За все в ответе - Михаил Филиппович Шатров

поняли его, только чуть позже, особенно в страшный январь двадцать четвертого года, стал многим из них открываться истинный смысл его речи. Ведь по сути, это было его завещанием молодежи, да, пожалуй, это самое верное слово — завещание. И в самой речи ведь вырвалась же у него мысль, что его поколение, сделав изумительную по своей исторической значительности работу, скоро уйдет, а самое трудное ляжет на плечи следующих поколений — в том числе и на наши с вами плечи… самое трудное! Но все это будет потом… А сейчас, второго октября тысяча девятьсот двадцатого года, вот здесь, никем не замеченный, появится Владимир Ильич Ленин. Извиняясь, стараясь ни на кого не наступить, снимая на ходу пальто, он пройдет к столу президиума… (Извиняясь, стараясь ни на кого не наступить, снимая на ходу пальто, Ленин проходит к столу президиума. Его уже узнали. Он стоит — простой, скромный, — улыбается.) Здравствуйте. Мне хотелось бы сегодня побеседовать с вами о задачах Союза молодежи…

З а н а в е с.

1977

Афанасий Салынский

МАРИЯ

Пьеса в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

МАРИЯ ОДИНЦОВА.

ЛИДИЯ САМОЙЛОВНА — ее мать.

ВАСИЛИСА — ее сестра.

АЛЕКСЕЙ БОКАРЕВ.

АНАТОЛИЙ ДОБРОТИН.

ЕГОР — его сын.

ВИКТОР МАТЮШЕВ.

ЕЛЕНА ФЕДОТОВНА — его жена.

КОНСТАНТИН АВДОНИН.

ТАМАРА — его жена.

ГУРЬЯНОВНА — его теща.

ТАРХОВ.

ЛЮБИМ ЗУЙКОВ.

МИРОНОВ.

ГАЛЬКА — его дочь.

БЕЗВЕРХАЯ.

ЯБЛОКОВ.

ФИЛИМОНОВ.

ЛОПАРЕВА.

ТОМБАСОВ.

КЛАВДИЯ НИКОЛАЕВНА.

МАКСИМ ПЕТРОВИЧ.

ПЕТЮНЯ.

РАБОЧИЕ СТРОИТЕЛЬСТВА ГИДРОСТАНЦИИ.

Действие происходит в Сибири.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Когда в зале еще темно, волнами накатывается музыка. В ней слышится жизнь Марии Одинцовой: ее тревога за счастье человеческое, спор с самой собой, битва за все лучшее в людях, которых она щедро одарила своей любовью.

Из летнего времени этой пьесы появляется  Г а л ь к а, смуглая, черноглазая девчонка.

Г а л ь к а (поет).

«Смотрела нам смерть

                                  фронтовая, лихая

                                                             в глаза…

Но мы не сдавались,

                               сражались, не труся.

Потом, весь израненный,

                                     наш командир

                                                           приказал:

— Отдайте, ребята, отдайте

                                          патроны

                                                       Марусе.

Мы — в ранах, в бреду, а противник

                                                       пойдет поутру…

Одна лишь она среди нас

                                        семерых сохранилась.

Ее берегли мы, как дочь,

                                      как родную сестру,

Теперь и она нам

                          в решительный вас

                                                        пригодилась».

Нарастающая волна музыки как бы смывает со сцены  Г а л ь к у.

Появляется  М и р о н о в.

М и р о н о в. Знаете вы, что такое сибирская дорога в феврале? Как ревела пурга в ту ночь! Снежное море без берега. Вот-вот перевернется мой двадцатипятитонный самосвал, «четвертак». Мотор отказал. Бился я и так и этак — молчит, не заводится. Загораю… Был я одет, конечно, по-зимнему, да что там!.. (Надевает шапку-ушанку, полушубок.) Мороз кости пересчитывал. Все, замерзаю… Здесь и могилка моя — в оледеневшей кабине. Смотрю — фары. Прет через снежные завалы газик-вездеход. А за рулем — женщина. Однако повозилась минут десять — и запустила мотор, ожил мой «четвертак»!..

Музыка сибирской пурги заглушила голос Миронова.

Затем на левую половину сцены выходят те, кто будет играть случайных обитателей дорожного шоферского барака. А р т и с т ы  выносят стол, табуретки, железную печку. Ставят на стол бутылку с водкой, стаканы, закуску. В тот момент, когда музыка пурги, стихает, слышится гитара.

За столом  д в а  ш о ф е р а  и  Л ю б и м  З у й к о в. Он бледнолиц, строен, волосы с проседью.

П е р в ы й  ш о ф е р. Из дома ой давно… Жена соскучится!

В т о р о й  ш о ф е р. Какая соскучится, а какая…

П е р в ы й  ш о ф е р. И наш брат — не ангел.

Л ю б и м (слушает гитару). Тише! Сейчас Егор петь будет. Обрушит на нас лавину своей души.

В т о р о й  ш о ф е р. Да ну там!

Л ю б и м. Молчи, дитя цивилизации.

Входят  М а р и я  О д и н ц о в а  и  М и р о н о в. Последний громко откашливается, сбивая снег с валенок. Любим с неприязнью оглядывает вошедших.

М а р и я. Привет.

В т о р о й  ш о ф е р. Хо-хо! Обратный пол!

П е р в ы й  ш о ф е р. Давай, красотуля, к нашему столу, погрей душу.

В т о р о й  ш о ф е р. Где подцепил такую, Миронов?

М и р о н о в. Выручила она меня. Спасла, можно сказать. (Легонько подтолкнул вперед Марию.) Маруся, ты проходи, вон там в уголочке вроде бы свободней.

В т о р о й  ш о ф е р. Тут нары есть, прогоним одного-двух, уложим тебя с нею. А может, и нас кого не отпихнет! (Захохотал.)

М и р о н о в. Как бы тебе этими шуточками не подавиться.

Мария прошла вперед, в угол, сняла полушубок и села на пол. Когда свет падает на ее лицо, оно, полузакрытое шапкой-ушанкой и воротником жакета, усталое, бледное, с потрескавшимися на морозе губами, кажется грубоватым.

Л ю б и м. Источник всех бед человечества — женщина. В самый неподходящий момент она напоминает нам, что мы — мужчины. И разражаются мировые катастрофы. (Уходит с первым шофером в затемненную часть барака, откуда доносится тихий голос гитары.)

Второй шофер устраивается на полу.

М и р о н о в (присел рядом с Марией). Эх, Сибирь-матушка, резкая страна… Это ж вообразить, а? Я коченею под пургой, а Полинка моя ужинает с детишками, телевизор смотрит… Маруся, а у тебя семья есть?

М а р и я (закуривает). Есть. Мать и сестра…

М и р о н о в. Сколько ж тебе лет?

М а р и я. Двадцать восемь.

М и р о н о в. Ты что ж, начальника возишь?

М а р и я. Ну.

М и р о н о в. Большого?

М а р и я. Так себе, районного масштаба. Как заработок?

М и р о н о в. Рублей триста наматываю. Теперь-то хорошо… Жена при деле, детишки учатся. Мы — из Архангельской области. А когда ГЭС построим? Куда податься? Прижился я тут. А работы не будет.

М а р и я. Будет.

М и р о н о в. Тебе-то будет. Начальник твой, однако, останется.

М а р и я. Неизвестно.

М и р о н о в. Другого будешь возить. Ладно, спи.

Затихает барак. Притих и Миронов. В полутьме громче зазвенела гитара. Мужской голос поет:

«Мальчишка бежал, руками махал.

— Я летучий, я летучий! —

Он победно кричал.

Его сердце рвалось в голубые

                                              края…

Отзовись, мое детство,

Это я, это я!

Это я пролетаю

                        над хмурой тайгой,

Ухватился за беличий

                                 хвост голубой.

Это я комаром над

                            болотом пищу:

— Я летучий, я летучий,

Я счастье ищу…

Вертолет, не кружи,

                              не шуми надо мной,

Над моею могилой

                        в траве голубой,

Я устал, я упал,

                        нету сил у меня,

Чтоб взметнуть над

                              тайгой

Красный парус огня.

Мама, мама, бессмертная совесть моя…

— Я летучий, я летучий!

Прости, это — я…»

М а р и я (встает, прислушивается). Егор? (Проходит в полутьму, возвращается в освещенную часть барака, ведя за руку бородатого парня с гитарой, в потрепанном ватнике.)

Это — Е г о р  Д о б р о т и н.

Егор!.. Ох, бородища… Прямо-таки допетровский боярин.