Рафаил Мельников - "Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917)

Для исправления же прицельной линии требовалось снять прицел с орудия и по существу наугад, "до бесконечности" повторяя манипуляции с каждым из четырех установочных болтов, то и дело снимать и устанавливать прицел, чтобы добиться взаимного согласования вертикальной и горизонтальной прицельной линии. Это был почти что мартышкин труд, заставлявший комендоров в башенной темноте постоянно уродовать руки срывающимися гаечными ключами и бороться с не обещавшей быстроты и надежности регулировкой прицела. В отчете броненосца "Император Александр II" предлагалось семь усовершенствований прицела. В отчете командира крейсера "Минин" приводились 15 замечаний о существенных конструктивных недостатках, каждое из которых было признано обоснованным. Безоговорочно установленным был главнейший изъян прицелов: "Быстрое расстройство согласования прицела с осью орудия, "наступающее иногда уже после двух-трех боевых выстрелов". Понятно, что при стрельбе из орудий большего калибра, чем на "Минине", где стреляли из его 152- и 75-мм пушек, эффект расстройства мог быть еще более замегным.

Отчет с этими 15 замечаниями подписали также остальные специалисты Учебно-Артиллерийского отряда- лейтенант М.Г. Барков 2-й (1876-?), преподаватель офицерского класса отряда капитан 2 ранга B.Е. Дмитриев 1-й (1860-1937, Ревель) и полковник З.И. Петров (1864-?). Такого же рода удручающие подробности приводил и капитан 2 ранга С.К. Кульстрем (1859-?). Его опыт флагманского артиллериста штаба Командующего Практической эскадры в 1893-1898 гг., а затем службы в Учебно-артиллерийском отряде, где он, командуя в 1891-1905 гг. минным крейсером "Воевода", одновременно заведывая обучением офицеров, позволил дать ответ самый исчерпывающий: "Наши оптические прицелы (Перепелкина) стоят много ниже прицелов Виккерса". Одно из громадных неудобств первых отечественных прицелов С.К. Кульстрем видел в гом, что в момент выстрела, как показал опыт полигона, прицел "отдает назад на один дюйм, ударяя тем самым с большой силой по глазу наводчика". Выяснили также, что после нескольких боевых выстрелов согласование прицела с осью орудия нарушается, и это ведет к сплошному непопаданию снарядов в цель".

Большие неудобства вызывала перегруженность стреляющего номера возложенными на него обязанностями. На него, кроме наводки и выстрела, возлагалась также установка прицела и целика, тогда как в прицелах Виккерса эти операции "с большими удобствами" для обоих прицелов – как правого, так и левого – выполнял особый номер орудийного расчета". Имея такие отвратительные прицелы Перепелкина, – писал C.К. Кульстрем, – нельзя удивляться тому, что мы в бою 14 мая, по словам японцев, стреляли в четыре раза хуже их". Лейтенант С.В. Зарубаев (1877-1921, расстрелян) на основе послевоенного опыта ("Варяг", где он был старшим артиллеристом, оптических прицелов, как и вся эскадра, не имел) писал: "Единственным недостатком оптического прицела Обуховского завода считаю слишком грубые нити, они совершенно закрывают цель". Лейтенант Н.Л. Кржижановский (1878-?), состоявший старшим флаг-офицером в штабе командующего 2-й эскадрой и чудом снятый с погибавшего броненосца "Князь Суворов", на вопрос ГМШ ответил: "много оптических прицелов стронулось с места во время боя".

Воспринятые на эскадре как невесть откуда взявшийся дополнительный инвентарь, не получившие статуса особо ценных и точных приборов, требовавших постоянного контроля и проверки, оптические прицелы жесточайшим образом отомстили за небрежение ими. Но никто из тех, перед кем в 1905 г. открылась бездна небрежения и ужасающие его последствия, не решился сделать страшивший всех вывод. Подобно тайнам расчищенных кирпичом ружей Крымской войны, трещин на торпедах и комингс-площадке "Курска" и другим неприятиым для российской бюрократии обстоятельствам, тайна оптических прицелов образца 1903 г. была обречена на умолчание. Ее не касались в своих вопросах ни члены следственной комиссии, расследовавшей обстоятельства Цусимского боя, ни лейтенант Н.И. Игнатьев (1880- 1935), пытавшийся в 1906 г. в своих лекциях по артиллерии учесть уроки Цусимы, ни яростно разоблачающий непорядки морского ведомства неистовый "Брут". Не получив доступа к этой тайне, он лишь мимоходом объявил, что прицелы на крейсере "Громовой" (полученные уже после войны) "оказались совершенно негодными" (…письма Брута о Морском министерстве, С.-Пб, 1908, с. 112-113).

Сто лет минуло со времени тех событий, но только сегодня оказывается возможным с полно ii определенностью сказать, сколь безмерным было преступление бюрократии и ее верных слуг – членов МТК, всего семейства населяющих Адмиралтейство "их превосходительств" и самого однозначного из них – З.П. Рожественского. В меру своих сил в двух заключениях следственной комиссии царизм обозначил лежащие на поверхности причины неудач двух решивших войну сражений на морс – 28 июля 1904 г. и 15 мая 1905 г. Многие другие, не обозначенные в этих заключениях причины открылись только за истекшие сто лет. Обширная, уже не раз называвшаяся образовалась по этому поводу литература. Но только теперь явился этот последний факт, который позволяет поставить точку в истории Цусимы. И этот факт – негодные по существу оптические прицелы, которые исключительно по вине З.П. Рожественского, не принимавшего мер по их всестороннему испытанию, стали едва ли не главным роковым ориентиром, который привел к катастрофическому разгрому флота в Японском море.

Опыт "Славы", а за ней и остальные свидетельствования приводили к выводу о том, что из-за несовершенных прицелов, русские комендоры почти все время стреляли мимо цели, а попадать могли лишь благодаря счастливым отклонениям в наводке. Грубо говоря, вся эскадра по вине бюрократии в продолжение Цусимского боя стреляла "в белый свет как в копеечку". И не в этом ли состоял секрет того необъяснимого отсутствия на японских кораблях каких-либо видимых повреждений, как это стало видно после сдачи отряда Небогатова 15 мая 1905 г.? Многие даже предполагали, что весь прошлый день эскадра сражалась с английским флотом, а японские корабли появились лишь на следующий, чтобы принудить русских к сдаче. Невыразимо горько, стыдно да, наверное, и небезопасно перед лицом следственной комиссии было сделать признание в том, что в продолжение большей части боя русские корабли стреляли "в белый свет, как в копеечку". Потому, наверное, вывод этот, сделавшись самым страшным секретом Цусимы, ни в документах, ни в литературе не упоминается.

Непросто, конечно,согласиться с этим признанием, которое, как кажется, за истекшие сто лет ни разу еще на высказывалось. С фактами, однако, не поспоришь, и все они, как в отчетах "Славы", гак и остальных кораблей еще несостоявшейся четвертой эскадры, создают неподдающуюся никакой патриотической демагогии концентрацию истины. В свете этой непреложной истины становятся несостоятельными все цифровые показатели, которыми в последние годы оперировали в своих околонаучных исследованиях "новые русские историки". Подтверждается та мысль, которую впервые высказал капитан 2 ранга М.И. Смирнов (1888-1940, Лондон), что единственным и вернейшим шансом 2-й эскадры на успех и спасение были именно те 15-20 минут, в начале боя, когда эскадра, имея еще исправные прицелы, могла избежать их губительной роли и в ближнем бою, на предельно малой дистанции, не боясь вреда от прицелов, нанести японцам поражение.

Под знаком осмысливания всех этих неожиданно явившихся горьких уроков войны, в мрачных раздумьях ушедшей в себя команды и в нескончаемых буднях последних достроечных работ прошла для "Славы" и вся последующая кампания 1905 г. Неповторимой была обстановка того года. Лавина обрушившихся па Россию событий: расстрел 9 января мирного шествия царской стражей у Зимнего дворца в Петербурге, катастрофа флота у о. Цусима, восстание на броненосце "Потемкин" на юге России 14 июня – ввергла страну в грозно разгоревшийся по всей стране пожар первой русской революции.

Перед "Славой" эти события поставили задачи совершенно неожиданные.

Морской бой эскадры адмирала Рожественского в Цусимском проливе (С открытки того времени)

Глава II. После Цусимы

42. Через революцию – в океан

В дни, когда вся Россия переживала ужас Цусимской катастрофы, а флот пытался осмыслить ее причины и уроки, заботы совсем иного рода обуревали императора и его окружение. Охваченные страхом, они судорожно искали спасения от грозившего режиму крушения. И не потому ли, не дождавшись даже завершения переговоров о мире с Японией, совсем потеряв голову, император "под хмельком" (Б.А. Романов, с. 375) подписал подсунутый ему 11 июля 1905 г. ловким Вильгельмом II в Биорке договор о дружбе и братстве, которым перечеркивались давно, казалось бы, установившиеся союзнические отношения с Францией. Случившийся тут же морской министр А. А. Бирилев ("Вы мне доверяете?"-спросил император) подписал договор и вовсе не глядя.