Тюрьма человека. Стены - Мария Виргинская

Жестикуляция. Походка.

ЕРОФЕЙ: Это все могло измениться.

ГРЕК: Это как раз — не могло! И возраст.

ЭСПЕРАНСА: А я самогон гоню. На продажу. Дома. По мне что, заметно?

ВОР: Будет заметно, когда пронюхают!

ЭСПЕРАНСА: Не учи ученого! Я аккуратно. Только проверенным клиентам и в свою тару. И чтоб с этикетками, с акцизом.

(Входит Тихон. Ерофей отходит в угол камеры, молится беззвучно)

ТИХОН: Что вы тут притихли? Грустите?

ЭСПЕРАНСА: Так ведь есть, с чего!

ВОР: А выпить нет! Будь человеком, началь…Тихон Сергеич! Принеси выпить!

ТИХОН: Не положено.

ВОР: Отходную. Вот и девчонки просят! Надь! Стелла!

ТИХОН: Пусть освобождаемый попросит, тогда я доложу.

ЭСТРЕЛЬЯ: Проси!

ЭСПЕРАНСА: После домолишься!

ВОР: Сделай людям богоугодное дело! Ты в рай уйдешь, а нам в этом аду жариться аж до второго пришествия!

ГРЕК: До пришествия Светозара.

ЕРОФЕЙ: Принесите им вина, Тихон Сергеевич.

ТИХОН: Я тебе книгу принес, Ерофей Денисыч. Сказать, где нашли, не поверишь…

ГРЕК: Дайте!

ТИХОН: В посольстве КНР. У китайцев!

ЕРОФЕЙ: Мне все равно.

ГРЕК: А нам — нет! (берет книгу у Тихона) Это — она?

ТИХОН: Она. Только ничего вы тут не прочтете. На китайском тут.

ЭСТРЕЛЬЯ: Ероша!

ВОР: Слышь?! Тебя на китайский перевели!

ГРЕК: Ты уже почти классик…

ВОР: А на греческом такой книжки нет?

ТИХОН: И на хинди нет. (выходит)

ЭСТРЕЛЬЯ: Это неважно, что на китайском! В руках можно подержать!

ВОР: А китайцы народ большой! Многомиллионный! Раз они тебя читают…

ЭСПЕРАНСА: То и мы когда-то прочтем!

ЕРОФЕЙ: В переводе с китайского? (оборачивается к ним, и все замирают, потрясенные: теперь это совсем молодой человек. Человек с фотографий)

ЕРОФЕЙ: Что вы на меня так смотрите, как на призрак?

ЭСТРЕЛЬЯ: Ничего…

ЭСПЕРАНСА: Радуемся…

ГРЕК: Здесь много стихотворений…

ЕРОФЕЙ: Бойся своих желаний — они сбываются, когда о них забываешь! Идиотская у меня судьба все-таки!

ГРЕК: Я тебе переведу.

ВОР: Ты?! А по-каковски ты еще шпаришь?

ГРЕК: Я говорил уже, что знал несколько языков. В том числе, видимо, и китайский.

ЭСТРЕЛЬЯ: Читай!

ЭСПЕРАНСА: Он сейчас сам что-нибудь сочинит!

ЭСТРЕЛЬЯ: Говорят, беда одна не приходит. Так чудо — тоже! (Ерофею) Ты себя видишь? Изнутри?

ЕРОФЕЙ: Я себя вижу сильным.

ГРЕК: Тогда слушай! (декламирует, прикрыв глаза)

Стон — у губ, а молчанье — бездонно,

Это ищет следы по горам,

Наши головы пеплом казненных

Посыпают ночные ветра.

Если мне не сразиться с изменой,

Если нам не вернуться домой,

То, что было доселе Вселенной,

Станет затхлой безжизненной тьмой…

ЭСПЕРАНСА: Как по писаному шпарит!

ЕРОФЕЙ: Спасибо, Грек. Я сам дальше.

Скалистый путь к истокам света вьется,

Цепочкой судеб горный кряж увит.

Мы шли вперед, опережая солнце,

В свою страну свободы и любви.

Мы шли, ветрами расправляя флаги,

Из древних, оскверненных мукой царств,

Нам в спины хрипло лаяли собаки,

А пули проносились вдоль лица…

(Входит Тихон, останавливается в дверях)

Мы выли в ночь. Мы пели по острогам.

Делили хлеб и ненависть к врагам.

Мы все дойдем — и те, кто пал дорогой,

От яркого рассвета в двух шагах…

Простите меня. За все, что я тут наговорил.

ВОР: Проехали, Ероша.

ЭСТРЕЛЬЯ: То был не ты…

ТИХОН: Пора, Ерофей.

ЕРОФЕЙ: (отдает книгу Эстрелье) Это вам. Тебе и малышке. Береги дочку.

ТИХОН: Микитин Ерофей Денисович! На выход!

ВОР: Да пшел ты!

ЭСПЕРАНСА: Горит вам?! Пули заржавеют?! Ну, Ерошка, ни пуха…

ГРЕК: До встречи на небесах, так?

ЕРОФЕЙ: Так. (выходит)

ЭСТРЕЛЬЯ: Прими, Господи, душу грешную…

ЭСПЕРАНСА: (Тихону) А ты чего здесь?

ТИХОН: Исполнение приговоров не входит в мои функциональные обязанности. Выходите, красотки.

ЭСТРЕЛЬЯ: Мы?..

ЭСПЕРАНСА: А куда нас?..

ВОР: Может, поцелуемся на прощанье?

ЭСПЕРАНСА: В другой раз! (выходят с Тихоном, в коридор) Так вы куда нас ведете?

ТИХОН: К товарищу коменданту. Он вам заплатит. Наличкой.

ЭСТРЕЛЬЯ: Правда?!

ЭСПЕРАНСА: А за что он заплатит? За красивые глаза, что ли? Мы ж — ничего…

ТИХОН: Меня не касается.

ЭСТРЕЛЬЯ: Мы здесь просто побыли, еще и поели…

ЭСПЕРАНСА: С нас вычтут за еду?

ТИХОН: Нет! Еда и ваши услуги оплачиваются из отдельного фонда.

ЭСТРЕЛЬЯ: Ой, чего-то мне страшно, Надька!

ЭСПЕРАНСА: Двум смертям, Стелка… Сама знаешь!

(В камере молча сидят Грек и Вор)

ГРЕК: (после паузы) Он был моим другом. (не получив ответа) Он был моим настоящим другом. И в детстве, и когда мы планировали покушение на тирана.

ВОР: Он и правда его планировал?

ГРЕК: Он. Сеня. А я — Микулин Ерофей Денисович.

ВОР: У тебя крыша едет.

ГРЕК: Мы заранее сговорились. На крайний случай. Нам казалось, что если правящего ублюдка убьет поэт… это будет… символично! Не киллер, не военный, именно человек искусства! Но я не смог. Меня словно сила нездешняя оттолкнула от оружия, едва я к нему притронулся! И я сказал Сене: «Мне Господь не даст! Не дает!»

ВОР: Какому — Сене?

ГРЕК: Ему. Я — Микулин Ерофей Денисович, а он был — Ставицкий Семен… Забыл отчество!

ВОР: Он помнил об этом? Здесь?

ГРЕК: Нет. Потому и продержался. Он внушил себе, что он — это я. Он в это — верил!

ВОР: А ты?

ГРЕК: И я. Я только сейчас, когда увидел дело, альбом… То моя бабушка была на скамье под кустом сирени…Но ему уже нельзя было ничего говорить. Он бы сломался.

ВОР: Как знать!

ГРЕК: Это мягкого человека нельзя сломать. Как его ни комкай, он разогнется, примет свои прежние формы, а жесткого возьми на излом — и все! Сеня был жесткий.

ВОР: Почему же он… Ну, не смог?

ГРЕК: Никто бы не смог. Там такая была охрана! А когда его взяли, он уже перевоплотился в меня!

ВОР: Почему ты — Грек?

ГРЕК: У меня мама была гречанка. Или бабушка. Или отец-профессор мне привил любовь к этому языку. Я учился на правоведа, но посещал лекции на филфаке. Там училась Аглая. Не знаю, почему я назвался Греком. Не помню. Но я помню, почему согласился поменяться с Сеней судьбой! Не только потому, что не мог убить!

ВОР: Да ты прям святой мученик!

ГРЕК: Сеня на меня кричал: «Уничтожить людоеда — святое дело! Убив людоеда, ты спасешь от него людей!»

ВОР: Людоеда свои замочили. Толку!

ГРЕК: Мы не знали тогда, что толку не будет. Нам было по двадцать. Даже двадцати еще не было. Мне. И… я еще почему согласился стрелять… Я хотел пропиарить свои стихи! Я думал, покушение на тирана будет им хорошей