Жизнь после ревизора - Андрей Эдуардович Кружнов

Ознакомительный фрагмент

лысиной, похожей на острое яйцо. Брови были расчёсаны вверх и поэтому закрывали почти весь лоб. Остальная часть лица была тёмной и плоской, будто прихлопнутой чем тяжёлым, и походила на старый медный таз. Единственное, что выделялось на этом невыразительном лице, это лиловые и очень подвижные губы.

МЕДНОЕ ЛИЦО. Ах, голубчик! Вы бы уж сами и облагодетельствовали нас. Вы бы уж сами и взяли бы на себя такую, с позволения сказать, ответственную роль.

Господин окинул взглядом всех собравшихся и продолжил с удвоенной энергией, которая выражалась лишь в подвижности губ.

Ей-богу, драгоценный вы наш, Антон Антоныч! Ведь ежели вы не примете на себя такую серьёзную ношу, то некому и будет. (Он посмотрел по сторонам, словно боялся, что их подслушивают.)

И все, действительно, слушали их внимательно, с застывшими лицами или рожами, если хотите. Даже не моргая и не дыша.

ГОРОДНИЧИЙ. Как же возможно городничему стать ревизором? Я должен тогда развестись с Анной Андревной. Должен, так сказать, с насиженного места уволиться. Нет, господа, это никак невозможно! Решительно отказываюсь – и всё тут!..

Городничий развернулся, но так и остался на месте, и его широкая спина, казалось, спрашивала серую толпу: «Ну что, христопродавцы, так бы и вонзили остриё промеж лопаток? Ужо я задам вашему брату!»

Господин с медным лицом подошёл поближе к ступенькам, на которых стоял Городничий и легонько дёрнул его за фалду мундира, которая тут же и отвалилась, а по залу пробежал лёгкий и сдержанный смешок.

МЕДНОЕ ЛИЦО. Ваше Сиятельство, не сочтите за дерзость…

Приоткрытый рот у Господина с медным лицом вытягивается трубочкой, словно он готовится поцеловать барышню.

Но ведь всё в наших – простите, в ваших благодетельных руках. Прикажите всем нынче же считать вас за ревизора. Объявите Анну Андреевну не женой, а вашим ангелом-охранителем, проведите ревизию, где сочтёте уместным, а на следующий день снова нарядитесь в привычный мундир, назначьте себя городничим – и отправляйте рапорт в Петербург. Вот и выйдет: и ревизор был, и никаких беззаконий не нашёл, и вы на месте.

Городничий разворачивается медленно и тяжело, словно мельничный жернов, с хрустом под каблуками, – и сверху вниз смотрит на Господина с медным лицом, который уже держит оторванную фалду его мундира.

ГОРОДНИЧИЙ. Ах ты рожа пустозвонская! Ты что же, хочешь, чтобы мы все здесь в крыс обернулись? Кого спасут твои ревизии? Вон, моя Анна Андревна уже свинья свиньёй. Земляника скоро совсем ягодой будет, а потом и скиснет. И у меня вместо ноги чёрт-те что! Вам бы всё отчёты строчить, формалисты!

Нога у Городничего подворачивается, и он багровеет от боли.

Господин с медным лицом нервно засовывает оторванную фалду себе в карман и, почтительно согнувшись, отходит назад. На его месте возникает приятная дама с клювом цапли вместо носа и глазами навыкат: она всё время вертит головой и вращает глазами, словно механическая кукла.

ДАМА С КЛЮВОМ. Я слыхала, будто ревизоров вовсе отменили, с горя наш ревизор и застрелился. Говорят, теперь везде будут какие-то измельчители и распылители!

По серой толпе проходит ропот: «Измельчители?.. Слыхали, какие-то распылители?.. Неужто вверху удумали всех в распыл пустить?»

И ежели кто отказался от новшества, у тех будут измельчать сначала одежду, а уж потом зубы и левую ногу. Пока левую!(Она защёлкала клювом и, отскочив в сторону, ударила им Старичка по яйцевидной лысине.)

По толпе опять пошёл гул и в серой массе стали вспыхивать искорки злобных взглядов, но Городничий поднял толстую ладонь с короткими пальцами, и сразу же все замолчали.

ГОРОДНИЧИЙ. Стало быть, выхода у нас нет, господа. Никто не знает, как теперь быть должно. Да и сами посудите: ведь радоваться надо, что этот треклятый ревизор окочурился – мы бы и радовались! Но ведь, посмотрите, что с нами выходит. Форменное издевательство! Без этого жидконогого ревизоришки мы стали терять свои законные свойства. У Земляники вся голова стала съедобной, у Ляпкина-Тяпкина вместо рук, извиняюсь, бечёвки торчат…

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Это даже не бечёвки, Ваше Сиятельство, этим даже подвязаться нельзя!

Ляпкин-Тяпкин поднял вверх пустые рукава, из которых торчали тонкие тряпки, будто оборванные рукава рубахи, и потряс ими.

Я ведь теперь просто Ляпкин-Тряпкин какой-то!.. Но ведь и это ещё не всё! Посмотрите, что с моими конечностями происходит.

Ляпкин-Тяпкин взмахнул руками – и тут же его туловище завернулось в одну сторону, а две брючины свернулись между собою в один большой жгут, будто были пустыми внутри. Городничий смотрел на него набычившись, как на мелкого пакостника.

ГОРОДНИЧИЙ. И как же вы, любезный, передвигаетесь в пространстве? По каким таким законам?

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Чёрт их знает, Ваше Сиятельство. Какая-то сила прёт снизу, будто я на барже или на пароходе стою… (Он посмотрел на свои болтающиеся штаны и добавил.) Они вроде как для виду теперь.

В это время из глубины залы выкрикнула какая-то дама с иссиня-жёлтым лицом, похожим на прошлогоднюю брюкву, вскинув свои худые как плети руки.

ДАМА-БРЮКВА. Я знала, я знала, это случится! Мы будем летать как птицы!

Городничий втянул носом воздух, расширив ноздри, словно бык, готовящийся боднуть назойливого матадора.

ГОРОДНИЧИЙ. Что за дура тощая?

ДАМА С КЛЮВОМ. Жена Бобчинского и Добчинского. (Дама подняла свой клюв вверх и застучала им, давая понять, что она насмехается над чем-то и одновременно выражает своё «фэ».)

ГОРОДНИЧИЙ. Как? У этих пакостников одна жена?

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Скотопрода̀вцы! Мне сказали, будто утром прошлой среды увидали себя в объятиях одной женщины, и тут же поняли – судьба-с.

ГОРОДНИЧИЙ (багровея). Что за судьба такая? В одной кровати с одной бабой спать?

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Изощрённо лгут. Потому как не хотят содержать двух жён – одну-то всегда выгоднее. Говорят, будто одна половина у этой бабы от жены Бобчинского, а вторая – от жены Добчинского. Я подозреваю, они жён своих съели, а из остатков то и вышло, что видим перед собой.

Ляпкин-Тяпкин подплывает по воздуху к центру стола, где стоят два серебряных блюда, накрытых такими же серебряными колпаками. Он кивает на них головой и спрашивает Городничего.

А с этими что делать прикажете?

ГОРОДНИЧИЙ. С какими с этими?

ЛЯПКИН-ТЯПКИН (Клубнике). Сударь, будьте так любезны. А то я не в состоянии.

КЛУБНИКА (услужливо). Всегда рад угодить.

Клубника снимает крышки и перед всеми предстают две головы, лежащие на этих блюдах.  Одна голова с кучерявыми волосами и курносым носом, другая – с длинными прямыми волосами и усиками. Несмотря на то, что они без туловищ, головы испуганно моргают и бледнеют от страха.

ГОРОДНИЧИЙ. К чему это безобразие?

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. Осуждены за бумагомарательство и присланы из Петербурга с сопроводительным письмом. Мол, для отбытия наказания в том месте, где и совершили своё преступление.

ГОРОДНИЧИЙ (подойдя к кучерявой голове). Ну, этого прощелыгу я, кажется, знаю. Хлестаков?

КЛУБНИКА. Он губитель.

ГОРОДНИЧИЙ. А этот откуда?

ЛЯПКИН-ТЯПКИН. По сыскным данным

Конец ознакомительного фрагмента

Купить полную версию книги