Царские и шамилевские крепости в Дагестане - Булач Имадутдинович Гаджиев

Приказано штурмовать

А. И. Барятинский с Кегерских высот в подзорную трубу наблюдал, что делается в лагере Шамиля. Он видел каждую тропинку, камень, отдельно растущее дерево, солдат, волокущих лестницу, и мюрида, отстреливающегося из-за серого валуна. Все это он видел, и ему нетрудно было представить себе, что силы у имама не только малочисленны, но и на исходе. По донесениям лазутчиков командующий знал, что у противника не более 600 человек, могущих носить оружие, а на 100 кв. км гунибского плато это все равно, что иголка в стоге сена. Он также был осведомлен, что у имама нет ни продуктов, ни лошадей, так же нет живой связи между караулами и постами… Короче говоря, Барятинскому и его штабу было ясно, что Шамиль мог надеяться только на преданность и отчаяние своих людей и на недоступность Гуниб-Дага.

И Шамиль видел с высот Гуниба, как на широком зеленом Кегерском майдане Барятинский принимает парад войск под звуки духовых оркестров и боем барабанов и залпами из ружей. Он также понимал, что Гуниб-гора хотя и высокая и недоступная, но у него, у Шамиля, только два выхода: или умереть в последнем газавате, или во имя спасения детей, женщин и верных ему до конца горстки наибов и мюридов сдаться на милость противника. Впрочем, я немного забегаю вперед, потому что лично Шамиль даже 25 августа не думал сдаваться. 19 августа Барятинский послал своего парламентера на переговоры: давайте без крови кончим дело, Гуниб окружен со всех сторон 10-тысячным войском, Шамиль в ловушке.

У него было 40 тыс. воинов, закаленных в боях, саперы, которые в любых горах и скалах могли строить дороги, разведчики, могущие проникнуть даже в медвежье логово, горные пушки, разносящие в щепки любую оборону, да придачу Дагестанский полк, состоящий из одних противников Шамиля.

Имам отвечал кратко в том смысле, что он и его люди будут сражаться до конца и никогда не примирятся с противником, если даже им пообещают рай на земле.

А. И. Барятинскому ничего не оставалось, кроме как, дать команду на штурм.

Главнокомандующий был уверен в благополучном исходе дела, поэтому 22 августа отстучал телеграмму царю Александру II следующего содержания: «Имею счастье поздравить Ваше императорское величество…

От моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги Кавказ покорен державе Вашей. 48 пушек, все крепости и укрепления неприятельские в наших руках.

Я лично был в Карате, Тлохе, Игали, Ахульго, Гимрах, Унцукуле, Цатанихе, Хунзахе, Тилитле, Ругудже и Чохе. Теперь осаждаю Гуниб, где заперся Шамиль с мюридами». Главная квартира при ауле Кегер[76].

Богуславский в «Истории Апшеронского полка» сообщает: «Рекогносцировка показала, что неприятель, благодаря неприступной и искусно укрепленной местности, несмотря на ограниченность имеющихся под руками средств для обороны… мог рассчитывать только на временную задержку наших войск.

С 10 по 15 августа неприятель беспрерывно, хоть и совершенно безвредно стрелял из орудий по блокирующим войскам; со своей стороны, стрелки наши, засев в ямах и за камнями, с успехом прогоняли толпы мюридов, показывающихся на гребне горы».

Четыре дня безуспешно велись переговоры. 22 августа их прервали. 23 августа командующий приказал начать военные действия против Шамиля.

Царские войска перешли в наступление. Первыми наверх вышли те, что поднимались со стороны Куяда. Защищавший этот участок наиб Амирасул-Магомед Кудалинский погиб в жестокой схватке лоб в лоб с противником. Солдаты рвались вперед. Весь день 25 августа по Гунибским укреплениям били пушки. С высот Кегера Барятинский наблюдал, как солдаты Апшеронского, Самурского, Северского и других полков, подсаживая друг друга, цепляясь за малейшие выступы, поднимаются все выше на скалы Гуниб-горы. В то время как у речки Гунибка появились солдаты Ширванского полка, Шамиль уехал на лошади в аул Гуниб. Он велел бойцам собираться туда же. Но около 100 мюридов засели влево от аробной дороги, на крутых скатах горки. Их укрывал лес. Когда ничего не подозревавшие солдаты стали вытягиваться по дороге, ведущей к аулу Гуниб, раздалось пение молитвы и частые выстрелы. Солдаты Ширванского полка несколько раз бросались в атаку и сумели-таки зажать горцев со всех сторон. Под меткими пулями многие из них уже приняли смерть. Выхода из окружения не было: позади них дорога обрывалась крутыми скалами, впереди беспощадный противник. Горцы бросились врукопашную с обнаженными кинжалами и шашками. Все 100 человек погибли здесь, исполнив свой долг до конца.

Оставалась еще одна задача, – писал Барятинский, – взятие Шамиля, укрепившегося на Гуниб-Даге, но и эта задача уже была решена, последнее убежище имама находилось в тесной блокаде.

В ночь на 25 августа Тергукасов приказал командиру 1-го батальона своего полка, подполковнику Егорову, двинуться с батальоном к высотам Гуниба и, если представится возможность, подняться на самую вершину. Перед тем всходы на Гуниб с южного фаса осмотрены охотниками апшеронцами с капитаном Скворцовым во главе, и оказалось, что единственная возможность взобраться на Гуниб представляется со стороны трещины горы.

«За охотниками тем же порядком карабкался первый батальон Апшеронского полка, – сообщает далее Богуславский, – оставив стрелковую роту внизу, в местах удобных для обстреливания уступов. Правее апшеронских охотников поднимались, при помощи лестниц, охотники 21-го стрелкового батальона, под командою поручика Териева. Постороннему зрителю, который бы внимательно следил за этим восхождением, могло казаться, что все дело происходит на обширной сцене какого-нибудь театра: так все делалось спокойно, тихо, размеренно, и так мало все это было похоже на войну».

С противоположной стороны горы, верстах в тринадцати от описываемого пункта то же самое происходило и в колонне князя Тархан-Моураво-ва, который вел ее под личным своим начальством.

«Уже совсем рассвело, туман стал реже, гора задымилась, застонала, заохала, загрохотала на всех фасах, по разным направлениям, словно разорваться хотела от вздымавшихся ее вулканических сил: стоны, крики, пальба, могильное пение мюридов, бой барабанов, – все это слышалось вместе как бы нарочно для того, чтобы произвести неслыханной хаос».

«Апшеронские охотники охватили цепью весь карниз третьего уступа, и, прежде чем Шамиль успел подослать сюда помощь, – они стояли лицом к лицу с горстью неприятеля засевшего в завалах. На этот раз мюриды не

бежали, как делали часто, когда видели неизбежную смерть – они с ожесточением выдвигались на половину тыла из-за завалов, посылали пулю за пулей, вновь скрывались за каменную стенку, чтобы зарядить винтовку, и опять высовывали свои папахи с дымящимися дулами. Наконец, видя, что их ничто не берет, никто не помогает им, и ничем не устрашат они охотников, которые уже в нескольких шагах от них, мюриды бросают винтовки, выхватывают шашки, кинжалы.

Озадаченные появлением наших войск с разных сторон, горцы в