Город живых - Денис Игоревич Григорюк

Глава 4

Стыд и ненависть

Я вернулся. Заднее сиденье старенькой «девятки». Грязный салон. Впереди мой начальник и Восьмой о чем-то непонятном говорят. В моей руке телефон. На дисплее – 15:02, 3 января 2015 года. Не знаю, сколько я был в отключке.

– С тобой там все в порядке, парень? Слабенький он у тебя какой-то. Укачало, кажись.

– Денис, ты там как?

– Да, со мной всё в порядке. Немного заснул.

– Вот и хорошо. А то как ты на передок поедешь? Мы тебя с собой не возьмем.

– Мы же не собирались туда, – испуганно сказал я.

– Ха-ха. Ты смотри-ка. Сразу проснулся. Не переживай. Сейчас никто туда не едет.

На какой-то промежуток времени я действительно где-то витал. Может быть, минуту. Может быть, две. А может, и вовсе несколько секунд. Но мои воспоминания были намного ярче и реалистичнее действительности. Реальность была серая, мрачная. Слякоть. Да, «слякоть» в полной мере охарактеризовала сегодняшний день.

Периодически страшные воспоминания возвращают меня в кошмары прошлого лета. Каждый раз, проходя мимо детской горки в моем дворе, где немым укором меня встречают маленькие дырочки от осколков стадвадцатимиллиметровой мины, я вспоминаю о том жутком дне.

Мы подъехали к какому-то зданию с высоким белым забором. В этой части города я не был и до войны. Несмотря на то, что прожил в Донецке всю жизнь, но не все части города я знал хорошо. В этой части и вовсе не был. Перед шлагбаумом стоял молодой парень в камуфляже, с автоматом и нашивкой казачества. Вместе с Восьмым они обменялись жестами, и проезд был открыт. Восьмой припарковался.

– Приехали. Передаем за проезд, – пошутил мужчина в черном с белоснежной улыбкой.

Погода была всё такой же мрачной. Скучной. День повис в воздухе. Ничего не происходило. Мимо проезжали машины. Проходили безликие люди. Туман обнимал каждого прохожего, уходящего на десять метров от меня.

– О, здорово! Как давно мы не виделись?

– Летом последний раз. Помнишь, я ещё репортаж снимал у вас? Он по сети разошелся. Меня всё спрашивают, что это за бородач. Понравился ты. Популярный в сети.

– Во-о-о. Так ты им мой номерок сразу давай. Так и пиши у себя там, что я не женат. В активном поиске, так же у вас там пишут в интернете? Так и пиши.

– Обязательно. Только вы меня ништячками какими-то тоже балуйте.

– Пошли ко мне. У нас там все телефоны забиты этими репортажами.

– Отлично. Мы у себя будем выкладывать. Замажем лица и всё. Покажем силу ополчения. Остальные выкладывают, а мы чем хуже.

– Да, жесть была на днях.

– Мы слышали.

– Что вы там слышали… Укры танковый прорыв устроили. Еле отбились. Но об этом рассказывать не нужно.

– Разумеется.

Мой начальник активно обсуждал сводки с фронта со своим бородатым товарищем. Его позывной был «Сэм». Высокий. Метра под два ростом. У него была белая борода, пиксельный камуфляж, нож торчал из кобуры на поясе.

Я отвлекся от беседы. Холодом тянуло по спине. Я стоял в холле. Небольшой. Посредине стоит маленький стол. На стене висели часы. 15:30. Я снова почувствовал, как мороз бежит по коже. Вся спина покрылась мурашками. На меня смотрели портреты с черными ленточками в углу. Молча. Не говоря ни слова, казалось, они смотрели прямо в душу. На некоторых фотографиях в углу вместо черной ленты была георгиевская. У каждого две даты – рождение и смерть, а между ними черта. Маленькая. Короткая. Жизнь. Я не считал их количество. Около десяти. Или, быть может, больше. Никого из них я не знал. Они были незнакомцами, но я смотрел на них и едва сдерживал слезы. Каждый из них погиб в боях за свои убеждения. Они верили в них. И отдали свои жизни за принципы.

– Ты чего застыл? – окликнул меня Восьмой.

– А… Прости. Засмотрелся.

– Это наши парни. Я не всех лично знал. Но знаю, что каждый из них умер смертью храбрых. Как мужчины. В бою. Жаль. Очень жаль. Хорошие были парни. Мы их не забудем никогда. Ладно, Кира уже ушел. Пошли, а то ещё потеряешься. Наши тебя ещё на подвал посадят.

Он звонко и заразительно смеялся. Каждый раз, когда он шутил, все его тридцать два зуба представали перед глазами. До войны он был дантистом. Наверно, поэтому сейчас он имел здоровую и белоснежную улыбку. На вой не это редкость. Солдатам в окопах не всегда удается следить за гигиеной. Чаще мозг занят выживанием. А зубы это такое… Всегда можно вставить.

Мы зашли в небольшую комнату. Раздался громкий хохот. Солдатские байки. Раньше я не понимал, что это такое. Сейчас я с головой окунулся в них. Как маленького мальчика, который не умеет плавать, меня бросили в бассейн с солдатским бытом, где я должен был освоиться. Мне было неловко. Всё происходящее было для меня чужим. Я сел на стул. Справа от меня лежал разобранный пулемет. Автоматический пулемет Калашникова. Старенький, но ухоженный. Пока вся комната содрогалась от солдатского смеха, я рассматривал оружие. Там его было много. Гранаты. Патроны. Пистолеты. Калаши. Бинокли. Много всего. Я все и не запомнил. Но моё внимание к себе приковал пулемет.

– Смотрю, он тебе понравился, – всё так же широко улыбался бывший дантист. – Как-нибудь нужно взять тебя пострелять из него. Первый раз всегда незабываемый. Как с девушкой. Вот видишь – лежит. Это моя. Маха.

У укров отжал. Они хорошо умеют оружие бросать, когда им хвосты прижмешь.

– Хватит молодому голову пудрить. Он не за этим приехал, – наконец-то отвлекся от общения со своими старыми друзьями мой начальник. – Мы же сюда интервью приехали записывать. А ты уже наперед забегаешь. Успеет ещё настреляться. Сейчас ему нужно взять интервью. Ты готов? Где камера?

– Вполне. Камера в сумке. Сейчас достану. Просто думал, что вы ещё будете разговаривать.

– Если нас не остановить, то мы так и до утра проговорим. Так что давай. Нам скоро ехать нужно будет. Расчехляй камеру. Хорошая хоть?

– Да вроде бы. Я не разбираюсь. Игорь пытался мне объяснить, насколько крутая эта камера, но я только запомнил, как тут видео включить.

– Игорь может. Он же фанатик. Уши прожжужит своими фотиками. Ладно, пацаны. Спасибо вам, а мы будем интервью записывать.

Он пожал по очереди руки каждому. Обнялись. Вскоре в комнате остались только мы втроем. Помимо меня и моего начальника в небольшой комнатке с оружием остался неприметный паренек. Сначала я подумал, что по возрасту он