадает на сербскую свадьбу, в семью, где когда-то трагически погибла девочка. К чему это привело, лучше прочесть.

О любви. «Красный Аксай» и «Фараон обиделся». Обе пьесы построены не на действии, а на диалогах. В «Красном Аксае» это двое попутчиков, даже не пара, и судьба их решится на ростовской остановке с таким вот названием. Пьеса стала лауреатом премии «ProРостов» и эскиз ее поставили Ростовском-на-Дону академическом молодежном театре (о премьере в Улан-Удэ я рассказала выше). В «Фараоне» – написанном специально для этого сборника – муж и жена на египетском курорте. Я подумала, что для уставшей пары отпуск не лучшее время, слишком много приходится делать вместе, конфликты обостряются, сбежать – некуда. А что если вдруг встретишь уже исправленную версию своего партнера? Без надоевших мелких недочетов. Достаточно будет для счастья?

Театр – что это?

Термин через термин объяснять грешно,