Эмиль Верхарн: Стихотворения, Зори. Морис Метерлинк: Пьесы - Морис Метерлинк

народ.

О нем ты, осень, позабыла —

Ведь участь бедных так уныла!

Вперед! И пышный твой кортеж

В цветах убийства пролетает

И длинной молнией блистает,

И запах крови снова свеж,

Хотя дымящиеся лужи

Гниют, не ожидая стужи.

Висят на гривах жеребцов

Клочки порохового дыма.

Охота мчится мимо, мимо,

Туда, где ждет в конце концов

Раздел невиданной добычи —

Неисчислимой крупной дичи.

Смеркается в урочный час.

И вот закат уже погас.

Костры пылают на полянах,

И факелы вечерний мрак

Сгоняют в чащу и в овраг.

Огромный лось в глубоких ранах,

Еще живой, стоит в кустах,

Одолевая боль и страх.

Кругом хрипящие собаки

В его и в собственной крови

Готовы к продолженью драки —

Беснуются, как ни зови.

Вдали от солнца и свободы

Сейчас он рухнет, гордый зверь,

В своем лесу проживший годы,

Уничтожаемый теперь.

Его рога земли коснутся,

И взгляд его на крик похож,

И зубы в пах ему вопьются,

И в горле повернется нож,

И точка, и конец, и сразу

Настанет в мире тишина,

Как по неслышному приказу

Таинственно водворена.

Лишь колокольный стон в долине,

Надтреснутый прощальный звон,

Печалится об исполине,

Упавшем в глубину времен.

Устало катится над нами,

Рожденный медью долгий звук,

Летящий над людскими днями,

Над слепотой звериных мук…

Тот звон благословляет осень —

Ее задумчивую просинь,

Зальдевших вод ночную твердь,

И свет, и мрак, и жизнь, и смерть.

Декабрь

Гости

Перевод В. Брюсова

— Откройте, люди, откройте дверь мне!

Стучусь в окно я, стучусь в косяк.

Откройте, люди! Я — зимний ветер,

Из мертвых листьев на мне наряд.

— Входи свободно, холодный ветер,

Живи всю зиму в печной трубе;

Тебя мы знаем, тебе мы верим,

Холодный ветер, привет тебе!

— Откройте, люди! Я — неустанный,

В неверно-серой одежде дождь.

Я чуть заметен в дали туманной,

На фоне неба и голых рощ.

— Входи свободно, дождь неустанный,

Входи, холодный, входи, глухой!

Входите вольно, дождь и туманы,

Есть много трещин в стене сырой.

— Откройте, люди, дверные болты,

Откройте, люди! Я — белый снег.

Все листья, ветер, в полях размел ты,

Плащом я скрою их всех, их всех.

— Входи свободно под крики вьюги

И лилий белых живой посев

Разбрось щедрее по всей лачуге

До самой печи, о белый снег!

Входите смело, снег, дождь и ветер,

Входите, дети седой зимы!

Мы, люди, любим и вас и север

За скорбь, что с вами познали мы!

Города-спруты

{11}

Равнина

Перевод Ю. Левина

Равнину мрак объял: овины, нивы

И фермы с остовом изъеденных стропил;

Равнину мрак объял, она давно без сил;

Равнину мертвую ест город молчаливо.

Огромною преступною рукой

Машины исполинской и проклятой

Хлеба евангельские смяты,

И смолк испуганно задумчивый оратай,

В ком отражался мир небесный и покой.

Ветрам дорогу преградя,

Их загрязнили дым и клочья сажи;

И солнце бедное почти не кажет

Свой лик, истертый струями дождя.

Где прежде в золоте вечернем небосвода

Сады и светлые дома лепились вкруг, —

Там простирается на север и на юг

Бескрайность черная — прямоугольные заводы.

Там чудище огромное, тупое

Гудит за каменной стеной,

Размеренно хрипит котел ночной,

И скачут жернова, визжа и воя;

Земля бурлит, как будто бродят дрожжи;

Охвачен труд преступной дрожью;

Канава смрадная к реке течет

Мохнатой тиной нечистот;

Стволы, живьем ободранные, в муке

Заламывают руки,

С которых, словно кровь, струится сок;

Крапива и бурьян впиваются в песок

И в мерзость без конца копящихся отбросов;

А вдоль угрюмых рвов, вдоль путевых откосов

Железо ржавое, замасленный цемент

Вздымают в сумерках гниенью монумент.

Под тяжкой кровлею, что давит и грохочет,

И дни и ночи

Вдали от солнца, в духоте

Томятся люди в страдной маете:

Обрывки жизней на зубцах металла,

Обрывки тел в решетках западни,

Этаж за этажом, от зала к залу

Одним кружением охвачены они.

Их тусклые глаза — глаза машины,

Их головы гнетет она, их спины;

Их пальцы гибкие, которые спешат,

Стальными пальцами умножены стократ,

Стираются так скоро от напора

Предметов жадных, плотоядных,

Что оставляют постоянно

След ярости на них, кровавый и багряный.

О, прежний мирный труд на ниве золотой,

В дни августа среди колосьев хлеба,

И руки светлые над гордой головой,

Простертые к простору неба, —

Туда, где горизонт налился тишиной!

О, час полуденный, спокойный и невинный,

Для отдыха сплетавший тень

Среди ветвей, чью лиственную сень

Качали ветерки над солнечной равниной!

Как будто пышный сад, раскинулась она,

Безумная от птиц, что гимны распевали,

Высоко залетев в заоблачные дали,

Откуда песня их была едва слышна.

Теперь все кончено, и не воспрянуть нивам;

Равнину мрак объял, она без сил:

Развалин прах ее покрыл

Размеренным приливом и отливом.

Повсюду черные ограды, шлак, руда,

Да высятся скелетами овины,

И рассекли на половины

Деревню дряхлую стальные поезда.

И вещий глас мадонн в лесах исчез,

Среди деревьев замерший устало;