Потому что (не) люблю - Стася Андриевская

Всё это теперь так мелко — аж самому смешно. И от того ещё страшнее.

Но можно попробовать обхитрить судьбу. Айболит правильно говорит — второй шанс. Тем более, что здесь, в этой вероятной новой жизни у нас с Маринкой с самого начала будет главное — взаимная любовь, не омрачённая горьким прошлым. И она уже есть, и стоит лишь подняться этажом выше и пройти в соседний корпус, чтобы…

Ненавидел себя за это малодушие, но тут же задавался вопросом — а что, если вот именно это и есть судьба? Тот самый счастливый случай, которого многие ждут, порой, всю жизнь, но так и не дожидаются… А мне достаточно лишь принять решение.

Красивый служебный роман: он врач, она пациентка. Нежданная симпатия, притяжение, зарождение новых отношений… Разве плохо? Оставить прошлое в прошлом и идти вперёд налегке. Вместе. Это похоже на сказку, но при этом вполне реально.

Так над чем я вообще думаю?!

— У вас есть ответ? — спросил меня на следующее утро Айболит.

Я внутренне собрался… и молча мотнул головой. Он понятливо кивнул:

— Время терпит. Думайте. А пока возобновите визиты к вашей пациентке. Мне кажется, она заждалась.

Сегодня я шёл к её палате как никогда медленно. Влюблена… От этой мысли губы сами по себе расползались в улыбке и не было никакой возможности это контролировать. Вот ведь зараза, а! Какая виртуозная игра — если бы не Айболит с анализами, я бы и не догадался! Невольно вспоминалась наша с ней юность, когда всё только начиналось: Маринка приходила ко мне домой, смотрела телек и, вильнув хвостом, уходила — неприкасаемая королевна, блин. А я с ума сходил, пытаясь понять, что ей не так… Это потом уже, полгода спустя, оказалось, что с самого начала всё было так. И влюблённость уже была, и ходила она ко мне, потому что не могла устоять… Но как виртуозно выносила мозг тогда, в моменте!

Невольно замедлил шаг — нужно было успокоиться прежде, чем заходить в палату. Боялся выдать себя — воспоминания разбередили душу, заставили чувствовать себя влюблённым юнцом, которому и море по колено и всё на свете по плечу.

Остановился, и улыбка сползла с лица…

Я ведь всего лишь вспомнил о нас прошлых, но оказался счастлив от этого здесь, в настоящем. У меня есть эти «МЫ» и что бы ни случилось дальше — их у меня никто не отнимет. А что есть у Маринки? Стена перед носом, сквозь которую она мучительно пытается увидеть хоть что-нибудь. И романтичная влюблённость в своего лечащего врача…

Но стоит только вспомнить через сколькое мы прошли, когда ещё не умели ещё любить по-настоящему, и становиться понятно, как это, по сути, мало — просто влюбиться. Влюблённость — ещё не любовь, вот какая штука. И тогда мы сумели пройти этот путь только потому, что очень хотели. Оба. Но кто сказал, что сумеем снова? Что Маринка этого захочет? Что я потяну? А если нет — то, что тогда? У меня-то останемся «мы прошлые», а что останется у неё? Стена перед носом.

Имею ли я на это право?

— У вас всё хорошо? — спросила санитарка со шваброй, и я понял, что давно уже нелепо стою перед дверью в палату.

— Да, всё в порядке. — И повернул, наконец, ручку.

Маринка вытаращилась на меня, словно не ожидала увидеть, и стремительно зарделась.

— Здравствуйте, Марина Андреевна, — немного растерявшись, улыбнулся я. Получается, Айболит не предупредил её, что я приду, так что ли? — Как ваши дела? — В ответ молчание. — Марина Андреевна?

— Я не хочу с вами говорить, — неожиданно отвернулась она к стене. — Пришлите мне другого врача!

Я опешил. Опять всё шло не по инструкции, но честно сказать — плевать я на неё сейчас хотел! Какие инструкции могут предусмотреть Маринкины загоны? Мне нужна была свобода, чтобы общаться с ней по-человечески.

— Что-то не так? Я правда не понимаю…

— Отстаньте от меня!

— Не отстану, — решительно положил я «историю болезни» на тумбочку и опустился на край кровати.

Напряжённая пауза… и Маринка удивлённо полуобернулась.

— Вы что, собираетесь здесь сидеть?

— Да. До тех пор, пока вы не объясните, в чём дело. Но может, и дольше, — понял вдруг, что флиртую с ней, улыбнулся. — Не решил ещё.

Взгляд глаза в глаза. Меня до самых пяток пробирает желанием кинуться на неё и придушить в объятиях, а она озадаченно вскидывает бровь:

— А это разве не противоречит вашим инструкциям?

Тут уже обалдел я.

— Каким ещё инструкциям?

— Вот уж не знаю! — фыркнула она. — Но должны же у вас быть какие-то правила для работы с непослушными преступниками?

— Почему преступниками?

— А кем ещё? Или вам не сообщили, что я причастна к убийству двух человек?

Я растерялся. Всё, что было в моих инструкциях — это покидать «сцену» в любой непонятной ситуации. Но как я мог просто встать и уйти? Тем более сейчас, когда Маринка, едва ли не впервые за эти дни, смотрела мне прямо в глаза и явно ждала моей реакции, а я смотрел в её, и впервые за все двадцать лет неожиданно ясно видел в них не капризную королевишну, а растерянную хулиганку с чердака, провоцирующую скандал для того, чтобы доказать самой себе, что плохая, брошенная мамой девочка действительно недостойна ни любви, ни сочувствия… которых так хочется, но так страшно попросить!

Я достаточно быстро обучаюсь, доктор Айболит?

— Вы ошибаетесь, — снял я бесполезные очки и сунул в нагрудный карман. — В том пожаре все выжили. А ваши действия вообще попадают под самооборону в состоянии аффекта.

Она недоверчиво усмехнулась.

— Вам просто не всё сказали.

— И что же мне не сказали?

— А что вам вообще сказали?

Смотрела так дерзко, как умеет только Маринка… загнавшая саму себя в угол. Я едва сдержал улыбку. «Ну, так-то мне сказали, что ты, бестолочь, в меня влюблена. Так что кончай тут ребусы разводить, давай лучше целоваться…» С трудом отвёл взгляд, озадаченно почесал в затылке.

— Ну-у-у…

Даже импровизировать сейчас не мог — кровь от мозга предательски отливала куда не надо бы. Ситуация была дурацкая и в тоже время очень знакомая: если Маринку не остановить, она за считанные минуты раскрутит нулевую проблему до катастрофических масштабов. При этом не факт, что сама будет понимать, с чего её вообще замкнуло — чего уж тут говорить обо мне! А вот всё что ей сейчас действительно нужно, и на что она, похоже, неосознанно и нарывается — так это хороший такой, удушающий поцелуй взасос… Знаем, плавали!