Потому что (не) люблю - Стася Андриевская

смотрела фильмы о самой себе, наблюдала за событиями со стороны. Утром я должна была подробно записать свои сны в специальный дневник и отдать его на проверку Айболиту. На основании этих данных строилась дальнейшая стратегия терапии.

Первый раз в шлеме прошёл очень гладко: я не почувствовала ни обещанного покалывания губ, ни головокружения. Просто вздремнула немного в кресле тихого, затемнённого кабинета и поспешила к своим малышкам.

Они родились семимесячными путём экстренного кесарева и первые пять недель жизни провели в специальном кувезе для недоношенных. Мне их даже не сразу показали, а когда я их всё-таки увидела, ужаснулась — они были такими крохотными и беспомощными!

Это был тяжелейший период моей новой жизни, когда я готова была сутками ошиваться под дверью отделения экстренной терапии, в надежде, что меня впустят именно сегодня. Но именно этот невыносимый страх потери и стал главным толчком к первым уверенным воспоминаниям… Маленький закрытый гробик, щемящее чувство потери, от которой невозможно сделать вдох. И пустота в груди…

А потом воспоминания понеслись словно лавина: адская смесь реальности и вымысла, от которой хотелось лезть на стену.

Это было очень трудное время, несмотря даже на сеансы психотерапии и курс антидепрессантов. Но на помощь мне снова пришли мои крошечки-девочки, два ангелочка, мамины солнышки…

Когда вошла в палату, доченьки уже кряхтели и куксились в ожидании близкого кормления.

— А кто тут такой сладенький? Кто тут заждался мамочку? — Укладывая их на специальную подушку, ворковала я. — Котятки заждались мамочку, лапушки мои ненаглядные…

Грудью мне кормить, увы, так и не пришлось — сначала из-за своего лечения, а потом и молока уже не стало. Но несмотря на искусственное вскармливание сейчас, когда Сонечке и Дашеньке исполнилось уже три месяца, они набрали положенный вес и аппетитом обладали отменным. А ещё — настолько одинаковыми личиками, что мне пришлось надеть на ножку каждой по цветному больничному браслетику — голубой и розовый.

Я думала, что уже после первого сеанса стимуляции мозга микротоками меня прорвёт на новые воспоминания, но ночь прошла вообще без снов. И только почти через неделю я проснулась в поту от чёткого понимания, что то, что мне сейчас приснилось — это не игра воображения, а действительно было, и я это вспомнила: как металась в тот раз по комнате не зная, куда деваться от удушающей обиды на Данилу — он не выдержал испытания! Он мне изменил!!! Это было подобно обрушению неба и концу света…

Как абсолютно ясно поняла в тот момент, что просто обязана отомстить. Меня разрывало от ярости, я такой, пожалуй, никогда раньше не испытывала. Обещанный Густавом откат? Да плевать! Но изменщик должен страдать так сильно, как только возможно!

Идея с инсценировкой самоубийства родилась спонтанно и показалась гениальной. Правда, пока я гнала к Волге, пару раз ловила себя на том, что не помню куда еду и зачем. Тогда я в растерянности останавливалась у обочины и, сжимая виски кулаками, заставляла себя вспоминать…

Потом помню то самое место на берегу — наше с Данилой… А дальше — как сижу босиком и в домашнем халатике на какой-то остановке, и пытаюсь собрать в кучу ворох расползающихся мыслей. Что было в промежутке — я не помню, только спутанное сознание здесь и сейчас, вялость и дезориентация. Наверное, это было заметно со стороны, потому что какой-то парень спросил, всё ли у меня хорошо. Я соврала, что да и попросила у него телефон.

Дальше снова провал, а потом я уже еду куда-то с Густавом. Мимолётное удивление, почему позвонила именно ему, но меня тянет в сон, и я вырубаюсь…

Наутро проснулась в незнакомой квартире, чувствуя себя значительно лучше. И не просто лучше — я словно прозрела, вспомнив как отправила машину с обрыва в Волгу, как радовалась тому, что Данила теперь до конца жизни будет винить себя в моей смерти… И ужаснулась! Заметалась по комнате, понимая всё и сразу: и недопустимую, беспощадную жестокость своей выходки, и поспешность вчерашней истерики. Сейчас становилось очевидно, что та девочка, Славка, повела себя крайне странно отказавшись от денег за выполненную работу, а Данила наоборот — был слишком уж в шоке от моей находки… Действительно, непритворно в шоке! Потом накатило воспоминаниями нашей с ним последней ночи — такой жадной, жаркой и искренней…

В комнату вошёл Густав, я бросилась к нему:

— Мне срочно нужно домой!

— Нельзя, ты что, забыла — твой муж тебя предал!

— Даже если так — не важно! Но я должна с ним поговорить! Пусть объяснит, как так вышло, пусть в глаза мне посмотрит и объяснит…

Чем жарче я доказывала свою правоту, тем сильнее меня охватывала слабость и странное, зудящее чувство где-то в голове, словно мысли начинают разбегаться, как если бы я прямо сейчас засыпала или была хорошо пьяна.

— Нельзя, Марина! — загородил собою дверь Густав. — Это откат! Ты не в себе, тебе нужно время, чтобы успокоиться!

— Всё что мне действительно нужно, это чтобы ты ушёл с дороги! Я не…

А он шагнул вдруг ко мне, вжимая в стену, и впился в губы поцелуем… Я замерла, не в силах не то, что сопротивляться — даже просто шелохнуться! Когда же он наконец оторвался от меня, я лишь заторможенно подняла руку и тронула свои губы, словно они были какими-то чужими. Или грязными.

— Ты… — хотелось утереться, но я лишь оторопело держала руку возле рта… Потому что то, что сейчас произошло показалось вдруг жутко знакомым. — Ты уже делал это раньше, да? Ты пользовался моим состоянием и… Целовал меня?! Ты целовал меня раньше?!

Он больно зажал моё лицо в ладонях:

— Я люблю тебя! — глаза горели злым безумием. — Неужели ты не понимаешь, как это мучительно — любить без ответа? Ты не должна быть с ним, он тебя ни во что не ставит, он приносит тебе только боль! Я знаю это! Ты к нему не вернёшься!

И вся злость, которую я ещё вчера испытывала к Даниле, обрушилась вдруг на этого… Мозгоправа.

— Руки убрал! — прошипела я так яростно, что он отпрянул. — Если я ещё хоть разу увижу тебя, о тебе узнает полиция, Густав. Помяни моё слово, шутки кончены!

— Ты не можешь так со мной поступить… Я не собачонка, которую можно приручить, а потом выкинуть!

— Я тебя предупредила, — перебарывая внезапный приступ головокружения, как можно твёрже повторила я и, отпихнув Густава с пути, пошла к выходу.

Удар по голове прилетел уже в коридоре. Помню, как у меня сначала клацнули зубы, и