Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота - Андрей Юрьевич Андреев

слова и обещания императора на эту тему не раз заставляли профессора ликовать. Например, после разговора с Александром I 5 июля 1803 г. профессор писал: «Вчера Вы для своей славы сделали больше, чем во все прежние годы. Учреждение училищ приходских есть пробный камень, по которому современники и потомки об истинности Ваших чувств судить будут»; в письме от 8 января 1805 г.: «От невыразимой Вашей доброты, явленной приходским училищам, я голову потерял»; в письме от 24 февраля 1805 г. (после того, как план Паррота прошел первое обсуждение в Главном правлении училищ): «Проект приходских училищ одобрен! <…> Как я счастлив! Будьте счастливы и Вы, мой герой! Оцените все добро, какое Вы при сем случае сотворили. Перенеситесь мыслью в селения, обойдите их одно за другим. Смотрите: многочисленное юношество трех угнетенных наций учится быть основою процветания общественного и утешать нынешнее поколение, столько бедствий претерпевшее».

Между тем окончательное утверждение этого проекта наталкивалось на препятствия, каждое из которых по отдельности казалось Парроту легко преодолимым, но все они в совокупности вполне ясно демонстрировали, что власти Российской империи не хотят тратить деньги на образовательные проекты, направленные на развитие ее периферии, в период обострения внешнеполитического и финансового кризиса, – и это нежелание восходит к самому Александру I. В 1805 г. Паррот за пять месяцев пребывания в Петербурге смог добиться лишь того, что Министерство народного просвещения, одобрив в принципе инициативу профессора, составило свой собственный проект, во многом отличавшийся от первоначального плана Паррота, а затем отправило его на согласование с дворянскими собраниями прибалтийских губерний. Наибольшие возражения в министерстве вызывало назначение штатной суммы на содержание приходских училищ (которая в плане Паррота изначально для 279 сельских и 56 городских школ, а также пяти семинарий для подготовки учителей достигала 103 800 руб. в год, т. е. почти сравнивалась с финансированием еще одного университета). Против этого резко выступил Н. Н. Новосильцев, отстаивая исходные принципы школьной системы, утвержденные в 1803 г.: «Правительству нужно поощрять владельцев к заведению приходских училищ в селениях, <…> но в сем случае никак не должно выделять постоянного дохода или штатной суммы для содержания оных»[114]. В конце концов в мае 1805 г. Александр I поддержал Паррота (как указывалось выше, уступая его давлению), но лишь по видимости, а на самом деле отложил проект до того времени, пока придут отзывы из губерний. По истечении почти двух лет, в начале 1807 г. Паррот вновь возобновил борьбу за утверждение приходских училищ, на этот раз отказавшись от идеи назначения для них постоянного штата и рассчитывая, в особенности для городских школ, на частные пожертвования и на деньги, вносимые губерниями в приказ общественного призрения[115]. Что касается сельских школ, то достаточно было бы, чтобы помещики отпускали крестьян, способных к исполнению учительской должности, в счет рекрутской повинности, а также построили вместе с крестьянами в своем имении здание, подходящее для школы. Казенное содержание сохранялось, таким образом, только за семинариями для учителей, да и то Паррот сообщал, что нашел способ их обучения «более надежный и менее накладный»[116].

Развязка этой истории анализировалась в предыдущем параграфе: увы, она привела к серьезному кризису дружеских отношений Александра I и Паррота. Император, уезжая в 1807 г. к армии, пообещал подписать проект (хотя профессор до конца сомневался, какой именно из планов организации училищ имелся в виду – тот ли, что подготовил он, или проект министра), а потом еще раз повторил свое обещание. В 1808 г., рассчитывая на скорый выход указа, Дерптский университет и лично Паррот понесли ряд расходов по аренде земли и помещений для этих училищ, но указа так и не поступило. Тогда Паррот попросил Александра I покрыть эти расходы, чтобы вывести его из ситуации, которая профессора «вдвойне компрометировала» (т. е. и перед университетом, и перед собственниками земли). После этого новых попыток он уже не предпринимал и лишь при расставании с Александром I в 1809 г. в последний раз попросил известить его о решении: «Отрицательное мне боль причинит, но еще большую причиняет неопределенность»[117].

в) Критика внутриполитических реформ

Непосредственное участие Паррота в политических проектах, касавшихся крестьянского вопроса и организации образовательных учреждений, наделяло профессора опытом, редким для человека в его ученой должности. Он общался с министрами и видными сановниками, с людьми, составлявшими ежедневное окружение императора, наблюдал детали процесса выработки и принятия государственных решений. Спустя некоторое время это позволило ему окинуть взглядом и оценить ход александровских реформ в целом. Такой взгляд тем более важен и ценен, что он носил, так сказать, «промежуточный» характер – его нельзя в полной мере счесть «оценкой реформ изнутри», поскольку Паррот, строго говоря, владел далеко не всей механикой их реализации, но в то же время это и не была позиция стороннего наблюдателя, ведь профессор в конечном счете трактовал все успехи и неудачи реформ как личные успехи или неудачи Александра I, к которому испытывал искренние дружеские чувства. Поэтому то, что кажется резкой критикой характера реформ со стороны Паррота или даже его бесцеремонным вмешательством в прерогативы императора, «поучениями, как управлять страной», на деле следует воспринимать как борьбу Паррота за сохранение в Александре того идеального образа либерального самодержца, «друга народа», каким профессор его увидел при первой встрече. Борьбу эту, как известно, Паррот в итоге проиграл, но стоит отметить, что он смог оставаться подле императора и общаться с ним гораздо дольше, чем большинство из тех «молодых друзей», вместе с которыми Александр I начал свои реформы.

Уже в 1805 г. стало понятно, что за этим началом не следует результативное продолжение, зримым знаком чего стал фактический роспуск Негласного комитета, т. е. разлад в ближайшем окружении царя. Паррот провел в Петербурге почти всю первую половину этого года, собрал за это время значительное количество информации и перед отъездом подготовил большой текст, который решил лично зачитать Александру I, впервые обращаясь к нему с широкой, разносторонней критикой его правления. Прежде всего профессор указывал на изменившиеся настроения в обществе, из которых ушла «любовь к общественному благу», желание помогать императору в его либеральных проектах, в том числе касательно освобождения крестьян – тон везде задают вельможи и крепостники, а партия Александра, «партия разума и человеколюбия» отступает. Лишенный помощников, царь остается один на один с консервативно настроенной верхушкой дворянства. В армии господствует система муштры, с целью создать «вышколенных автоматов». Происходит же это из-за нежелания Александра применять собственную власть и собственную силу там, где речь идет о «любви к добру», из-за отсутствия воли сокрушить «людей злонамеренных», когда царю приходится постоянно защищаться вместо того, чтобы нападать[118].

В помощь Александру Паррот предлагал организовать комиссию по принятию прошений на высочайшее имя (этот проект он