Приказ номер один - Гастон Самуилович Горбовицкий

сожалению, всегда больше слышно, чем удовлетворенных.

П л а т о в. Мне нужно, чтобы они зажглись! Нужна подлинная инициатива снизу… Даже если она умно организована сверху.

П е т р о в а. А если против выскажется большинство?

П л а т о в. Я должен сделать его меньшинством.

П е т р о в а. И наконец, если кто-то посмелее выступит критически, а коллектив попросту отмолчится? Не зажжется?

П л а т о в (после паузы). Когда я начинал создавать фирму, двенадцать лет назад, я выступил на научно-техническом совете и рассказал — какой хочу видеть организацию… Это было первое мое программное выступление. Решающее! Как — сегодня… Когда кончил, наступила длительная пауза. Я сел, написал на листке бумаги «протокол» и ждал. Наконец, поднялся один начинающий руководитель, молодой кандидат. Разнес мои предложения… Жизнь показала, что он ошибался, но как-то… талантливо ошибался! Речь, в частности, шла о возможностях метода параллельного проектирования и строительства наших объектов. Ведь как и другие, сплошь и рядом сначала долгими годами проектировали, а после этого столько же еще и строили!.. Спор шел чисто технический: правомерны, в принципе, были разные пути решения проблемы, учитывающие специфику нашей отрасли, но… Но подлинный смысл спора был всем ясен — Платову надо уходить. Воцарилась гробовая тишина…

П е т р о в а. Что вы ответили?

П л а т о в. Ничего.

П е т р о в а. Ни слова?

П л а т о в. Я зачеркивал на листе слово «протокол», заменяя на «рапорт».

П е т р о в а. Какой?

П л а т о в. В этой полной тишине, не спеша, — не спешил, честно признаюсь, — я писал рапорт на имя прежнего директора: «Прошу освободить меня от занимаемой должности…»

П е т р о в а. Из-за одного оппонента?

П л а т о в. Из-за паузы! Решил: если на мою защиту не встанут — ухожу к чертовой матери.

П е т р о в а. Не верю. Впрочем… верю, разумеется! Что же дальше?

П л а т о в. Дописал заявление. Дата. Подпись. Потом… Потом сначала один, затем другой, третий… Поднимались. Говорили.

П е т р о в а. В вашу защиту?

П л а т о в. Моего дела. А я сидел и, зачеркнув слово «рапорт», снова выводил «протокол».

П е т р о в а. Вам не откажешь…

П л а т о в. И не надо.

П е т р о в а. И где теперь этот, осмелившийся?

П л а т о в. Где?

П е т р о в а. Вряд ли можно предположить, что он уцелел, Владимир Петрович. Уж простите!

П л а т о в. Это был Игнатьев.

П е т р о в а. Сергей Данилович?! Ваша правая рука? Второе «я» Платова?

П л а т о в. Да.

П е т р о в а. Простите еще раз. Что же ему пришлось совершить, чтобы уцелеть и даже столь преуспеть?

П л а т о в. Он — талант. Самая светлая голова фирмы. Кроме моей, разумеется… Русь, как никто, испокон веку была щедра на Ломоносовых, и — тоже как никто — расточительна, не бережлива к ним. Не экономична!

П е т р о в а. Вы цените толковых помощников. Игнатьев занял свое место в вашей системе…

П л а т о в. Он занял свое место.

П е т р о в а. Игнатьев занял свое место в вашей системе как технический зам, я… как административно-хозяйственный. (Шутка.) Завхоз.

П л а т о в. Вы — директор, Виктория Николаевна.

П е т р о в а. Завхоз. Комендант. Когда я подписываю бумаги, Леночка, секретарша моя, спрашивает — а шеф в курсе? А шеф…

П л а т о в. Я ей всыплю! То есть вы ей всыпьте.

П е т р о в а (у стола Платова). Образцы новой мебели. Выбрали? Для моего кабинета — тоже?

П л а т о в. Виктория Николаевна, выбирать и утверждать — вам, вы — директор. Вы даже меня уволить можете, не то что Калинкина!

П е т р о в а. Вас — не могу.

П л а т о в. Почему?

П е т р о в а. Что за кокетство, Владимир Петрович.

П л а т о в. А все же?

П е т р о в а. Если я подпишу вам заявление, — если бы оно было, разумеется, — вспыхнет вооруженное восстание. Во всяком случае, все полторы тысячи, до копировщиц, будут смотреть на меня, как на самоубийцу.

П л а т о в. Виктория Николаевна… а хотелось бы?

П е т р о в а. Вас уволить?

П л а т о в. Меня уволить.

П е т р о в а (шутка). Иногда.

Платов и Петрова посмеялись.

П л а т о в. Ну, спасибо!.. Кстати, рассказали бы об анонимке, которая лежит в вашем сейфе?

П е т р о в а. Вот это письмо. (Кладет перед Платовым конверт.) Можете прочесть и выбросить. Или просто выбросить, не читая.

П л а т о в. Спасибо.

П е т р о в а. Итак…

П л а т о в. Итак, мы сработаемся.

П е т р о в а. Будем надеяться.

П л а т о в. Сработаемся!

П е т р о в а. Наконец… если возникли принципиальные расхождения — есть ведь партком.

П л а т о в. Есть.

П е т р о в а. Секретарь.

П л а т о в. Отличный мужик!

П е т р о в а. Умница.

П л а т о в. Интеллигент.

П е т р о в а. Отличный мужик. Если возникли расхождения…

П л а т о в. Мы сработаемся, Виктория Николаевна.

П е т р о в а. Срабатываемся, если угодно.

П л а т о в. Угодно!.. Да и что нам секретарь? (Шутка.) Мы и сами с усами, а?

П е т р о в а. Пожалуй!

П л а т о в. Сами секретари, а?

П е т р о в а. Бывшие.

П л а т о в. Остается что-то! Впрочем, я-то недолго секретарствовал, год, а вот вы…

П е т р о в а. Шесть лет.

П л а т о в. Шесть! Пока вас в райком от нас не увели. И вот теперь — вновь в родные стены, а?

П е т р о в а. Директором.

П л а т о в. Директором. Мы сработаемся и без секретаря, Виктория Николаевна.

П е т р о в а. Очень надеюсь, Владимир Петрович. Но…

П л а т о в. Собственно, а почему отдавать ему, родному, роль судьи-батюшки? Мудреет он, на две головы выше становится, что ли, на отчетно-выборный период?

П е т р о в а. Сработаемся — не значит, как мы должны, наконец, усвоить, что я принимаю или приму отведенную мне роль в вашей системе, Владимир Петрович. Мне тоже не хотелось бы по этому вопросу, или по другому, обращаться в партком, коль скоро мы сами все-таки уже не секретари, но боюсь все-таки…

П л а т о в. Все-таки…

П е т р о в а. Вот, скажем, с этим Калинкиным…

П л а т о в (шутка). А представим, что, скажем, я — еще секретарь?

П е т р о в а. Ну… представим.

П л а т о в. И вы все-таки действительно пришли ко мне в партком. С ним (указывая на себя), со злодеем.

П е т р о в а. Представим.

П л а т о в. И я — секретарь — выслушал директора и главного специалиста…

П е т р о в а. …Злодея. И что же вы — как секретарь — сказали бы директору?

П л а т о в. А вот что, Виктория Николаевна… Сегодня, вот через полчаса уже, решается — быть ли новой фирме, первой проектно-строительной! Сегодня как воздух необходимо ваше единство в руководстве!..

П е т р о в а. Тогда, разреши, я назову первое, что для этого необходимо.

П л а т о в. Слушаю.

П е т р о в а. Первое, что необходимо сделать, — успеть до актива вывесить согласованный приказ о Калинкине.

П л а т о в. Слушаю.

П е т р о в а. Люди, которые через эти полчаса заполнят зал, действительно должны понять: реорганизация — не очередная кампания, это — всерьез, и поэтому первым делом мы избавляемся от балласта, от Калинкиных, которые мешали и мешают нам жить и работать по-старому и уже просто не дадут — по-новому!.. Знаешь, какая реакция будет на приказ?

П л а т о в. Слушаю тебя.

П е т р о в а. Аплодисменты!.. Эти аплодисменты, кстати, будут и тому единству в руководстве, о котором ты справедливо печешься!

П л а т о в. Слушаю тебя, слушаю.

П е т р о в а. О приказе — известно. И если бы даже дирекция пожелала теперь взять его назад — это воспримут как результат скрытого, скрываемого конфликта с месткомом, как наличие нездоровых отношений в руководстве… Между директором и главным специалистом! Вот давай, секретарь, и подумаем, а нужен ли нам этот конфликт… Особенно сегодня, сейчас.

П л а т о в. Дадим слово злодею.

П е т р о в а. Только тогда представим, что секретарь теперь уже — я.

П л а т о в. Представим!

П е т р о в а. Известно, почему был снят прежний директор.

П л а т о в. Известно.

П е т р о в а. На этом