Японское искусство войны. Постижение стратегии - Томас Клири

Кацукава Сюнсё. Актер в роли самурая. XVIII в.

«Однажды ученик, постигавший искусство стрельбы из лука, встал перед мишенью с двумя стрелами. Наставник сказал ему: “Начинающие не должны держать две стрелы, ибо, рассчитывая на вторую, проявишь беззаботность по отношению к первой. Каждый раз твердо реши для себя, что сможешь поразить цель одной-единственной стрелой, и не беспокойся о том, преуспеешь или нет”.

С двумя только стрелами и в присутствии учителя разве человек будет беззаботен? Он может и не сознавать, что сознание его ослабевает, но от учителя это не ускользнет.

Совет учителя применим к любому делу. Когда люди практикуют какое-либо искусство, они всегда думают, что у них будет возможность попробовать еще раз, поэтому они и не сознают, что в этот момент сознание их ослабевает. Ведь невероятно трудно действовать в непосредственной данности настоящего».

Хотя исторические корни и генезис многих конкретных аспектов японской культуры более-менее ясны и понятны, в целом реальные ситуации применения элементов традиционной психологии и культуры современными японцами невероятно сложны и разнообразны, поскольку каждый элемент имеет собственную историю, как правило, достаточно долгую и запутанную столетиями постоянных изменений в характере и способах его функционирования в жизни общества и отдельных его членов.

Одним из самых острых этических вопросов, возникших в ходе встречи японского бусидо и западного христианства, – это вопрос об отношении к убийству. Хорошо известно, что буддизм, равно как и христианство, гневно осуждает отнятие жизни у другого, с той лишь разницей, что буддизм, в отличие от более антропоцентричного христианского учения, распространяет такое отношение на все живые существа.

Тем не менее, и в буддизме, и в даосизме, и в конфуцианстве есть зафиксированные в канонических сочинениях основания, позволяющие пожертвовать жизнью одного человека ради спасения многих – речь идет о жестоком тиране. В христианстве есть собственная версия «священной войны», хотя детали ее могут оказаться различными в зависимости от теологического обоснования. В тантрическом буддизме есть даже особые заклинания, цель которых – помочь избавиться от злого деспота; некоторые китайские переводчики танской династии исключали их из своих переводов, но японские тантристы так или иначе сохраняли их, хотя они и редко ассоциируются со справедливостью. Хотя единственными войнами в старой Японии, «вдохновленными» буддийскими учениями, были народные восстания, перед глазами сегодняшних обывателей в телевизионных сериалах по-прежнему предстают порочные даймё, на службе у которых находятся кровожадные убийцы – приверженцы тантрического буддизма.

XII и XIII столетия стали свидетелями нескольких весьма значительных реформаторских движений в японском буддизме. Речь идет о возникновении дзэнской школы, школы Синсю и Нитирэна. Одной из ярких особенностей ранних дзэн-буддизма и Синсю было отвергание стремления к материальному, позаимствованного японским буддизмом у синтоизма. Учитель Государства Мусо Сосэки, живший в XIV столетии, один из наиболее выдающихся представителей дзэн-буддизма всех времен, являлся, быть может, самым непримиримым критиком «молитвы о выгоде». Советник одного из основателей второго сёгуната, Мусо отвергал также принцип оправдания вместо справедливости при ведении справедливой войны. Так, в своем знаменитом «Мутю мондо», по-прежнему одном из самых читаемых сочинений по дзэн-буддизму, Мусо говорит брату сёгуна:

«То, что сейчас люди взирают на вас как на своего военачальника, есть всецело результат прошлых добродетелей. Тем не менее, по-прежнему есть такие, кто противостоит вам, и лишь немногие из ваших вассалов без всякой корысти следуют за вами. Когда я вижу это, мне представляется, что в вашем прошлом все-таки недоставало благих причин. Поэтому как можно говорить, что ныне вы совершаете слишком много хороших дел?

Если вы сравните свои преступные деяния со своими добродетелями, чего, как вы полагаете, окажется больше? А скольких людей уничтожили вы как врагов? Куда отправиться уцелевшим семьям и слугам? И среди преступлений ваших не только гибель врагов, но и гибель ваших союзников».

Утагава Куниёси. Ядзама Кихэй Мицунобу несет шлем и капюшон на острие алебарды нагината. XIX в.

Даже если отвлечься от всего остального, нельзя не восхититься мужеством Мусо, говорившего такое воину – а ведь перед ним был брат самого сёгуна. Несмотря на свой высокий ранг Учителя Государства, вряд ли он мог быть уверен, что неудовольствие сёгуната прямым или косвенным образом не повлечет за собой гибель или ссылку. Если верить буддийской «Сутре цветочной гирлянды», одному из главных классических источников дзэнской мысли, подобное мужество проявляет только тот, кто пребывает в состоянии пробуждения, известного как «бесконечная радость».

Несомненно, были и такие военные и политические советники, кого ни в коей степени не устраивали благочестивые и милосердные действия новых властей. В истории Азии подобное происходило не так уж редко. Многие известные военачальники и создатели империй и в Индии, и в Китае, становились ревностными буддистами в стремлении искупить свои грехи, накопленные за годы кровопролития. И результаты бывали разные.

Нечто похожее по-прежнему происходит в корпоративных войнах и прочих сферах, где правят противостояние и конфликты. Если говорить о международной политике и экономике, значительно возросшую за последние годы японскую помощь другим странам зачастую интерпретируют именно в этом плане.

Пожалуй, ничто не свидетельствует в большей степени о глубоких идеологических расхождениях между Японией и Западом, чем тот факт, что, несмотря на более чем столетнюю миссионерскую деятельность, очень немногие японцы приняли христианство. Если бы в конце XVI – начале XVII столетий сёгуны не выступили против христианства и не подавили бы его, ситуация могла бы быть совершенно иной.

Но сёгуны, осознавшие, какие на самом деле политические и экономические цели преследуют европейцы под прикрытием христианских миссий, видимо, не имели другого выбора, кроме как отвергнуть их инициативы. Одним из наиболее необычных и вместе с тем информативных документов в этом плане является трактат, написанный уже неоднократно упоминавшимся нами Судзуки Сёсаном по повелению сёгуна. Сёсан ставил своей целью опровергнуть христианскую доктрину ввиду непрекращавшейся волны мятежей и протестов со стороны японских христиан.

Утагава Куниёси. Масэ Тюдаю Масааки, целящийся из лука. XIX в.

Это во многих отношениях примечательное сочинение, отличающееся от большинства других «антиевропейских» высоким уровнем обоснованности суждений, не только полемическое по своему характеру и, кстати, не более непримиримое по духу, чем критика упадка буддийского учения тем же автором. В нем выражается удивление поверхностностью христианской доктрины в сравнении с обширностью и глубиной буддийской мысли, бесстыдством и слепым фанатизмом миссионеров, осуждаются их жадность и непримиримость как в духовной, так и в материальной сфере. Это сочинение, одно из самых ранних по внешним