Пьесы молодых драматургов - Нина Александровна Павлова

такое, как у нас?

В л а д и м и р. Не знаю. Я в первый раз встречаюсь.

Ф е д о р. Суда тут, конечно, быть не может. Если б он большой, а она несовершеннолетняя, тогда другое дело. А так, когда обои шпана… Какая тут статья, не знаешь?

В л а д и м и р. Не знаю.

Ф е д о р. На алименты бить будут. А что с него возьмешь? С нас, конечно, станут выжимать. А у самих-то… (Показывает взглядом, на обстановку комнаты. Понизив голос.) Он, Матвей-то, мужик-то ее, каждый год орехи возами в город возит. А добывает безо всяких договоров.

В л а д и м и р. Без чего?

Ф е д о р. Чтоб орехи-то добывать, договор надо заключать в районе, а он так прет машинами. Как думаешь, браконьерство можно приписать?

В л а д и м и р. Не знаю.

Ф е д о р. Я думал, в газете все знают.

В л а д и м и р. Я же сказал — только устроился.

Ф е д о р. А как же книжку свою писать будешь?

В л а д и м и р. Там главное — вымысел, фантазия.

Ф е д о р. Фантазия… Вот они счас и наплетут тебе фантазию в два голоса. Да еще Матвей заявится. Не рад будешь, что пришел сюда. Ну, Колька, припомню я тебе первую любовь. Это учительница в школе их так выгораживала: первая любовь, дескать, то да се. А тут из-за этой первой любви последние зубы потеряешь. Матвей-то, он психованный. Да если еще пьяный придет. Он не станет спрашивать, кто ты и что ты.

В л а д и м и р. Но ведь она сама меня позвала?..

Ф е д о р. Еще и за это будет бить. Пьет да ревнует к кому попало. Один раз уже поджигал меня. Ладно, что шибко пьяный был, спичку не мог зажечь… А так все чин чином — и соломы, и веток к стене натаскал. (Выглядывая в окно.) Брата б, председателя, не позвала, а то с нее сдеется. Ага, ведет. А по дороге инструкции ей нашептывает. (Садится на прежнее место.)

Е л и з а в е т а  вводит упирающуюся  Л ю б у, девушку лет семнадцати. Та настроена явно враждебно ко всем. Отвечает резко, порывисто, глядя в одну точку. Признаков беременности еще совсем не заметно.

Е л и з а в е т а (как бы представляя Любу Владимиру). Вот. (Любе.) Да садись, садись, чего стоять-то. И не бойся ничего. (Кивая на Федора.) А на этого так и вовсе не гляди. Будто его здесь нету.

Люба, даже не взглянув ни на кого, садится.

Ф е д о р. Ага, зато я погляжу. И послушаю.

Е л и з а в е т а (озабоченно, Владимиру). С чего начать-то?

В л а д и м и р. Вероятно, с этого… Ну, со знакомства, наверное.

Е л и з а в е т а (Любе). Ну?

Ф е д о р (Владимиру). Так ты и за неделю не переслушаешь. Они с Колькой вот с таких годов бегали, можно сказать, на одном горшке сидели.

Люба еще сильнее сжала губы и свела брови.

Е л и з а в е т а. Ты при ребенке не очень-то тут выражайся.

Ф е д о р. А чего, не сидели? Ну, про горшок это я так, к слову. (Владимиру, объясняет.) Тогда в деревне и горшков-то не было, тогда они так, самопроизвольно.

Е л и з а в е т а. Чего ты тут про свои горшки заладил, чего ребенка сбиваешь?

Ф е д о р. Ладно, пусть говорит. (Владимиру.) Ишь какие цацы, и про горшок им не скажи. Будто бы и не сидели никогда на нем, будто бы и не знают, что это такое.

Е л и з а в е т а. Да ты чего привязался-то со своими горшками, слово ребенку не даешь сказать. Он что, в газете про горшок твой будет писать?

Ф е д о р. А чего? Пусть с него и начнет. Чтобы все ясно было, без обману.

Е л и з а в е т а (махнув на Федора рукой). Говори, доча.

Л ю б а. Чего говорить-то?

Е л и з а в е т а. Ну, как у вас началось с этим кобе… с этим Николаем? Ну?

Люба молчит.

Ну чего ты слова-то сказать не можешь? Вон товарищ корреспондент уже и ручку приготовил.

Ф е д о р. Пускай она скажет, кто первый.

Е л и з а в е т а. Чего — первый?

Ф е д о р. Кто первый начал. А то ведь у теперешних-то на девяносто процентов девки начинают.

Е л и з а в е т а. Чего — начинают?

Ф е д о р (вертит рукой). А вот это самое. Моргнула, вильнула, а парень-то что, он дурак, он и побежал. Пусть вот она и скажет — моргала, нет?

Е л и з а в е т а. А чего это ей моргать-то?

Ф е д о р. А того. Да ты-то что, пусть она сама скажет.

Е л и з а в е т а. Ну-ка, доча, скажи ему, скажи, чего это тебе моргать приспичит.

Ф е д о р. Ага, молчит. Значит, моргала. (Владимиру.) Запиши.

Е л и з а в е т а. Скажи ему, доча, скажи. Хотя, погоди, чего это мы перед ним-то распинаемся, ишь расселся. Плюнь на него, а говори все корреспонденту. Ну? (Владимиру.) С чего начать-то?

В л а д и м и р. Вероятно… Ну… (Любе, осторожно.) Как вы познакомились?

Ф е д о р. Говорю же — на горшке.

Е л и з а в е т а. Опять со своим горшком лезешь?

В л а д и м и р (Любе, так же осторожно). Вы, вероятно, в колхозе познакомились?

Ф е д о р. Это как?

В л а д и м и р (видя, что все в недоумении). Ну, на сельхозработах. Я хотел сказать… Вот у нас, например, когда на первом курсе отправляют на месяц на сельхозработы, там все обычно и знакомятся.

Ф е д о р. И что, тоже… того… (Делает жест рукой, как бы обрисовывая большой живот.)

В л а д и м и р (смутился). Ннет… Зачем… Ну, я не знаю, когда как.

Ф е д о р. И чем кончалось? Ну алименты там или еще чего?

Е л и з а в е т а. Да свадьбой! Чем еще у добрых людей кончается? Это у вас, кобе… это вам одни алименты на уме. Будто бы без этого уже и прожить невозможно, будто все и счастье в этих алиментах! (Владимиру.) Это уж, видно, родовина у них такая: ничем их не проймешь, окромя алиментов.

Ф е д о р (даже встал от возмущения). Мне, что ли, нужны эти твои алименты? Да мне… Пропади они трижды пропадом!

Е л и з а в е т а. А чего же тогда сыночка сплавил?

Ф е д о р. Кто сплавил? Я сплавил? Говорю же тебе — письмо лежит. Сам убежал и еще дальше бежать собрался. «Сплавил»…

Е л и з а в е т а. Он добегается.

Ф е д о р. Ага, тебе легко говорить, тебе на это тьфу! А если б твоя доченька убежала?

Е л и з а в е т а. А если б твой сидел вот в таком положении?

Ф е д о р. Чего ему сидеть? Он мужик.

Е л и з а в е т а. Был бы мужик настоящий — не убежал бы.

Ф е д о р. Чего с него взять-то — парнишка. Какой у него ум?

Е л и з а в е т а (обрисовывая живот рукой). А на это у него ума хватило?

Ф е д о р. А тут ума не надо.

Люба вдруг встает и быстро, так же ни на кого не глядя, выходит. Проводив ее взглядом, все какое-то время молчат.

Е л и з а в е т а. О, довел ребенка.

Ф е д о р. Я ей хоть слово сказал против?

Е л и з а в е т а. А кто все говорит-то? То с горшком своим привязался, а то показывать стал при ребенке-то.

Ф е д о р. Чего это я показывал?

Е л и з а в е т а (обрисовывая живот). А это вот я, что ли, показывала?

Ф е д о р. Так это вон Владимир про это сказал.

В л а д и м и р. Я?

Ф е д о р. А как же, про студенток-то, забыл, что