Пьесы - Афанасий Дмитриевич Салынский

Я за все вас жалею — и что грустный, и что хромой, и что лысый. Волосы, они так просто не выпадут. От дум и забот лезут они. (Плачет.) А тут еще, словно юродивый какой, украдкой одежду шьете. Чудаком вас называют, смеются над вами. А мне плакать хочется. Нашли ремесло, тоже мне.

М а х м у т. Замзагуль! Знай меру!

З а м з а г у л ь. Сами вы меры не знаете!

М а х м у т. Я, портной, меры не знаю? Да все мое ремесло (показывает сложенный сантиметр) на мерке держится.

З а м з а г у л ь. Не знаете! Нет чтобы чинно-важно в черной машине разъезжать, свысока на всех глядеть, он же, только случай выпадет, сюда ковыляет. Авторитет только свой роняет! Эх вы, сами себя не уважаете, дядя Пеший Махмут!

М а х м у т. Свысока смотреть — и без меня найдутся.

З а м з а г у л ь. Ну и что ж?

М а х м у т. Если бы я, как ты говоришь, чинно-важно разъезжал, свысока глядел, уважала бы ты меня?

З а м з а г у л ь. Я-то?

М а х м у т. Слезы бы лила, меня жалеючи?

З а м з а г у л ь. Я-то?

М а х м у т. Со мной вот так, как мужчина с мужчиной, говорила?

З а м з а г у л ь. Я-то?

М а х м у т. Ты!

З а м з а г у л ь. Я-то говорила бы, да вы не стали говорить.

М а х м у т. А коли так…

З а м з а г у л ь. Фу! Что ни скажу, все невпопад. Нет, не умею я поглубже вдуматься. А ведь если поглубже задуматься…

М а х м у т. Ну-ка, ну-ка…

З а м з а г у л ь. Если поглубже?.. Вот зайдете вы сюда, прихрамывая на левую ногу, и днем — день, ночью — ночь светлей становится. Какой-то грустный свет исходит… И все так говорят. (Показывает и на манекены.) А без вас тоскливо, хоть сядь и поплачь немножко. Вот только счастья у вас нет.

М а х м у т. Как это нет?

З а м з а г у л ь. Вот так и нет. Счастливые люди беспечные бывают, а вы всегда печальный.

М а х м у т. А в чем оно, счастье?

З а м з а г у л ь. Знаю, но не скажу. Еще смеяться будете.

М а х м у т. Не буду.

З а м з а г у л ь. Все равно не скажу.

М а х м у т. Сама говорила: откровенно, по-мужски поговорим.

З а м з а г у л ь. Не скажу, Махмут-агай, спугнуть боюсь.

М а х м у т (понял). Тогда не говори. Спугнешь — уйдет и обратно может не вернуться. Один раз увидишь, а потом всю жизнь будешь тосковать… Не тот печален, кто счастья не видел, а тот, кто видел, да потерял.

З а м з а г у л ь. Это точно!.. Чего нет — того не потеряешь.

Грубо колотят в дверь.

Он, наверное, Абдулхак. Бедняжка!

Не дожидаясь приглашения, боднув дверь, входит здоровый, лет 20—22, п а р е н ь.

П а р е н ь. Папаша! Мамзель! Привет.

М а х м у т (протяжно). Привет… А как вас величать, разрешите узнать?

П а р е н ь. Знать не надо. Много будешь знать, скоро состаришься.

М а х м у т (вспыхнул, но внешне пока спокоен). Как же мы тогда вам почет окажем?

П а р е н ь. Не оказывай. Стакан дай. Один стакан. Один. (Показывает палец.)

З а м з а г у л ь. Стакан воды?

П а р е н ь. Пустой стакан, бестолочь! Извини за грубость, папаша.

З а м з а г у л ь. Хы!

П а р е н ь. Живей, мамзель. (Кивает на дверь.) Парни там что надо. Ждут. Нехорошо. (Резко.) Кому говорят, мамзель! Пойдем, папаша, четвертым будешь.

Растерянная  З а м з а г у л ь  приносит стакан. М а х м у т  подходит к  п а р н ю. Только тот берет стакан, М а х м у т  вышибает его.

(Спокойно.) Нахал… Вот наха-ал!.. Значит, мы, будто дикари какие, из горла пить должны, а? Невежество. Так только мужики пьют. Пройденный этап. Ты чего так уставился?

М а х м у т. Вон, пакостник!

П а р е н ь (сквозь зубы). Если ты, папаша, сейчас же, на моих глазах, все осколки, до последнего, до крупиночки, не соберешь, — удавлю. Вот так. (Вытянув руки, показывает.)

З а м з а г у л ь. Сейчас я сама подберу. Сейчас… (Начинает собирать.)

М а х м у т. Замзагуль! Не смей!

П а р е н ь. А ну, папаша, поживей! Я спешу. Там ждут.

М а х м у т. Согнуться не могу. Спина не пускает.

П а р е н ь. На колени встань.

М а х м у т. Колени не гнутся.

П а р е н ь. Тогда я сам тебя согну. (Тянется к горлу Махмута.)

М а х м у т  сильным ударом валит его с ног.

З а м з а г у л ь. Ох, здорово! Ох, молодец, дядя Пеший Махмут!

П а р е н ь (пытается встать). Товарищ…

М а х м у т. Не вставай. Все осколки по одному, до последней крошки собери.

П а р е н ь. С виду вроде культурный человек. А сам…

М а х м у т. Поживей! Мы спешим.

П а р е н ь  на коленях подбирает осколки.

П а р е н ь. Вот и верь после этого людям. Такой с виду интеллигентный… Не смотрит, что гость, не смотрит, что ночь… Совсем люди очерствели. (Останавливается.) Сколько осколков, когда же я их все соберу? (Чуть не плачет.) А меня там ждут!..

Свет гаснет.

Примерка

Там же. Прошло две недели. Среди манекенов появился новый персонаж — П е р в ы й  П о р т н о й, бородатый, гривастый, спереди прикрыт куском шкуры. З а м з а г у л ь  с увлечением разучивает по бумажке роль. В другой комнате  М а х м у т — должно быть, за работой.

З а м з а г у л ь (стоит перед стариком Ажмагулом). О великий владыка моей души! Навеки пленивший меня бесстрашный воитель! Слышишь? Днем я твоей покорной рабыней, а ночами страстной, пылкой… Как это — «страстной, пылкой»?.. Верно, «страстной, пылкой»… страстной, пылкой твоей возлюбленной буду… Золотая стрела, пущенная тобой, пронзила мне сердце. Я сражена! Фу! Вместо пяти слов: «Я тебя до смерти люблю» — столько каши намешали. Ну, этот косоглазый Байтура! Чего только не откопает! (Переходит к роли.) О солнцем рожденный мой герой! Ночь-заполночь, в самый глухой час спустись с неба и войди в мои объятия!

Открывается дверь. Входят  И н с а ф  и  М а д и н а. Замзагуль и они не замечают друг друга.

Войди же в мои объятия, возлюбленный мой!

И н с а ф (показывает на манекены). Полон дом людей, а никого нет.

М а д и н а. Инсафчик, сегодня твой язык не нужен, только фигура нужна — костюм примерить.

И н с а ф. Правда ваша.

М а д и н а. Словно что-то знакомое здесь, что-то знакомое…

И н с а ф. Наверное, манекены. Каждый из них на какого-нибудь артиста похож.

М а д и н а (сама себе). О господи, что же это, что же?

Из-за манекенов выходит  З а м з а г у л ь.

З а м з а г у л ь. Инсаф Мисбахович? Вы, словно лев, бесшумно ступаете. Я и не слышала. Здравствуйте!

И н с а ф. Супруга моя. Мадина-ханум.

З а м з а г у л ь. Мадина-ханум… (Кивает.) А я приемщица Замзагуль.

М а д и н а. Знаю. Мы уж тут посмеялись, Инсаф Мисбахович рассказал, как ты его в композиторы великие произвела.

И н с а ф. Правда ваша. В композиторы.

З а м з а г у л ь. Если уж над этим посмеялись, вы, наверное, веселые люди.

М а д и н а. Да. Нам бы только повеселиться…

З а м з а г у л ь. Посидите немножко. Мастер сейчас выйдет.

Садятся.

М а д и н а (кивает на манекены). Тут, я гляжу, целый классический театр.

З а м з а г у л ь. Кроме дедушки Ажмагула и Галяуи-Зайца. А остальные все — классики. Дедушка с Зайцем — чтобы национальную одежду примерять. Они у нас в инвентарной книге как национальные души записаны.

М а д и н а (показывает на Первого Портного). А это кто? Робинзон Крузо?

З а м з а г у л ь. Не-ет! Это самый первый в истории человечества гениальный портной, и он же — самый первый, самый привередливый, самый покладистый клиент.

М а д и н а (беспокойно). Словно я уже была здесь. Давным-давно, в незапамятные времена, когда вот этот дикарь еще жил.

З а м з а г у л ь. Бывает такое…