Белый. История цвета - Мишель Пастуро

и прочнее. Мы не знаем, по каким причинам и для каких целей, но цвет бумаги быстро меняется: из бежевой она становится грязновато-белой, и затем из грязновато-белой – белоснежной. В средневековых рукописных книгах чернила никогда не были по-настоящему черными, а пергамент – по-настоящему белым. С появлением печатной книги читатель впервые увидел угольно-черные буквы на белоснежной бумаге. Это подлинная революция, которая повлечет за собой коренные изменения в восприятии цвета. Отныне ремесленники смогут производить продукт повседневного спроса столь же белый, как соль, мука или молоко. Бумага остается такой и по сей день, и, несмотря на цифровую революцию, как будто не намерена ни исчезать из употребления, ни утрачивать свою белизну.

ГЛАВА 4

Цвет современности

(XIX–XXI века)

В период с конца XVII столетия по современную эпоху в истории белого цвета произошли значительные сдвиги, затронувшие различные области жизни: науку, нравы и обычаи в обществе, язык и лексику, эмблемы и символы. Важнейший из них – исключение белого из хроматического мира. Открыв в 1666 году спектр, Ньютон создал новый цветовой порядок, в котором больше не было места белому и черному. Сперва это открытие затронуло лишь область физики, а позже распространилось на другие науки, затем на технику и, наконец, проникло в материальную сферу и в повседневную жизнь. Оба цвета почти на три столетия исчезают из хроматического мира, в итоге они даже начинают рассматриваться как его противоположности. Сегодня эта точка зрения постепенно становится неактуальной, в том числе и среди физиков, но часть широкой публики не готова от нее отказаться и считает, что белый – это синоним бесцветного.

Второй сдвиг касается не столько места белого в классификации цветов, сколько его материальной сущности. Со временем белые тона, произведенные в красильных мастерских, становятся все более чистыми, насыщенными, сияющими. Они уже не грязновато-белые, тусклые, светло-бежевые, сероватые и желтоватые, как было в Античности и Средневековье: впервые белые тона становятся действительно белыми, порой даже ослепительно белыми. Это, в свою очередь, приведет к еще одной революции, которая затронет сначала ткани и одежду, а затем и другие продукты ремесленного или промышленного труда. В результате место, занимаемое белым в материальной культуре, будет неуклонно увеличиваться, а его символика – обогащаться. К понятию чистоты, которое давно и неизменно ассоциировалось с этим цветом, добавляются близкие понятия: опрятность, гигиена, элегантность, здоровье, благополучие. Раньше белый цвет в повседневной жизни приходилось видеть довольно редко; теперь же он встречается на каждом шагу, и уже начинает казаться, что его слишком много, что он становится нейтральным, предоставляя другим цветам символизировать понятия, которые раньше ассоциировались с ним, такие как покой, мудрость, знание. Вот показательный пример: в наши дни экология доверила миссию спасения планеты не белому, а зеленому.

Но все это будет потом. А пока давайте вернемся назад. В течение двух столетий, одновременно с увеличением доли белого в сфере техники и новых материалов, росла и его роль в языке и в лексике, в кодах и знаковых системах, в литературе и изобразительном искусстве. Во французском и других романских языках число фигуральных значений прилагательного «белый» существенно увеличилось, а в мире знаков его роль непрерывно возрастает; причем не столько даже отдельно взятого белого, сколько его сочетаний с другим цветом: белое с синим, белое с красным, белое с зеленым, все эти бихромные пары считаются признаком элегантности, хорошего вкуса и желания быть современным. Возможно, именно таково главное значение белого цвета в сегодняшней Европе: это визуализация желания быть современным, но современным в строгом, благородном стиле, без излишеств, без причуд, без вульгарности164.

Белый и черный больше не цвета

XVII век – время великих свершений в науке. Во многих ее областях либо заполняются пробелы, либо уже накопленные знания подвергаются пересмотру, и в результате рождаются новые теории, новые дефиниции, новые классификации. Бурно развивается физика, в частности оптика, в которой уже несколько веков не наблюдалось существенного прогресса. Ведутся дискуссии и публикуются труды о природе света, о цветах и о зрении. В то время как художники опытным путем открывают новую классификации цветов, разделив их на основные (определение появится позже) – синий, желтый, красный – и дополнительные – зеленый, фиолетовый, оранжевый, – ученые выдвигают новые гипотезы и новые комбинаторики, которые подготовят почву для открытий Ньютона165. Конечно, многие из них все еще разделяют концепцию Аристотеля о том, что цвет – это свет, который был ослаблен или приглушен при прохождении сквозь те или иные объекты или ту или иную среду. Ослабевая, свет теряет часть своего объема, силы и чистоты и таким образом порождает различные цвета. Вот почему, если расположить цвета на шкале, все они займут места между двумя полюсами – белым и черным, каковые, по Аристотелю, являются цветами с полноправным хроматическим статусом. Однако цвета между полюсами расположены не так, как в спектре Ньютона. Было известно несколько вариантов цветовой шкалы, но самым распространенным оставался тот порядок, который по традиции приписывают Аристотелю: белый, желтый, красный, зеленый, синий, черный. В какой бы области ни велись исследования, эти шесть цветов всегда остаются базовыми. Если кто-то пожелает создать систему из семи цветов (более совершенную с точки зрения символики), можно добавить седьмой цвет – фиолетовый, который располагается на цветовой шкале между синим и черным. Такой порядок мы видим на большинстве диаграмм, схем, пояснительных рисунков и таблиц в трудах авторов первой половины XVII века: на них присутствуют белый и черный, и от сочетания либо слияния этих двух цветов рождаются все остальные.

Но вот на сцену выходит Исаак Ньютон (1642–1727), возможно, величайший ученый всех времен и народов. В 1665–1666 годах во время вынужденных каникул (из‐за вспыхнувшей эпидемии чумы ему приходится уехать из Кембриджа и вернуться к матери в Вулсторп, графство Линкольншир) он за несколько месяцев совершает два величайших открытия: во-первых, открывает дисперсию света и природу спектра, а во-вторых, закон всемирного тяготения. По Ньютону, цвета представляют собой объективное явление; надо оставить в стороне вопросы о нашем видении цвета, поскольку они тесно связаны со зрением (которому, по его мнению, «не стоит доверять») и восприятием, которое находится в слишком большой зависимости от различных культурных контекстов, и сосредоточиться исключительно на проблемах физики. Так он и поступает: вытачивает стеклянные призмы и начинает экспериментировать. Опыты с призмой давно известны, только он проводит их по-своему. Он берет за основу гипотезы своих предшественников, в особенности Декарта166: цвет – это