Анаксимандр и рождение науки - Карло Ровелли

ста жрецов гун, и [они] блестяще справились с этим[11].

Главным вопросом, побудившим к исследованию астрономических явлений и основанию института, безусловно, является проблема календаря[12]. Развитие настоящих астрономических знаний в Китае относится, скорее всего, к периоду правления династии Хань, то есть началось оно примерно через два столетия после Анаксимандра и гораздо позже, чем в Вавилонии.

В течение последующих тысячелетий китайские астрономы разработали рудиментарные техники предсказания положения планет и затмений. Однако успехи императорского института астрономии в Китае были далеко не блестящими, несмотря на то что, во-первых, он существовал почти без перерыва более двадцати веков, и, во-вторых, в его распоряжении были астрономические наблюдения, собранные за тысячи лет, а также одни из самых блестящих умов империи, отобранные в ходе череды строгих экзаменов. И даже триста лет назад методы института для предсказания небесных явлений значительно уступали методам, описанным Птолемеем в «Альмагесте» более чем за пятнадцать веков до этого. Сверх того, институт тогда еще не осознавал того факта, что Земля круглая.

Интерес китайских императорских властей к астрономии был обусловлен не только необходимостью составлять календарь, но и религиозными и идеологическими соображениями. Официальный культ Конфуция, как и религии Древней Греции и современной Европы, учил, что Небо является местом пребывания божественного. Император был посредником между Небом и Землей, тем, кто гарантирует и поддерживает порядок – одновременно мирской, общественный и космический. Согласно Конфуцию, эта функция императора должна была выполняться посредством обрядов – так же, как в католической церкви ритуал мессы обновляет и укрепляет союз между Богом и человечеством и восстанавливает порядок для людей, заблудших в суматохе повседневности. Императорский институт астрономии выполнял важнейшую миссию по установлению официального расписания обрядов, «чтобы установить согласие с августейшим Небом».

Некоторые проведенные с осторожностью аналогии между китайской и вавилонской астрономией могут помочь нам пролить свет как на причины интереса Вавилонии к звездам, так и на связь вавилонской астрономии с более поздней древнегреческой астрономией. История астрономии в Китае показывает, что недостаточно наблюдать за небесными явлениями на протяжении многих веков при полной поддержке политических властей для того, чтобы прийти к науке в современном ее понимании (такой, как у Коперника, Кеплера, Галилея и Ньютона). Более того, этого было недостаточно даже для разработки эффективной, предсказательной и точной математической теории (как у Гиппарха и Птолемея). Не было этого достаточно и для отчетливого прогресса в понимании устройства мира (как у Анаксимандра). Схожим образом древние месопотамские цивилизации наблюдали за небесными явлениями непрерывно и упорно в течение тысячелетий, но они так и не продвинулись дальше сбора довольно неточных данных, которые интерпретировались в рамках абсолютно ошибочной концептуальной схемы, связывающей эти явления с земными событиями[13].

Мотивы и характер изучения Небес у астрономов в Китае и Вавилонии не обязательно совпадали. Между ними были различия. Но их объединяло то, что они показали возможность изучения астрономии в контексте мировоззрения, совершенно чуждого по форме и побуждениям мировоззрению Анаксимандра, Птолемея, Коперника и Эйнштейна. Центральным предметом этой книги является вопрос о том, из-за чего мотивы и логика древней (до шестого века до н. э.) ближневосточной и древней (до семнадцатого века н. э.) китайской астрономии отличались от мотивов и логики Анаксимандра, Птолемея, Коперника и Эйнштейна.

Но вернемся все же к тому региону, который нас здесь интересует: греческому миру, в котором родился Анаксимандр.

Боги

Гесиод, который писал за столетие до рождения Анаксимандра и, должно быть, был хорошо известен на его родине, в Милете, дает нам общее представление о культуре Древней Греции до Анаксимандра. Мир, по Гесиоду, исходит из человека, он построен на тяжелом крестьянском труде и положительных, здоровых моральных ценностях. Гесиод рассматривает вопросы о смысле человеческой жизни и труда («Труды и дни»), о рождении и истории вселенной («Теогония»), предвосхищая темы и идеи, которые станут движущей силой великих философских поисков в последующих веках.

Ответы Гесиода на эти вопросы, конечно, комплексны, но они явно изготовлены из того же материала, который мы находим по всему миру, в частности, в долине Тигра и Евфрата – из материала богов и мифов.

Рассмотрим один пример. Как возник мир? Из чего он состоит? Ответ Гесиод дает в самом начале «Теогонии».

Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный, Сумрачный Тартар, в земных залегающий недрах глубоких, И, между вечными всеми богами прекраснейший, – Эрос Сладкоистомный – у всех он богов и людей земнородных Душу в груди покоряет и всех рассужденья лишает. <…> Гея же прежде всего родила себе равное ширью Звездное Небо, Урана, чтоб точно покрыл ее всюду И чтобы прочным жилищем служил для богов всеблаженных; Нимф, обитающих в чащах нагорных лесов многотонных; Также еще родила, ни к кому не всходивши на ложе, Шумное море бесплодное, Понт. А потом, разделивши Ложе с Ураном, на свет Океан породила глубокий, Коя и Крия, еще – Гипериона и Иапета, Фею и Рею, Фемиду великую и Мнемосину, Златовенчанную Фебу и милую видом Тефию. После их всех родился, меж детей наиболе ужасный, Крон хитроумный. Отца многомощного он ненавидел[14].

И так далее в той же великолепной манере. Схожие описания происхождения и устройства мира встречаются в мифологии практически всех цивилизаций. Далее я приведу историю о сотворении мира, изложенную в мифе «Энума элиш», который декламировали на четвертый день