Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

из дома. Вернувшись в школу, он сделался популярным единственный раз – в тот день, когда выиграл дебаты за свою команду. Из-за скаредности родителей он решил, что не будет жить так, как они: “Помню, как подумал: «Я хочу выбраться»”[1288]. Дэвид выяснил, что лучше всего ему дается физика, химия и математика, но “моя проблема заключалась в том, что я не прирожденный математик. Цифры меня искренне интересуют лишь в том случае, когда перед ними стоит символ £”. Он мечтал стать архитектором, а историей занялся почти случайно.

Исключительно важным оказалось влияние матери. В ней Старки видел стимул, побуждающий его действовать, и источник веры в себя – и при этом “чудовище”: Пигмалиона, желавшего, чтобы сын осуществил ее неоправдавшиеся мечты. Облегчение наступило, когда он получил стипендию в Кембридже. Здесь Старки подпал под влияние Дж. Р. Элтона, специалиста по Тюдорам, и тот заменил Старки фигуру отца, которого он никогда не имел[1289]. “На историческом факультете было две действительно влиятельные фигуры: Джек [Дж. Г.] Плам и Джеффри Элтон. Плам уже выбрал Саймона Шаму, и я решил, что тяготею к Элтону”[1290]. Так возник интерес Старки к Тюдорам и самому известному представителю этой династии: не менее пятнадцати книг и пяти телесериалов Старки посвящены Генриху VIII, его женам, любовницам и детям. “Это было время проб, скажем так, – объясняет Старки, – когда получаешь достаточно информации, но не чересчур много”[1291].

После окончания курса, защиты диссертации (разумеется, о дворе Генриха VIII) и нескольких лет преподавания в Кембридже Старки пришел в Лондонскую школу экономики, и она с 1972 по 1998 год была для него домом. Главной причиной переезда в столицу была гей-тусовка. Старки рассказывал: “О этот волшебный миг – приезжаешь в Лондон, и некто впервые стягивает с вас брюки… У меня много воспоминаний о Хампстед-Хит. Будто сцены из «Сна в летнюю ночь»”[1292]. Старки утверждает, что являлся “чрезвычайно активным сторонником промискуитета”, хотя, возможно, это был еще один способ освободиться от матери, которую приводила в ужас гомосексуальность сына. В 1994 году в баре Лондонской школы экономики Старки встретил Джеймса Брауна, молодого книжного иллюстратора на двадцать семь лет младше себя. Их роман длился до смерти Брауна в 2015 году.

Впервые Старки появился на телеэкране еще в 1977 году, в программе “Веди себя прилично”, вместе с эпатажным Расселом Харти. (Ни тот ни другой прилично себя не вели.) Телевидение понравилось Старки. В 1984 году он выступил свидетелем обвинения в передаче ITV “Суд над Ричардом III” (подсудимого оправдали из‐за недостатка улик). Всеобщая известность пришла к Старки в 1992 году после выхода на Radio 4 дискуссионной передачи Moral Maze (аналог программы In the News Алана Тейлора, но у Старки обсуждали не политические вопросы, а этические). Майкл Бюрк, ведущий, вспоминал, что Старки в то время был “относительно бедным, сердитым и разочарованным историком из Лондонской школы экономики. Он не написал свою большую книгу и в основном потерпел неудачу в злом мире академической политики. В эфире он и сам бывал очень злым… Он не чувствовал рамок и иногда недопустимо увлекался”[1293]. Бюрку часто приходилось одергивать Старки: “Заткнись, Дэвид!” Однажды тот выругался в ответ. “Думаю, в ту пору хотелось прославиться, – признал Старки. – У меня очень сильный заряд общительности, я люблю работать на публику. Мне нравится танцевать на открытых площадках”[1294].

Старки ушел из передачи через девять лет: ее переставили на вечер, ему снова наскучило, а к тому же было нелегко. “Я просыпался посреди ночи после передачи и думал: боже мой! Неужто я это сказал?”[1295] К этому времени Daily Mail наградила его прозвищем “главный грубиян Британии” (с восхищением им принятое), которое сильно увеличило его заработки. В 2000 году он написал сценарий сериала о Елизавете I и выступил ведущим, а в следующем году – сериала о Генрихе VIII, и оба имели большой успех. В 2002 году Старки подписал контракт с Channel 4 (на 2 миллиона фунтов) на съемки двадцатипятичасового сериала о британских монархах со времен англосаксов. Это сделало его самым высокооплачиваемым (в смысле почасовой оплаты: 75 тысяч фунтов за 60 минут) телеведущим в Англии. Старки купил дом в Хайбери, на севере Лондона, а также усадьбу XVIII века в Кенте и убежище в Америке, в городке у Чесапикского залива, и позволил себе “даймлер” с шофером. Историк Маргарет Макмиллан – вероятно, не без зависти – назвала его “богатым, как монарх из Тюдоров”[1296].

Безусловно, Старки с легкостью и изяществом пишет, он превосходный ведущий. В основе истории, по его мнению, лежат повествование и биография. “Многие ученые работы намеренно неясны. Их авторы стараются исключить людей, а по‐моему, нет ничего зазорного в том, чтобы включать их”. Академическая среда по большей части косо смотрела на его известность, но он смотрел на преимущества телевидения так же, как А. Дж. П. Тейлор:

Хотел бы я напечатать в университетском издательстве четырехсотстраничную книгу, тираж которой тысяча экземпляров и которая стоит 65 фунтов? Нет! Я не сбрасываю со счетов университеты (я до сих пор сотрудник одного из них, занимаюсь сбором средств для него), однако представление, будто единственно почтенная наука – малопонятна, я считаю целиком и полностью вредным[1297].

Теперь у почти восьмидесятилетнего Старки новое прозвище: “один из любимейших историков Англии”. Не то чтобы он перестал высказываться на спорные темы. Старки называл католическую церковь “пронизанной коррупцией”[1298], критиковал “пустого и глупого” Тони Блэра, уподобил королеву Геббельсу, председателя Шотландского парламента назвал “каледонским Гитлером” и осудил саму историческую науку за “феминизацию”, насаждаемую напористыми женщинами. Кроме того, Старки ругал тех, кто отдает историку приоритет над историей, но в 2017 году во время ланча со мной он, зная о замысле этой книги, был сама любезность и говорил много и подробно.

Он ни в коем случае не самый грубый человек в Англии, но в июле 2020 года он, возможно, стал самым порицаемым. В своей регулярной колонке для английского журнала Critic он писал о “постоянных заявлениях BLM, будто работорговля была геноцидом или массовым убийством. Разумеется, это не так, иначе в Северной Америке или Вест-Индии не было бы столько чернокожих”[1299]. В интервью-онлайн 29 июня Старки повторил этот довод, заявив: “…не было бы столько чертовых [damn] чернокожих в Африке [он хотел сказать – «в Америке»] или Англии, не так ли?” Это добавленное словцо обычно воспринимается как мягкий эпитет,