Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

я — трое одной крови. Мы все — нечто единое. Все остальное на свете — нам чужое, и то несчастье, то проклятие, которое висит над нами, — оно только наше.

П а л ё. Я люблю Кату.

М а т ь. По-твоему, она должна ожидать тебя долгие годы, а потом идти по свету с нищим? Скрываться вместе с тобой, убегать, трястись от страха, что однажды брат тебя найдет? Нет. Ты один понесешь свой крест. Свою ношу ты не имеешь права делить ни с кем.

П а л ё. Один, все только я один, и всегда только один. Никогда не было по-другому, и никогда ничего не изменится.

М а т ь. И я тебе не могу помочь.

П а л ё. Как-то вы мне сказали, что в Яно ожил отец, а во мне оживете вы. Я это хорошо запомнил. Тогда я еще верил, что у меня есть мать, тогда вы меня не выгоняли и даже приголубили. Сейчас вы меня ругаете и гоните прочь. Яно весь в вас. Теперь мне ясно. Я возненавидел бы себя, будь я хоть раз в жизни таким, как вы.

М а т ь. Я не спрашиваю тебя, с какими проклятиями ты будешь вспоминать мое имя. Проклинай меня хоть сейчас, ударь по лицу. Избей меня так, чтобы кровь текла. Не думай о том, что я — твоя мать, думай о том лишь, что нет на земле человека, которого бы ты больше ненавидел, чем меня. Я понимаю, что заслужила это. Я сделала тебя несчастным. Из-за меня ты потерял все! Я — проклятая мать, ибо не могу взять на себя крест своего сына. Не раздумывай! Сделай так! Благословлять тебя буду!

П а л ё (тихо). Я пойду.

М а т ь. Чего тебе здесь надо? Чего ты ждешь? Кто тебя любит в этом доме? От кого ты услышал доброе слово? Ты навеки встал бы нам поперек дороги, мы ненавидели бы тебя, потому что ты мешал бы нам. Собирайся и иди!

П а л ё. Не продолжайте! Я все знаю.

М а т ь (приносит чемодан). Собери все свои вещи. Ничего нам не оставляй. Побросай все в чемодан. Уложишь все там, где остановишься! (Подает ему белье.)

П а л ё. Там, где остановлюсь? А где я остановлюсь?

М а т ь. Работа всюду найдется. Только иди куда-нибудь подальше, чтобы мы о тебе никогда ничего не слышали.

П а л ё. Никогда?

Пауза.

Хорошо.

М а т ь. Поспеши! (Достает из шкафа деньги.) Это твои. Вот тебе на дорогу и на жизнь, пока не найдешь работу.

П а л ё. Не надо.

М а т ь. Я тебе их даю.

П а л ё. Обойдусь без них.

М а т ь (твердо). Среди них есть и доллары, которые ты посылал мне из Америки. Ни одного из них я не истратила.

П а л ё. Они уже не мои!

М а т ь. Мне они не нужны. На…

Палё берет деньги.

Никому не пиши и ничего не передавай. Мы больше никогда в жизни не увидимся. Так должно быть.

Палё закрывает чемодан.

М а т ь. Ты готов… Чего еще ждешь?

Палё смотрит на куклу, лежащую на столе. Потом ставит чемодан и берет куклу в руки.

Оставь ее!

Палё рвет куклу, бросает ее на пол и топчет ее ногами. На минуту воцаряется тишина.

П а л ё. А теперь — с богом!

Мать приближается к нему, но потом останавливается, сжавшись.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Т е  ж е  и К а т а.

Входит  К а т а, одетая в праздничное национальное платье.

К а т а. Добрый вечер, тетя!

М а т ь. Ты? Чего тебе надо?

К а т а. Пришла спросить Палё, не пригласит ли он меня танцевать.

П а л ё. Катка… Ты пришла?

К а т а. Я обещала. Сегодня в трактире такие танцы, что боюсь, до утра стены рухнут. Надо пойти посмотреть! Ну, что? Не пойдешь?

М а т ь. Сегодня Палё не пойдет, девушка. Иди одна! Ты веселая, и тебе нужны веселые люди.

К а т а. Значит, не пойдешь? А что у тебя в руке? Куда-то собираешься? Ты ничего мне не говорил.

П а л ё. Я ухожу.

К а т а. Куда?

П а л ё. Далеко.

К а т а. А когда вернешься?

П а л ё. Никогда.

К а т а. Палё, что происходит? Ты не уйдешь! Я не пущу тебя! Не отдам тебя! (Прижимается к нему.) Неужели ты меня оставишь? Я не нужна тебе? Скажи, что тебе взбрело в голову? Я должна знать, почему ты уходишь!

М а т ь. Не мучай его! Ему будет легче, если ты не встанешь на его пути. Он должен уйти!

К а т а. «Должен»… «Должен»… (Палё.) Ты должен?

Палё отворачивается.

Это опять вы выдумали, тетя. Запрещали ему встречаться со мной, а теперь и из деревни выгоняете. Но почему? Если он меня не любит, зачем ему от меня убегать? А если он хочет на мне жениться, никто на свете ему этого не запретит.

М а т ь. А Яно?

К а т а. Сегодня вечером я сказала Яно, чтобы он к нам больше не ходил.

П а л ё. Ката, ты это сделала?

К а т а. Сделала. Напрасно он убеждал меня, что я не имею права так поступить. Если он два года был для меня хорош, еще не значит, что он будет хорошим всю жизнь. Я чувствовала, что тебя это мучает. Потому ты всегда был таким грустным, что нет тебе нигде места, даже дома, что никому ты не нужен, даже собственной матери, что и я тебя обманываю, потому что боюсь сказать перед всеми, что только ты мне нужен, тебя я люблю, а не Яно. Поэтому я сказала ему все.

П а л ё. Я никогда этого не забуду, Ката.

М а т ь. А что тебе ответил Яно?

К а т а. Ничего. Ни слова. Сейчас сидит в трактире и пьет.

М а т ь. И ты собираешься показаться ему на глаза вместе с Палё? Не хватит ли того, что ты два года обманывала его, опозорила перед всей деревней, а теперь еще будешь отплясывать перед ним со своим новым ухажером? Тебе надо, чтобы он не сдержался и избил вас обоих?

К а т а. Я за Палё не боюсь. Он сильнее.

М а т ь. А если не так, ты найдешь себе третьего? Убирайся отсюда! Не стой на нашем пути!

К а т а. Уйду, если он меня прогонит!

М а т ь. На нем лежит проклятие. Оно и тебя раздавит. Иди. Благодари бога, что ты не принадлежишь к нашей семье! Спасайся!

К а т а (Палё). Я пришла позвать тебя. Ты мне должен сказать, любишь ты меня или нет. Пойдешь со мной?

П а л ё. Куда ты меня зовешь?

К а т а. Неделю назад отец отпустил батрака. Сейчас у него никого нет. Если я попрошу, он охотно возьмет тебя. Он знает, что я люблю только тебя. И я не боюсь этого сказать. Пусть вся деревня знает, пусть говорят что угодно. Ты пойдешь, Палё?

П а л ё. Вы не постыдились бы взять меня