От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России - Ирина Владимировна Юкина

силу общей нерешенности женских проблем, сложности организации самостоятельной жизни и заработка переживаемая фрустрация и стремление обрести фактическое равноправие толкали молодых женщин в революционную среду, которая принимала их. Поддержание образа жизни своего класса в сочетании с общественной деятельностью для этих женщин по разным причинам было невозможным.

Идейной составляющей женского радикализма выступил «пискаревский нигилизм с его культом естественных наук и женского вопроса»486, организационной – новые структуры: образовательные курсы, общества взаимопомощи, создаваемые в рамках женского движения для общения, выработки своего мировоззрения. Женщины имели возможность выбора – работать на грядущие социальные потрясения и коренную реорганизацию общества или способствовать институализации женской составляющей в российской жизни. В качестве примера можно привести общеизвестный факт, что радикальный кружок Н. Чайковского возник из слияния группы петербургских студентов с группой женщин с Аларчинских курсов.

Женщин в радикальных кругах было много, по одним оценкам – не менее четверти участников487: «нечаевки», «долгушенки», «чайковки». Другие исследователи называют цифру примерно в шестьсот женщин, принимавших участие в тех или иных группах революционного движения в 1870‐е годы, что сильно отличалось от ситуации в европейских странах488. По своему социальному происхождению это были преимущественно дворянки: так, Р. Стайтс считает, что 67% женщин – участниц революционного движения – были дворянками489. Среди них были дочери высокопоставленных отцов – действительных статских советников, как, например, Наталья Армфельд, Варвара Батюшкова, Софья Перовская или дочь генерал-майора Софья Лешерн фон Герцфельд.

Что привлекало женщин в ряды революционеров? Идеи справедливости? Благородное желание помочь угнетенным? Но те же идеи вели и «новых женщин» в их работе в воскресных, земских школах, на фельдшерских участках в российской провинции, в работе с проститутками в больших городах. Внутреннее сходство радикалок и «новых женщин» не ускользнуло от вдумчивого наблюдателя уже в то время. Почему представительницы одной страты – образованные женщины дворянского происхождения – выбирали такие разные пути? Людей образованных и умеющих работать в те годы было мало, а желание проявиться и действовать кипело в молодом, неустоявшемся обществе. По мнению А. В. Тырковой, правительство, не давая исхода этому здоровому и законному стремлению,

правительственная политика многих раздражала и толкала на крайности, многих втягивала в ожесточенную борьбу между прогрессивными элементами и правительством, слишком скоро сменившую идеалистические мечты490.

Представляется, что женщин, выбравших радикальный путь служения обществу, привлекала идея не постепенного и умеренного реформирования, но быстрого и коренного; не рутинная, легальная и малозаметная работа, а опасная и героическая, то есть «не женская».

Причины участия евреек в террористических организациях, выдвинутые американской исследовательницей Эми Найт и переосмысленные О. В. Будницким491, в известной степени могут быть применимы ко всем женщинам-радикалкам. Жизнь женщин в семьях с жесткой регламентацией гендерных ролей, дискриминацией по признаку пола (что было типичным не только для еврейских семей) провоцировала этих женщин на полный разрыв с семейными и религиозными традициями, который происходил на более глубинном уровне, чем у мужчин. Поэтому, сойдя со стези традиционной женской жизни, они как бы отрекались от жизни вообще и потому часто выбирали самые крайние формы этой жизни и более радикальные формы самореализации. Об этом писал и А. В. Амфитеатров: уходя в революцию, женщина твердо знала, что обрекает себя на смерть, что «революционная работа есть самый быстрый и верный способ украсть у себя жизнь»492. Революционная среда была единственной, которая встретила женщин как равных, предоставив им возможность самореализации в рамках поставленных задач.

Проблема личной независимости, личного равноправия решалась в революционных кругах также одномоментно – здесь все были равны. По крайней мере, это так декларировалось. Это было равенство сродни равенству нигилисток – достижение мужской планки как человеческой нормы. Может быть, поэтому, как отмечают все без исключения современники и исследователи революционного движения, женщины в этих рядах демонстрировали стойкость и преданность делу сродни фанатизму, а также высокий уровень требований к себе и другим, как бы в доказательство своего соответствия мужскому стандарту. В подтверждение этого тезиса можно привести рассказ того же Амфитеатрова493 о некой группе революционеров, которые в 1878 году ожидали обыска и постановили взорвать себя вместе с жандармами. Вопрос о том, кому производить самоубийственный взрыв, не стоял – Софье Перовской. Ее рука не дрогнет.

В практике народников отступление от принципов полного равенства не допускалось ни под каким видом, хотя женщины испытывали реальные и вполне объективные трудности. Так, по воспоминаниям участника «великого похода в народ»:

пропагандистская деятельность в народе женщины, особенно молодой, представляла такие затруднения, которых не знал мужчина <…> на сходках <молодежи. – И. Ю.> нередко поднимался этот вопрос, но <…> большинство же, – в том числе и сами женщины, склонялись к тому мнению, что в данном случае не следует нарушать равноправия <курсив мой. – И. Ю.>, – пусть те из женщин, кто может, идут в народ, как и мужчины в крестьянской одежде, и сами как знают избегают неприятностей <…>494.

Революционная этика способствовала признанию в этих кругах женского лидерства. Из докладной записки министра юстиции графа Палена следует, что

Из 23 пунктов пропаганды, поименованных Паленом, 6 находились под руководством женщин: Лешерн фон Герцфельд, Субботиной, Цветковой, Андреевой, Колесниковой, Брешковской, Охрименко495.

«Женский вопрос» не стоял в повестке радикального движения, а гендерная система общества не была объектом ревизии и не ставилась под сомнение. «Женские» проблемы, кроме проблемы равенства «в деле», не озвучивались, хотя, бесспорно, существовали. Актуализированные активистками женского движения проблемы обретения и признания женской субъективности, насильственное подчинение женской личности роду в этой среде не только не анализировались, но даже отторгались.

Теоретического обоснования освобождения женщин радикалы, так же как и нигилисты, не выдвинули. Основополагающими идеями выступали нигилистские воззрения о безусловной равности женщин. Отсюда следовал вывод и о равности женщин в деле освобождения народа. Вслед за «новыми женщинами» личная независимость и работа в общественной сфере объявлялись непременными шагами эмансипации. Наступление настоящей эмансипации и истинного равенства соотносилось с проведением социальной революции и изменением социального порядка. «Женский вопрос» был включен в общий перечень проблем, подлежащих решению в будущем. Так на свет появился постулат о несвоевременности и тактической близорукости тратить на него силы и время в данный момент и вплоть до свершения социальной революции.

Проблемы семьи, детей, личной жизни признавались в этой среде несущественными, несвоевременными и вытеснялись из круга обсуждаемых проблем. Известная американская исследовательница Барбара А. Энгл в этике первых революционерок увидела начало традиции и политики пренебрежения к частной, приватной жизни, что позднее