Тюрьма человека. Стены - Мария Виргинская

накормил своих голодных, и они выродились в скотов! А ведь это римские плебеи разбили армию Ганнибала!

ЭСТРЕЛЬЯ: А ты вспомни поговорку: сытый голодного не понимает!

КОМЕНДАНТ: Человек ненасытен. Такова его биологическая природа, и в этом — главная трагедия человечества.

ЭСТРЕЛЬЯ: Не в знании о смерти?!

КОМЕНДАНТ: На этом знании наша природа растет, и растет уродливо! Может насытиться тигр, волк, гиена, но только не человек!

ЭСТРЕЛЬЯ: То есть, мы потомки тираннозавра! Даже лучшие из нас по сути — чудовища. Но если ты ампутируешь чудовище, человек не выживет, Саша. Ему придется завести и вскормить в себе какого-нибудь нового зверя!

КОМЕНДАНТ: Какого зверя ты в себе вскармливаешь, котенок?

ЭСТРЕЛЬЯ: Хитрого. Осторожного.

КОМЕНДАНТ: Ласкового. (обнимает ее)

ЭСТРЕЛЬЯ: Зверя из породы кошачьих.

КОМЕНДАНТ: На то ты и женщина.

ЭСТРЕЛЬЯ: Женщины бывают и суками. И курицами. И…

КОМЕНДАНТ: Согласен.

ЭСТРЕЛЬЯ: Сюда не войдут? Твой Тихон Сергеич?

КОМЕНДАНТ: Не войдут.

ЭСТРЕЛЬЯ: Нет, не могу! Я все время вижу его глаза! У него были глаза измученного ребенка! У Ерофея! Он теперь будет являться по ночам и смотреть на меня этими глазами!

КОМЕНДАНТ: Мы уедем, когда я все здесь закончу. Открою частную клинику, буду лечить …

ЭСТРЕЛЬЯ: Ты уже не сможешь лечить. Ты привык обрезать и удобрять… Я тебя боюсь, Саша!

(Камера. Грек лежит, отвернувшись лицом к стене. Вор мурлычет тоскливый незамысловатый мотивчик. Входит Тихон с двумя мисками похлебки.)

ТИХОН: Жрите давайте. По-быстрому.

ВОР: Ты чего такой мрачный, нач… Тихон Сергеич? По Ероше скучаешь?

ТИХОН: По тебе, образина! Грек! Особого приглашения ждешь? А ну, взял ложку!

ВОР: Сам это жри!

(Грек садится на койке. Теперь это тот самый молодой человек, в которого превратился перед смертью Ерофей. Тихон отшатывается)

ТИХОН: Твою мать!!.. Ты кто?!

ГРЕК: Грек.

ТИХОН: Ты?! Нет! Почему?! Тебя же освободили!

ВОР: А он возродился, как Феникс!

ТИХОН (резко переключившись на Вора): Жри! Ты меня понял?! Что я тебе сказал?!

ВОР: Понял.

ТИХОН: Тогда освобождай миску. Я спешу, понял?

ВОР: Баба ждет? Уж не та ли, что сегодня была? Эсперанса? Тогда тебе повезло, началь… Классная штучка! И ублажит, и напоит!

(Тихон забирает миски, выходит, хлопнув дверью)

ВОР: Слушай… Ты что сейчас чувствуешь?

ГРЕК: Я выспался. Впервые за много лет.

ВОР: Ты о чем думал перед тем, как заснуть?

ГРЕК: Тебе это, наверное, покажется слишком… вычурным! Я сказал себе: «Ты человеком родился, так будь им! Что бы с тобой ни делали!».

ВОР: Ты правда знаешь китайский?

ГРЕК: Нет. Да это и не стихи были — в той книжке. Они подсунули цитатник председателя Мао.

ВОР: Откуда ты знаешь?

ГРЕК: Видел. В той жизни.

ВОР: Когда ты был Ерофеем?

ГРЕК: Да.

ВОР: Интересно, кем стану я…

ГРЕК: Если ты родился человеком по имени Иван Сидорец, будь им!

(Комната Эсперансы. Эсперанса сидит за компьютером. Стук в дверь. Входит Тихон.)

ЭСПЕРАНСА: Здорово, служивый! Чем обязана?

ТИХОН: Я слышал, здесь можно купить самогон. Недорого.

ЗСПЕРАНСА: В свою посуду. И чтоб была с этикетками, с акцизными марками… Что у тебя за крайность?

ТИХОН: Комендант приказал Ивана взять в разработку. Завтра.

ЭСПЕРАНСА: Что-то заподозрил?..

ТИХОН: Не думаю. Он после истории с Микулиным рвет и мечет. Такого эффекта он точно не ожидал.

ЭСПЕРАНСА: Никто не ожидал.

ТИХОН: Чудны дела твои, Господи… Я там не могу больше. Еще немного, и сам крышей поеду. Или проколюсь. Перебросьте меня на другую работу.

ЭСПЕРАНСА: Тиша, ты же знаешь, что тебя там заменить некем. Годы потребовались, чтоб внедрить тебя в Стены!

ТИХОН: И что, есть от меня практическая польза? Если мы и Сидорца потеряем…

ЭСПЕРАНСА: Останется на полу птичье перо… Я доложу обстановку. Будем думать.

ТИХОН: Быстрее думайте. Или я начну действовать на свой страх и риск! Перестреляю там всех к чертовой матери!

ЭСПЕРАНСА: Это не выход!

ТИХОН: Для меня — выход. И для Ивана. Давай сюда самогон!

ЭСПЕРАНСА: Надеюсь, вы не напьетесь.

ТИХОН: Надейся. Имя обязывает!

(Камера. Вор и Грек лежат на койках)

ВОР: Спишь?

ГРЕК: Нет.

ВОР: Он верил в Светозара, Ерошка. Для меня он все равно — Ерофей. А ты — Грек.

ГРЕК: Да хоть горшком назови…

ВОР: Лишь бы не Светозаром?

ГРЕК: Светозар в эмиграции.

ВОР: Светозар — это я. Запомни. На случай, если я не буду ничего помнить.

ГРЕК: Зря вы открылись.

ВОР: А может, я размечтался! Светозар — имя, которое на слуху! Каждый пацан мечтает стать Светозаром! Может, я хочу стать легендой? Ты, вон, диктатора мочить согласился, чтобы оставить свое имя в веках, а я чем хуже?

ГРЕК: Наши намерения не всегда отвечают нашим возможностям. Я не смог выстрелить в тирана, и, в итоге, пропадаю ни за понюшку табака! Переоценил себя.

ВОР: Или — недооценил.

ГРЕК: В смысле?

ВОР: Ты остался поэтом, а поэты — люди незаменимые. Это политика легко заменить, а поэта — нет.

ГРЕК: И что такого значительного я сделал за эти годы?

ВОР: Человека сделал по имени Грек. Человека, который стал умом и душой этой камеры, символом звезды и надежды!

ГРЕК: Эстрелья и Эсперанса… Почему они не вытащили тебя отсюда? Получается, не спрятали, а упрятали?

ВОР: У них спроси.

ГРЕК: С того света?.. Сеня дважды принял смерть за меня, это он был поэтом и душой камеры. Так что лавры давай оставим ему. Так будет честно.

ВОР: Лаврами сочтемся после победы.

ГРЕК: Она будет не нашей. При любом исходе. Неподкупный Робеспьер превратится в Робеспьера Кровавого. Если ты отсюда выйдешь и победишь, мальчишки не будут больше играть в Светозара.

ВОР: Светозаром будут пугать детишек? Я бы не спешил с прогнозами.

ГРЕК: У меня нет другого времени, Светозар…Я бы предпочел звать тебя Иваном.

ВОР: Да хоть горшком, Грек!

ГРЕК: Обидно! Я всего столько знал, учил… Я помню «Илиаду и Одиссею»! А зачем я ее помню? Кому от этого хорошо? От того, что я жил, был… Сеня ушел с верой, что от него осталась дочь…

ВОР: Он прекрасно понимал…

ГРЕК: Понимать — одно, а верить — другое!

ВОР: От каждого из нас, возможно, кто-то остался. У наших женщин.

ГРЕК: Мою женщину убили. Аглаю. Ее синяя блузка во мгновение стало красной. А меня не убили. Меня схватили и оттащили от нее. Я действительно хотел забыть это. Сидеть с этим в стенах — хуже, чем умереть. Только не говори, что вы отомстите! Я заранее боюсь вашей