Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин

вербовку на идейной основе и материальной заинтересованности, а при вербовке белоэмигрантов, проживавших в Маньчжурии, учитывать их ненависть к советскому строю. Кроме того, Янагида предлагал усилить работу с позиций консульских учреждений в СССР, направляя туда офицеров военной разведки на дипломатические должности прикрытия[335].

Со своей стороны 2-й отдел ПГШ также стремился к расширению связей с японской военной разведкой. В инструкции новому военному атташе в Токио майору Адаму Пжибыльскому в декабре 1934 г. начальник отдела потребовал обсудить этот вопрос с руководством Разведуправления Генштаба Японии, поскольку поляки были весьма заинтересованы в получении детальной информации об ОКДВА, представлявшей собой образец «хоть и частично отмобилизованной, но уже действующей советской армии»[336].

Решая эту задачу, Пжибыльский в феврале 1935 г. посетил Харбин, где встретился с начальником военной миссии генерал-майором Андо Риндзо, и штаб Квантунской армии, где имел разговор с командующим объединением, начальником 1-го (оперативного) отдела и заместителем начальника 2-го (разведывательного) отдела. Через несколько дней военный атташе был принят начальником Генштаба, после чего состоялись его переговоры с начальником 2-го управления и сотрудниками русского отделения. По их результатам Пжибыльский доложил 20 марта 1935 г. в Варшаву, что «японский штаб готов пойти на углубление и дальнейшее развитие сотрудничества с польским штабом в вопросах изучения Советской армии», и предложил установить прямые контакты с командованием Квантунской армии для обмена данными об ОКДВА[337].

В 1935–1936 гг. Пжибыльский получил из Генштаба Японии большой объём информации о Красной армии, в том числе данные о боевом составе, численности и дислокации сухопутных войск в целом (апрель – июль 1935 г.), дислокации войск НКВД на Дальнем Востоке (июнь 1935 г.), организационно-штатной структуре стрелковой дивизии, стрелкового и артиллерийского полков ОКДВА, стрелкового корпуса (июль 1935 г.), дислокации ВВС на Дальнем Востоке, в Забайкалье и Сибири (март 1936 г.), боевом составе ОКДВА (ноябрь 1936 г.)[338]. Аналогичную информацию ПГШ получал от японцев через их военного атташе в Варшаве[339].

Крупными эмигрантскими центрами в начале 30-х гг. являлись Париж и Берлин, где после Гражданской войны осели многочисленные антисоветские организации белого офицерства, украинских и кавказских националистов. Поэтому в декабре 1933 г. Разведуправление командировало для установления с ними контактов сотрудников советского направления подполковников Томинага Кёдзи в Париж и Танака Синъити в Берлин. Оба разведчика действовали независимо от военных атташатов и должны были приобретать агентуру в эмигрантских кругах с перспективой её использования в разведывательно-диверсионной работе против СССР. Если парижская резидентура уже через год закрылась, то берлинский орган превратился к началу Второй мировой войны в головной разцентр Генштаба в Европе.

Главную роль в установлении тесных контактов с эмигрантскими группами сыграл сменивший Танака Синъити в марте 1935 г. майор Усуи Сигэки, который уже имел опыт взаимодействия с националистами в период службы в Варшаве. Усуи через бывшего полковника грузинской военной разведки Р.К. Мкурнали, сотрудничавшего с нацистами, познакомился в 1935 г. с одним из лидеров грузинской эмиграции в Германии Ш.А. Карумидзе и идеологом создания Кавказской конфедерации Гайдаром Бамматом. На выделенные Усуи деньги Карумидзе и Баммат начали выпускать антисоветский журнал и проводить работу по консолидации кавказской эмиграции в Европе и Турции в интересах Японии. Как отмечал бывший помощник начальника 2-го отдела абвера Эрвин Штольце, хотя руководство и финансирование Баммата находилось в германских руках, японцы получили доступ ко всей поступавшей через него информации о СССР[340].

Кроме того, берлинская резидентура установила контакт с руководством Организации украинских националистов (ОУН), после того как в 1934 г. её руководитель Евгений Коновалец поручил своему представителю Рико Ярому найти выход на японского военного атташе. Связавшись с помощью абвера с полковником Осима Хироси, Ярый стал официальным посредником между ОУН и военным атташе в украино-японских переговорах, целью которых являлось получение финансовой помощи от Японии в обмен на предоставление ею разведывательной информации о СССР. На первом этапе Осима контактировал с украинскими националистами через своего помощника майора Томотика Ёсихару, но в 1935 г. передал все связи майору Усуи Сигэки[341].

Берлинская резидентура также пыталась установить контакт с бывшим главой прогерманского правительства Украины гетманом П.П. Скоропадским, осевшим после бегства из Украины в 1918 г. в немецкой столице. Будучи в Лондоне, Скоропадский позволил себе нелицеприятные отзывы в адрес Гитлера и Геринга, поэтому оказался во временной опале у нацистских властей. В этот период он установил отношения с военным атташе в Берлине полковником Бандзай Итиро, а после японской оккупации Маньчжурии командировал в Харбин своего представителя для работы с украинской диаспорой. Вскоре гетмана посетил находившийся с декабря 1934 г. в Европе капитан Такацуки Тамоцу, который от имени Генерального штаба Японии попросил его порекомендовать нескольких офицеров-украинцев, которые бы смогли организовать отряды из пленных красноармейцев в случае войны с Советским Союзом.

Последующие переговоры со Скоропадским вели резидент по СССР в Берлине подполковник Танака Синъити и помощник военного атташе в Германии капитан Исии Масаёси. Гетман пообещал им порядка 2000 волонтёров из Западной Европы и передал поимённые списки таковых для отправки в Маньчжурию в момент, который японские власти сочтут наиболее подходящим, однако дальнейшего развития эти контакты не получили. Тем не менее весной 1936 г. Такацуки повторно посетил Скоропадского и заявил ему, что работа японской разведки с украинцами на Дальнем Востоке будет продолжена[342].

Таким образом, к 1936 г. военная разведка Японии установила с помощью Германии и Польши в рамках подготовки к войне с Советским Союзом отношения практически со всеми эмигрантскими центрами в Европе и Турции. При этом развёрнутый в 1932–1935 гг. зарубежный разведаппарат Генерального штаба в СССР и приграничных с ним странах имел беспрецедентную для мирного времени численность в 25 сотрудников, равную численности действовавшей накануне Русско-японской войны сети резидентур в России, Китае и Корее. Тем не менее реализовать в полном объёме планы организации агентурно-диверсионного аппарата на случай войны с Советским Союзом японской разведке не удалось: докладывая 6 июля 1936 г. в Генштаб свои соображения относительно необходимой подготовки империи к боевым действиям против СССР, военный атташе в Москве подполковник Кавамата Такэто отмечал недостаточность проведённых мероприятий по линии диверсий и предлагал «срочно приступить к подготовке диверсионной работы как внутри Советского Союза, так и в третьих странах; не жалеть для этой работы людских ресурсов и денег».

Серьёзным изменениям после «маньчжурского инцидента» подверглась деятельность разведывательных органов Квантунской и Корейской армий: проведённые японским командованием реформы позволили значительно укрепить аппарат их агентурной разведки и заложить основы централизованной службы радиоперехвата и дешифровки советских линий связи.

Так, уже 5 октября 1931 г., спустя месяц после «маньчжурского инцидента», в штабе Квантунской армии появился самостоятельный 2-й отдел, наделённый функциями ведения агентурной разведки, пропаганды,