Утешение - Николай Петрович Гаврилов

Их могли взять с убитого. Простите. Третье, списки в штабах от командиров подразделений. Выбирайте любой вариант. От себя скажу, что самое простое — это листки о розыске от Комитета солдатских матерей. Они и сейчас висят. Вы, конечно, можете попытаться найти вашего водителя молокозавода, если он действительно водитель, но поверьте, вы упретесь в стену.　

Он говорил, и Ольга понимала, что в его словах есть правда. Имя, фамилия и номер подразделения ее сына действительно были в листках, расклеиваемых на каждом углу. «…Просьба ко всем, кто располагает информацией об этих военнослужащих, обратиться…» Но это было слишком просто, чтобы в это поверить и вообще остаться без надежды. Он был прав. Никакой загадки. Только Леша не его сын…　

— Спасибо, — коротко сказала Ольга, повернувшись к двери.　

— Подождите. Вы ведь только что из Бамута? С вами кто-нибудь беседовал? — догнал ее вопрос офицера.　

— Да. Армейская разведка, — ответила Ольга и вышла из кабинета. 　

«Мамочка и Настенька, — писала она вечером в гостинице. — Теперь у нас снова есть связь. Как я по вам соскучилась. Со здоровьем у меня все в порядке, голова не болит, рука потихоньку разрабатывается. Только на сердце тяжело. Не знаю, где Леша. Тут некоторые женщины cобираются в группы и просто идут по всем cелам подряд. Наверное, и мне так надо. Мамочка, я не могу уехать отсюда, не узнав, что с Лешей. Простите… Понимаю, что тебе тяжело там с Настей на одну пенсию, поэтому попрошу Сергея вам помочь. Я приеду, и все наладится. Дорогие мои, вы за меня не волнуйтесь, я справлюсь, мне лишь бы знать, что у вас все хорошо…»

Хотелось в церковь. Постоять в намоленной тишине, среди покоя икон, найти ту уверенность в поддержке неба, которую она чувствовала в храме со стрельчатыми окнами в канун Рождества в Томске. Но в церковь в Грозном она так и не дошла. Да и события разворачивались так, что о своих желаниях пришлось забыть.　

Через несколько дней после возвращения Ольги из Бамута в гостиницу Грозного-Северного явилась Наташа Белецкая. Не сиделось ей в Москве. Зашла в комнату в своих растоптанных кроссовках, в которых ходила и зимой, и летом. Одета в непривычные здесь джинсы и черную застиранную майку. Без платка. Волосы, как всегда, растрепаны. Во рту жвачка. Журналистка как будто специально игнорировала местные традиции. Ольга не сомневалась, что при въезде в какое-нибудь село она могла и накраситься.　

— Еле к вам пустили без пропуска. Я на минутку. Таксист возле КПП ждет, — объявила Наташа, когда после объятий и слов благодарности от Ольги они вышли в коридор поговорить наедине.　

Корреспондентка рассказала, что срочно приехала из Москвы, ей пообещали интервью с Басаевым. Из Назрани добралась в Ведено, где находилась его база. В ожидании, когда ее примут, прошлась по селу и в поисках интересных кадров заглянула в местную больницу. Оказалось, что там в отдельной палате лежит русский солдат.　

— Говорят, бой был, — округлив глаза, рассказывала девушка. — После боя чеченцы пошли добивать раненых. Ну и он там лежал. Добили… А когда шли обратно, смотрят — еще живой. Хотели по второму разу добить, но кто-то сказал: «Значит, это воля Аллаха». Привезли его в больницу. Я возле него около часа просидела. Объясняю: «Давай адрес, матери напишу», а он лицо отвернул и только слезы из глаз текут… Ольга Владимировна, мне намекнули, что его могут отдать родственникам. Без выкупа, без пиара — просто так. Вот только не говорит он адреса, да и времени нет. Его надо срочно в какой-нибудь крупный госпиталь. И я подумала о вас. Может, вы как его родственница объявитесь? Хороший парень, жалко его…　

Как-то не соответствовала в этот момент Наташа собственному закругленному на своем «я», немного циничному образу, скопированному с коллег-журналистов. Уехать из села, где тебе обещано долгожданное интервью, поехать наудачу в Грозный, проезжая с таксистом все командировочные, и это не ради события и кадра, который потом все окупит, а ради помощи какому-то раненому солдату, которых здесь сотни и снимок которого в редакциях Москвы и за доллар не возьмут. Раньше она старательно пряталась от чужой беды, а тут неожиданно для себя впустила ее в сердце.　

— Я поеду, — просто и коротко ответила Ольга. — А он дорогу перенесет?　

— Не знаю.　

— А на чеченских постах нас с ним пропустят?　

— Понятия не имею, — честно призналась девушка.

— Ой, Наташа… — улыбнулась Ольга. Она радовалась за девушку. — А в этом Ведено еще пленные есть?　

— Да, и много. И по всем горным селениям…　

Если служение выбирает человека, оно уже не даст ему покоя. Постоянно будет подсылать людей, ситуации, показывать цели. И оно же даст силы. Нельзя его отвергать.　

— Поехали, — кивнула Ольга и пошла собирать сумку.　

* * *　

Ехали очень долго. Куда ни посмотришь — горы. Переходящие дорогу стада овец, пастухи на конях с автоматами. Несмотря на открытые окна, в салоне машины было очень жарко. Наташа сидела на переднем сиденье и всю дорогу болтала без умолку, то с Ольгой, то с водителем. На неподконтрольной территории она чувствовала себя свободно, а Ольга боялась. Ей хватило Бамута. Но ей казалось, что, если она поможет этому парню, ее сыну тоже поможет другая мать.　

Селение Ведено столетиями считалось оплотом мятежей. В XIX веке Шамиль погубил в этих местах армию графа Воронцова. Село разрушалось и сжигалось, отстраиваясь заново. По местным меркам, немаленькое село с центральной улицей в несколько километров, с большим рынком, где на прилавках мед и турецкие свитера, сигареты и видеокассеты. На глаза везде попадались вооруженные боевики. Ольга нервничала. Остановились возле комендатуры.

— Я пошла договариваться, — открыла ручку двери Наташа. — Итак, вы — мать.　

— Нет, — ответила Ольга. — Скажите — тетя. Знаете, Наташа, это очень непросто, — играть, как я сына нахожу.　

Русский мальчишка был еще жив. Он лежал в палате один. В окно светило солнце, но уютно от этого не было, пустая комната со стенами с облезшей краской и одинокой панцирной кроватью посредине производила гнетущее впечатление. Постельного белья у парня не было. Он лежал на старом полосатом матрасе, покрытом засохшими пятнами крови. Ни шторок на окнах, ни тумбочек — палата больше походила на мертвецкую.　

— Живучий парень. Прямо удивительный случай, — совершенно без акцента, по-русски рассказывал местный врач, подводя Ольгу и Наташу к лежащему солдату. — Два ранения. Слепое осколочное в бедро и пулевое в грудь. Большая потеря крови. Пробито легкое, на выходе раздроблена лопатка.