Летят журавли - Виктор Сергеевич Розов

периферию, в деревню?

Таня. Предположим, что в этом плохого?

Леонид. Наоборот, это всячески приветствуется. (Вдруг.) Хотите, я вам погадаю?

Таня. Как?

Леонид. По руке. Я умею, честное слово.

Таня. Пожалуйста. (Протянула Леониду руку, тот внимательно смотрит на ладонь.)

Леонид. Странно, но вы действительно куда-то уедете. Не скоро. Года через три.

Таня (смеется). Получу путевку после окончания института и уеду. Вот так гадание!

Леонид. Подождите. (Разглядывая ладонь.) Вот эта линия идет далеко-далеко в сторону от основной – это отъезд. Маленький городок. Деревня! Вы – учительница. (Закрывает глаза, говорит, как будто что-то видит.) Кругом хорошо: тихая речка, леса, луга, ромашки… Но люди… вот это уже хуже. (Смотрит на руку.) Эта тонкая ломаная линия, она – страдание. (Отвлекаясь.) Там же совсем чуждый вам круг интересов! Вы истоскуетесь по маме и братишкам, по театрам и концертам. Вы знаете, что до сих пор в деревнях справляют престольные праздники, а это значит… Ну, вы представляете себе эту яркую картину.

Таня. Бывает.

Леонид. Конечно, в передовых колхозах этот обычай вымирает. А вдруг вам достанется не передовой?

Таня. Я же была в колхозах на уборочной, несколько раз…

Леонид. Понравилось?

Таня. И да и нет. А вы бывали?

Леонид (смеется). Откровенно говоря, только в десятилетнем возрасте.

Таня (горячо). Так вы же ничего не знаете! В последние годы там просто на глазах все меняется! И к лучшему! Конечно, я согласна с вами, есть колхозы, где люди живут очень трудно. Но, Леонид Павлович, почему же я должна устраивать только свое счастье, думать только о себе?! Я хочу, чтобы и там, в самом далеком, в самом глухом, в самом бедном колхозе, люди жили хорошо. Не хуже, чем мы с вами! По-моему, всегда нужно думать о тех, кто живет труднее тебя, и надо стараться сделать жизнь этих людей лучше, счастливее! Иначе зачем же жить?!

Леонид. Какая вы делаетесь красивая, когда горячитесь. Танечка, хождение в народ было в прошлом веке, сейчас это не популярно – у нас все делается организованно. И сделают, поверьте… без вас! Вы там начнете бороться, и вас живо сомнут. У вас самые благородные порывы, – я абсолютно верю в это. Но к сожалению, много еще есть людей, которые любят уничтожать хорошее! Это же такое наслаждение для них! Вы даже себе не представляете! Вы поживете там, помучаетесь…

Таня. И брошусь в омут!

Леонид. Хуже. Привыкнете ко всему и выйдете замуж за какого-нибудь тупицу, вроде вот этого вашего приезжего соседа – Геннадия, кажется? (Опять взял руку Тани.) Здесь есть и другая линия…

Таня (отнимая руку). Не надо…

Леонид. Почему?

Таня. Мне кажется, я сама научилась гадать. Во всяком случае… угадывать.

Входит Клавдия Васильевна, идет к буфету, достает что-то из продуктов и несет на кухню.

Клавдия Васильевна. Таня, ты, кажется, еще хотела позаниматься. (Ушла.)

Леонид. Мама волнуется за девочку.

Таня. Если девочка пролетит на экзамене, то плакать будет не мама. (Встала, пошла к себе.)

Леонид. Вы что готовите?

Таня. Математику.

Леонид. Знакомое дело. Хотите, помогу?

Таня. Если не лень, не возражаю. Вы серьезно сказали, что люди любят уничтожать хорошее?

Леонид. А вы не замечали?

Таня, ничего не ответив, уходит. Леонид идет за ней. Входят Федор и Леночка. Леночка, увидев пустую комнату, громко плачет.

Федор. Ленуська, ну успокойся, маленькая.

Леночка (резко). Оставь меня, пожалуйста.

Федор. Ленуська, ну, ей-богу, как будто я виноват…

Леночка молчит.

Ленуська!

Леночка молчит.

В общем-то, это не такое страшное событие.

Леночка. Конечно, для тебя все пустяки! Тебе это ничего не стоило. Ты привык жить в этом своем клоповнике целым кагалом.

Федор. Леночка, но я же хлопотал относительно квартиры…

Леночка. Ничего ты не хлопотал. Если бы я не твердила тебе тысячу раз… Тебя абсолютно устраивает это существование, я же вижу. Ты только о себе и думаешь, на меня тебе совершенно наплевать.

Входят дядя Вася и Коля.

Дядя Вася. А стол тоже в сарай выносить или как?

Федор. Леночка, ты как хочешь?

Леночка. Мне абсолютно безразлично, хоть на костре его сожгите.

Федор (Коле и дяде Васе). Несите.

Леночка. Оставьте здесь.

Дядя Вася. Понимаем.

Входит Клавдия Васильевна.

Клавдия Васильевна (Федору и Леночке). Ужинать будете?

Федор. Подожди, мама.

Коля. Дай хоть мне поесть – они тут переживают, я-то при чем?

Клавдия Васильевна. Идем. (Прошла с Колей на кухню.)

Дядя Вася (поднимая обломок мебели). Такую работу в щепки!

Леночка. Спасибо вам, дядя Вася, за помощь.

Дядя Вася. Какая тут помощь, горе одно. Вот погодите, отремонтирую – отциклюю, отполирую, посмотрим, что выйдет. Жалко! (Ушел.)

Леночка. Я все понимаю: мое присутствие в этом доме крайне нежелательно.

Федор. Не выдумывай, Ленуська.

Леночка. Еще бы! Раньше ты все деньги отдавал им, на тебя все так и смотрели, как на дойную корову. Появилась я…

Федор. Ты говоришь уже невесть что!

Леночка. Пожалуйста, не кричи на меня!

Федор. Я не кричу. Я говорю почти шепотом.

Леночка. Нет, ты кричишь!

Федор. Ну хорошо, я буду молчать.

Леночка. Конечно! Это самая выгодная позиция!

Федор. Но чего же ты хочешь?

Леночка. Я от тебя решительно ничего не хочу.

Федор. Ленуська, но ты же из-за этих проклятых вещей портишь себе здоровье.

Леночка. Странно, что тебя это еще интересует.

Федор. Не знаю, как говорить с тобой.

Леночка. Если бы любил, знал.

Федор. Я же люблю тебя.

Леночка. Не смеши, пожалуйста. Это было когда-то!

Федор сидит, обхватив голову руками.

Не делай драматических жестов! Прямо как баба!

Федор (сдерживая себя). Ну что ты предлагаешь делать?

Леночка (усмехаясь). Мужчина, называется!

Федор. Не убить же я должен Олега за это!

Леночка. Конечно, от такой тряпки помощи не жди. Я не хочу жить в этом доме. Мне надоело, я устала!

Федор. Ленуська, но куда же мы денемся? Волей-неволей до осени придется ждать.

Леночка. А я не буду! Если ты не умеешь поставить себя в своем же доме как мужчина, как старший, если твою жену могут оскорблять…

Федор. Тебя же никто не оскорбляет. Олег – мальчишка, дурак, нельзя же на него обижаться всерьез. Ты не волнуйся, ну я сейчас буду работать еще больше! Леонид устроит мне несколько статей, да и без него меня уже знают.

Леночка. Пожалуйста, не хвастайся своей мнимой славой, бездарь! Я не хочу здесь жить ни одного дня, слышишь?! (Пошла в комнату.)

Федор (идя за ней). Но куда же мы переедем?

Леночка. Придумай. Не ходи за мной! Оставь меня в покое, слышишь?

Леночка ушла. Федор сел на диван и обхватил голову руками. Входит Клавдия Васильевна.

Клавдия Васильевна. Может быть, ты поужинаешь, Федя?

Федор. Мама, нельзя ли устроить как-нибудь так, чтобы в доме к Леночке относились приличнее?

Клавдия Васильевна. Я сама не знаю, что делать с Олегом, Федя. Но при всем желании мы не можем возместить вам убытки за эту мебель.

Федор. Я не говорю об этой идиотской мебели.

Клавдия Васильевна. Во всем остальном, по-моему, мы все относимся к Леночке вполне прилично. Разве она жаловалась?..

Федор. Ничего она не жаловалась, но я сам вижу. Хотя бы из уважения ко мне могли это делать. Я работаю как лошадь, устаю… В конце концов, я люблю ее! Она умненькая, хозяйственная, ласковая, деликатная. Уж поверьте, я лучше вас всех знаю ее! Чем она вам не угодила?

Клавдия Васильевна. Я поговорю с мальчиками, с Татьяной. Сама постараюсь…

Федор. Не надо стараться, мама. Надо просто сделать так, чтобы она чувствовала себя как дома. Ну разве это трудно?

Клавдия Васильевна. Я не знаю, Федя, как она чувствовала себя дома. Я знаю только, что вы посылаете ее родителям сто рублей в месяц, и все.

Федор. А много ли старикам надо? Леночка считает – вполне достаточно, тем более что у них сейчас пенсия прибавилась.

Клавдия Васильевна. А ты как считаешь?

Федор. Я не вникаю в денежные