Репетитор - Георгий Исидорович Полонский

все, что было, —

Ты, как хочешь, это назови…

Для кого-то просто летная погода,

А ведь это проводы любви!

Д е м и д о в а. Знаете что? Переизбирайте меня! Не хочу я больше! Не хочу, не могу и не буду! (Убегает.)

П о т е х и н а. От этого «счастья» — склока одна. Глупая тема.

Ч е р е в и ч к и н а. Тема ни при чем — это все Шестопал!

Уходят обе.

С ы р о м я т н и к о в (Генке). Как это ты устроился: все пятипалые, а ты — Шестопал? Чего-то лишнее в тебе есть… Может, отломать? И заживешь нормально, а? Ничего такого не будешь брать в голову… Ой, не гляди так, Геночка, страшно очень! Все, все, я свое предложение снимаю… Мама, он меня побьет! (Убегает в грубо наигранном испуге.)

Р и т а. Ну чего ты так переживаешь, Ген?

Б а т и щ е в. Действительно, зря, Гена-цвале! Только через папиросную бумажку можно на все это реагировать…

Г е н к а. Я попробую… с той недели.

Б а т и щ е в. А сейчас — хочешь? — пошли ко мне. Родителей нет, а бутылочка сухого найдется. И новые диски, каких ты точно не знаешь…

Г е н к а. Нет, спасибо. В другой раз.

Б а т и щ е в. Жаль… А я знаю, чего тебе сейчас хочется.

Г е н к а. Ну?

Б а т и щ е в. Чтобы я отчалил, а Ритка осталась с тобой. Так это в принципе можно… мы люди не жадные правда, Рит?

Р и т а (с хохотом). Генка, соглашайся, а то он раздумает!

Б а т и щ е в. Только, конечно, одно условие: в подъезды не заходить и грабки не распускать. Идет? Погуляете, поговорите… А можете — в кино.

Пауза.

Ну чего молчишь?

Г е н к а (кривя рот). А у меня денег нет.

Р и т а. И не надо: у меня трешка с мелочью.

Г е н к а. Нет… Я ему должен… за прокат. Сколько ты берешь в час, Костя?

Р и т а (задохнувшись). Ну знаешь… Сволочь! Псих! (Дала ему пощечину.) Не подходи лучше! (Убежала.)

Б а т и щ е в. Теряешь лицо, Геночка, не умеешь проигрывать. Учись… пока тебе клюв не начистили. (Уходит.)

В другую сторону побрел Генка.

Изменится слегка освещение, дав понять, что вечереет, и обнаружится  Р и т а  там, где она предпочла одиночество, чтоб успокоиться. Нашел ее  Б а т и щ е в, но допущен не был.

Р и т а. И ты хочешь по морде? Могу и тебе!

Он развел руками — стихия, мол, — и устранился. Рита пробует насвистывать… Затем до нее доносятся Генкины стихи в исполнении автора, который прячется где-то и лишь под конец возникает.

Г е н к а.

От книги странствий я не ждал обмана,

Я верил, что в какой-нибудь главе

Он выступит навстречу из тумана —

Твой берег в невесомой синеве.

Но есть ошибка в курсе корабля!

С недавних пор я это ясно вижу:

Стремительно вращается Земля,

А мы с тобой не делаемся ближе…

Р и т а (тихо, но повелительно). Еще…

Г е н к а.

Я не могу без тебя жить!

Мне и в дожди без тебя — сушь,

Мне и в жару без тебя — стыть,

Мне без тебя и Москва — глушь.

Р и т а. Ты стал лучше писать. Более художественно…

Г е н к а. Спасибо… Если ты — про последнее четверостишие, то это не я, это Николай Асеев стал лучше писать…

Рита дернула плечом и пошла по опустевшей, неосвещенной школе; Генка, разумеется, побрел за ней.

…Ворвутся, чтобы тут же заглохнуть, уличные шумы, и мы увидим, как длилось расставание  М е л ь н и к о в а  и  Н а т а л ь и  С е р г е е в н ы.

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. А я знаю, зачем вы купили эту книжонку про Бирму…

М е л ь н и к о в. Да? Значит, служба информации поставлена в учительской хорошо… Что ж, вам правду сказали: я тоскую по сыну. Сережка и здесь-то без конца простужался, а там с июля по октябрь включительно — тропические дожди… день и ночь, представляете?

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. С ним же все-таки мать… Едва ли она допускает его мокнуть…

М е л ь н и к о в. Логично, да. Ну вот вы и проводили меня.

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Я знаю, у вас телефон изменился… Запишете мне новый? (Она протянула свою книжечку.)

М е л ь н и к о в. Собираетесь пригласить меня на танцы?

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Нет… но бывают же у вас свободные вечера? Вы можете, нет, вы даже обязаны иногда передавать свой опыт!.. Чтоб я бракоделом не стала в педагогике.

М е л ь н и к о в (записывает номер). Так я ж сам такой… (Ее книжку он машинально сунул в карман плаща.)

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Вы очень устали?

М е л ь н и к о в. А что, заметно?

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Самому себе записали свой телефон!

М е л ь н и к о в. «Маразм крепчал»… извините. (Вернул ей книжку.) Звоните.

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Буду! И вообще… можете упираться, «держать дистанцию», даже опускать «железный занавес», — все равно я выведу вас из этого состояния! Я не я буду, если не выведу! Счастливо!

И, чтобы он не успел возразить, она убежала. И опять перед нами другая пара — Г е н к а  и  Р и т а, все еще не покинувшие школу в этот сумеречный час.

Р и т а (берет портфель). Надо идти. Сейчас кто-нибудь притащится, раскричится…

Г е н к а. В школе нет никого.

Р и т а. Так не бывает, даже ночью кто-то есть.

Г е н к а. А ты представь, что, кроме нас, никого…

Р и т а. Только, пожалуйста, не надейся, что я угрелась и разомлела от стихов.

Г е н к а. Я не надеюсь. Я не такой утопист. А по-твоему, они — чахлая замена той дубленки, тех соболей, которые потом будут от настоящих поклонников?

Р и т а. Что ты несешь, господи… «Соболей»! Мое дело, Геночка, предупредить: у нас с тобой никогда ничего не получится. Ты для меня… ну, как это сказать?.. инфантилен, наверно. Маловат. Я такой в седьмом классе была, как ты сейчас.

Г е н к а. Хочешь правду? Умом я знаю, что ты человек так себе. Не «луч света в темном царстве».

Р и т а. Сразу мстишь, да?

Г е н к а. Не перебивай. Я это знаю, я только стараюсь это не учитывать. Моя, так сказать, душа сама выработала себе защитную тактику… ты ее не поймешь, к сожалению… Я и сам только позавчера это понял.

Р и т а. Нет, давай, раз уж начал. Я постараюсь. Что ж ты понял такое… позавчера?

Г е н к а. В общем, так. Я считаю, что человеку необходимо состояние влюбленности. Всегда, всю дорогу. Иначе неинтересно жить. И не один я так считаю — например, Блок сказал: «Только влюбленный имеет право на звание человека». Ну, а мне самое легкое — влюбиться в тебя. На безрыбье.

Р и т а. Ага… И тебе неважно поэтому, как я к тебе отношусь?

Г е н к а. Нет. Это не меняет дела. Была бы эта самая пружина внутри! Так что можешь считать, что влюблен я не в тебя… а, допустим, в Черевичкину…

Р и т а. Ой, правда, перекинься на нее, а? А то она, бедная, все ест свои бутерброды, все