Александр Колпакиди - Все о внешней разведке

Взрыв советской атомной бомбы 29 августа 1949 года вызвал активизацию действий американских спецслужб по выявлению советской агентурной сети в Лос-Аламосе. После частичного успеха операции «Венона» некоторые из советских агентов были арестованы и впоследствии осуждены. Тогда же ФБР, используя досье «Веноны», начало проверку деятельности Сэвила Сакса и Теодора Холла.

Интересно отметить, что после опубликования рас­шифровок АНБ по делу «Венона» журналист газеты «Ва­шингтон пост» Майкл Доббс подробно изучил историю советского атомного шпионажа и пришел к выводу, что, хотя обработка советских шифровок завершилась в кон­це 70-х годов, ФБР имело все основания арестовать обо­их гарвардцев одновременно с Клаусом Фуксом и супру­гами Розенберг.

Действительность оказалась совершенно иной. Ни в 1950 году, ни позднее Сакс и Холл арестованы не были. В 1950 году они оба работали в университетской лабора­тории в Чикаго под руководством «отца американской водородной бомбы» Эдварда Теллера и создателя перво­го ядерного реактора нобелевского лауреата Энрико Фер­ми. Занятые Фуксом, Гринглассом, супругами Розенберг и другими, агенты ФБР решили не трогать Холла и Сакса.

Высказывалось предположение, что причиной этого решения послужило их открытое общение с известными членами Коммунистической партии США. Считается, что ФБР тогда сделало вывод, что Холл и Сакс не могут работать на советскую разведку, поскольку в таком слу­чае они должны были бы отказаться от контактов с открытыми коммунистами. ФБР не могло себе предста­вить, что советские агенты могут вести себя так нагло. Ведь тот же Фукс хотя и состоял с 1932 года в Компар­тии Германии, но отнюдь не афишировал это. Холл же и впоследствии не скрывал своих пацифистских убежде­ний. Вместе с Джозефом Ротблаттом, другим участником «Манхэттенского проекта», он являлся активистом дви­жения сторонников мира и неоднократно публично за­являл о своей ненависти к ядерному оружию.

В 1961 году криптографы АНБ полностью расшифро­вали ключевое сообщение советской разведки, в кото­ром шла речь о Младе. Однако в это время арестовать Холла тоже не представлялось возможным. Ведь на су­дебном процессе пришлось бы предоставить доказатель­ства его вины, и тогда всем стало бы ясно, что амери­канские спецслужбы сумели подобрать ключи к советс­ким шифрам.

Почувствовав пристальный интерес к себе со сторо­ны ФБР, Холл начал разрабатывать план побега в СССР. Однако надобности в этом не возникло. Его контакты с Москвой продолжались еще в течение 10 лет. В 1949 году, после испытаний в Советском Союзе атомного оружия, он посчитал свою задачу выполненной и хотел прекра­тить контакты с советской разведкой. Но советский не­легальный резидент в США Вильям Фишер (Абель) лич­но встретился с ним в нью-йоркском центральном парке и убедил его не делать этого.

Для характеристики самого Холла весьма типичен следующий эпизод. После осуждения супругов Розенберг он, для того чтобы спасти их, хотел добровольно сдать­ся ФБР и рассказать о своей роли в краже ядерных секретов, так что сотрудникам советской резидентуры в Нью-Йорке пришлось приложить немало усилий, чтобы его переубедить.

Личная жизнь и научная карьера Холла протекали весьма успешно. В 1947 году он женился на Джоан Крекоувер и стал отцом троих детей. Еще в период работы в Чикаго он получил докторскую степень и стал одним из крупнейших специалистов по биологическому микроана­лизу. В 1962 году он вместе с семьей переехал в Англию, где устроился на работу в лабораторию Кембриджского университета. Что же касается его друга и сподвижника Сэвила Сакса, то он все время благополучно жил в США и скончался в штате Иллинойс в 1980 году в воз­расте 56 лет.

Возможно, имена Холла и Сакса так бы и остались неизвестными широкой публике, если бы АНБ в середи­не 90-х годов не предало гласности ряд материалов по операции «Венона». Ознакомившись с ними, некоторые западные журналисты и историки пришли к выводу, что таинственный Млад и есть Холл. Об этом, в частности, написал в газете «Вашингтон пост» американский жур­налист М. Доббс. Холл, страдавший к тому времени нео­перабельным раком почки, первоначально не опроверг и не подтвердил этих обвинений. В своем заявлении, кото­рое было передано в печать через поверенного, он отме­тил, что в статье Доббса содержатся многочисленные неточности и что он отказывается что-либо комментиро­вать или сообщать о том времени, когда работал в числе сотрудников «Манхэттенского проекта» в Лос-Аламосе. А позднее, в эксклюзивном интервью, данном корреспон­денту газеты «Гардиан», он отметил: «Мы с женой были членами Движения за ядерное разоружение, однако это членство было только на бумаге. Мы не ходили на де­монстрации»[126].

Но все-таки в 1996 году он сделал признание о своем сотрудничестве с советской разведкой американским журналистам Джозефу Олбрайту и его жене Марсии Кунстел. Ссылаясь на его воспоминания, они в 1997 году выпустили, в издательстве «Тайм букс — Рэндом хаус» книгу «Бомба: тайная история атомного шпионажа в Америке».

Датский физик Нильс Бор никогда не был советским агентом. Однако, будучи великим ученым, он еще до появления ядерного оружия понял, что сделать мир бе­зопасным от нового средства массового уничтожения могут только честный диалог и желание решать вопро­сы, связанные, с его производством и применением, в духе равноправного сотрудничества ученых и прави­тельств всех стран.

В 1943 году Бор бежал при помощи английской раз­ведки из оккупированной немцами Дании в Швецию и эмигрировал в США, где принял участие в «Манхэттенском проекте». Осознав, какие цели преследуют амери­канцы, Бор открыто усомнился в разумности их полити­ки—достигнуть абсолютного военного превосходства над потенциальным противником. Еще более насторожило его стремление Вашингтона и Лондона скрыть от СССР сам факт работы над созданием атомной бомбы, так как Бор увидел в этом подрыв принципа согласованности действий союзников и опасный вызов надежде на буду­щий мир без войн.

Занимая такую принципиальную позицию, Бор в марте 1944 года имел беседу с президентом США Т. Руз­вельтом, а в мае 1944 года — с премьер-министром Ве­ликобритании У. Черчиллем, в ходе которых призвал обоих политиков к совместному и согласованному с СССР решению атомной проблемы. Однако и Рузвельт, и Черчилль наотрез отказались обсуждать этот вопрос.

В то же время в СССР еще в октябре 1942 года акаде­мики В. И. Вернадский и А. Ф. Иоффе предложили И. Сталину обратиться к западным физикам, в том чис­ле и к Бору, с просьбой поделиться информацией и начать совместные работы по атомной энергии. Сталин отнесся к этому предложению весьма скептически, од­нако согласился, что официальный зондажный подход к западным специалистам, в том числе и к Бору, от имени наших ученых может оказаться полезным.

В 1945 году в советской атомной программе настал критический момент. Надо было приступать к строи­тельству первого атомного реактора, но среди ученых не было единого мнения по вопросу — создавать реак­тор графитовый или работающий на тяжелой воде. По­лученные разведкой данные тоже не могли дать одно­значный ответ, так как были достаточно противоречи­выми. В сложившейся ситуации руководитель советского атомного проекта академик Курчатов предложил прове­сти консультацию с Бором, который вернулся из США в Данию.

Предложение Курчатова было поддержано Л. Берией и начальником отдела «С» П. Судоплатовым. Было ре­шено послать в Данию заместителя начальника отдела «С» по науке профессора Якова Петровича Терлецкого. Через некоторое время заместитель Судоплатова Лев Василевский подготовил и доложил ему план операции под кодовым названием «Миссия Т». Планом предус­матривалось:

«...1. Командировать профессора Терлецкого и пол­ковника Василевского в Копенгаген для встречи с Нильсом Бором.

2.   Заблаговременно через друзей из датского Сопро­тивления и по возможности из нашего посольства в Дании получить согласие Бора на встречу с советским ученым.

3.    Подготовить для Терлецкого текст вопросника, с помощью которого можно было бы получить от Бора дополнительные данные об американском атомном проекте.

4.  Для установления и закрепления Терлецким лично­го контакта с датским ученым заполучить рекоменда­тельное письмо и подарки от П. Л. Капицы, который был хорошо знаком с Нильсом Бором и его семьей.

5.    В связи с тем что знаний английского языка для беседы с Бором у Терлецкого недостаточно, предусмот­реть возможность использования переводчика из советс­кого посольства в Дании.