Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин

весной 1938 г. и состояла из отделений разведчиков и пропагандистов. Срок обучения в ней составлял 1,5 года, из которых первые 3 месяца разведчики и пропагандисты совместно изучали политико-экономическую характеристику Дальнего Востока, административное устройство СССР, историю России, ВКП(б), Красной армии, особенности советского быта, советскую аббревиатуру, православные обряды, организационную структуру и методы деятельности органов НКВД, а также историю Японии. Затем шла специализация: на отделении разведки курсанты осваивали формы и методы разведывательной деятельности, шифро-, фото– и радиодело, топографию, стрельбу, способы перехода границы и отрыва от преследования, диверсионное дело, порядок использования советских документов, организационную структуру, боевую технику Красной армии, закрепляя полученные навыки в ходе практических занятий на местности и в городе. Русские курсанты были разбиты на группы по 10 человек, в 1941 г. в дополнение к ним была набрана китайская группа[809].

К началу 1943 г. в школе обучалось 40 человек, из них 14 – на отделении разведки. После назначения начальником ИРУ генерал-майора Дои с разведчиками начались интенсивные занятия по радиоделу. Группа из 6 человек с мая по июль отрабатывала навыки поддержания двусторонней радиосвязи на линиях Синьцзин – Харбин, Хэйхэ – Мукден, Хайлар– Харбин, после чего в августе была заброшена на советскую территорию для организации резидентур в полосе Дальневосточной железной дороги: С.М. Кайгородов и А.В. Викторов – в Хабаровск, М. Ушаков – в Бикин, Е.В. Батенёв и А.М. Черепанов – в Читинскую область, Мыльников – в Благовещенск[810].

Подготовкой агентов занимались наиболее квалифицированные сотрудники 4-го отделения майор Итикава Киндзю и капитан Иномата Дзинъя. Резиденты были снабжены несколькими комплектами документов, оружием, радиопередатчиками, шифрами и крупными суммами денег. Так, Кайгородов имел при себе два паспорта на различные фамилии, две справки эвакогоспиталя, книжку пенсионера, командировочное удостоверение от «Востокзаготзерно» в сёла Поярков и Константиновка Амурской области, портативный радиопередатчик и 3000 рублей[811].

Однако эта затея ИРУ окончилась неудачей. Мыльников при переходе границы по наказу отца сразу же сдался пограннаряду, Кайгородов и Черепанов были задержаны в приграничной полосе, а Батенёв и Ушаков после недолгого пребывания на советской территории вернулись в Маньчжурию и заявили, что работать боятся. Что касается Викторова, то после успешного перехода границы он сумел легализоваться, однако позднее был арестован органами НКГБ из-за небрежного оформления паспорта[812].

Наряду с выводом агентов непосредственно в СССР разведорганы армии пытались приобретать агентурные позиции в советских организациях и учреждениях через перевербованную агентуру: так, в ноябре 1941 г. начальник хулиньского разведпункта отделения ИРУ в Дунъане получил приказ начать вербовку переводчиков советских разведорганов через возвращавшихся с заданий агентов-двойников, которые в беседах с ними должны были восхвалять жизнь в Маньчжурии, доказывать неизбежность поражения СССР в войне с Германией и гарантировать убежище в обмен на оказание услуг японской военной разведке[813].

Несмотря на разоблачение подставы советской разведки «Хатокутё», передававшей через харбинское генеральное консульство фальсифицированные сведения, ИРУ и Ставка активно использовали этот источник на протяжении всей войны, хотя в документах Разведуправления степень его надёжности оценивалась как «низкая»[814]. Причина заключалась в том, что наряду со сфабрикованными данными советские спецорганы были вынуждены включать в сообщения «Хатокутё» достоверные сведения, которые вычленялись аналитиками японской военной разведки путём сопоставления со всей имеющейся информацией.

Так, с учётом интереса японцев к переброскам советских войск с востока на запад, в начале сентября 1941 г. ИРУ получило по каналу «Хатокутё» информацию об убытии 32-й стрелковой дивизии с одновременным доведением сведений о формировании новой горнострелковой дивизии в Свободном, что соответствовало истине и создавало впечатление у Токио о незначительном влиянии изъятия войск на боеготовность ДВФ и ЗабФ. В конце января 1942 г. этот же источник проинформировал японцев о запланированной переброске на Западный театр двух стрелковых дивизий, что также являлось правдой[815].

Кроме того, Москва по каналу «Хатокутё» озвучила 8 декабря 1941 г. свою позицию относительно начавшейся Тихоокеанской войны: она будет придерживаться нейтралитета в отношениях с Токио, избегать возникновения конфликтов на советско-маньчжурской границе и вести торговлю с Японией, США и Великобританией, однако в случае военной угрозы предоставит Америке возможность разместить на Дальнем Востоке базы для её боевой авиации[816].

Не будет преувеличением заявить, что, используя этот негласный канал передачи информации и несмотря на союзнические отношения с Лондоном и Вашингтоном, советское военно-политическое руководство стремилось максимально затянуть боевые действия на Тихоокеанском театре и истощить силы противоборствующих сторон. Взломав японскую армейскую шифропереписку, криптоаналитики союзников обнаружили в 1944 г., что Токио получает по «Хатокутё» достоверную информацию о планах командующего союзными войсками в юго-западной части Тихого океана Д. Макартура, в связи с чем главнокомандующий сухопутными войсками австралийский генерал армии Томас Блэми доложил своему военному министру 6 января 1945 г.: «[…] Точно установлено, что имеет место утечка информации из Австралии, вероятнее всего, из Канберры. Например:

(i) Специальный разведывательный отчёт из Харбина от 24 ноября 1944 г. содержал подробную информацию о планах генерала Макартура относительно ряда операций на Филиппинах. Источником сведений указан советский посол в Австралии.

(ii) В другом специальном разведывательном отчете из Харбина от 2 декабря содержалась аналогичная информация. Источником в данном случае был советский посланник в Австралии.

(iii) Новостная справка, которая была распространена среди редакторов газет Департаментом информации, содержала некоторую информацию. Эта информация касалась использования австралийских Вооружённых сил. […] Практически дословно она была воспроизведена в разведывательном отчёте из Харбина.

(iv) Подробности „Оценки военной разведкой японских сил на Филиппинах“, опубликованной в еженедельной разведывательной сводке ВС Австралии 4 ноября 1944 г., были полностью известны Токио [уже] 11 ноября. Считается, что эта информация была передана из Сиднея»[817].

Правильность этого предположения подтверждает телеграмма заместителя начальника ГШ начальнику ИРУ осенью 1944 г.: «Недавняя информация „Хатокутё“ о передвижениях противника на Юге является очень ценной. В настоящее время в Ставке в вопросе сбора данных о южном участке в первую очередь рассчитывают на материалы „Хатокутё“. Выражаю вам благодарность и прошу и далее прилагать максимум усилий для её получения»[818].

ИРУ также продолжало обрабатывать советскую печать, над которой во 2-м отделении к июню 1945 г. работало 85 русских эмигрантов, разделённых на группы изучения организации, дислокации, командного состава, стратегии, тактики, тыла Красной армии, ВВС, ВМФ, НКО, НКВД, военно-медицинской службы, советской внутренней и внешней политики, промышленности, техники и военной географии, анализа передач хабаровского радио. Однако в связи с введённой в 1938 г. зашифровкой действительных наименований воинских частей и резким сокращением притока с начала войны региональной советской прессы 2-е отделение практически не имело проверенных сведений о дислокации и нумерации соединений Красной армии. Иногда ему удавалось извлечь информацию из приказов И.В. Сталина о