Переворот - Иван Павлович Кудинов

И едва он вернулся в Омск, как последовала очередная телеграмма из Красноярска. Троицкий сообщал: «Город объявлен на осадном положении. Охрану его взяли на себя итальянцы и чехословаки. Собственный русский гарнизон малочислен и ненадежен, в частях его ведется большевистская агитация, уже раскрыт один заговор…»

Похожие доклады поступали и из других городов. Управляющий Алтайской губернией Строльман жаловался, что «большевики расширяют свою деятельность, придавая движению социально-политический характер».

Вот этого-то как раз и не хотела признавать колчаковская ставка.

— Хватит! — бушевал адмирал. — Пора на всем жизненном пространстве… от Омска до Владивостока — навести порядок! Надо раз и навсегда покончить с бандитизмом! Да, да, Виктор Николаевич, — говорил он Пепеляеву, — именно с бандитизмом. А это как раз по вашей части, а не по ведомству военного министерства… Соизвольте в самое ближайшее время предпринять радикальные меры. Надеюсь, причины столь вольготного поведения этих… а-ля пугачевцев вам известны?

— Причин много, — сказал Пепеляев, держась обеими руками за спинку стула и слегка наклонив его на себя. — И главная из них: малочисленность нашей милиции. — Он выдвинул стул и сел наконец, вытянув перед собой ноги. — Затем: разбросанность и случайный состав так называемых правительственных отрядов… Мобилизация идет иногда без разбора, — пояснил. — Попадают бывшие фронтовики, рабочие — а это безнадежный элемент.

— Мобилизацию надо регламентировать, — согласился адмирал. — Об этом я уже говорил военному министру. Что еще?

— А еще — бездорожье. И, наконец, отсутствие надежных проводников…

— Каких еще проводников? — удивленно посмотрел Колчак и саркастически усмехнулся. — Сусанин вам нужен? — но тут же и погасил усмешку. — Не в проводниках дело. И вы это знаете.

— Знаю.

— Тогда вам и карты в руки! Действуйте.

И вскоре особый отдел министерства внутренних дел, по личному указанию Пепеляева, выработал и разослал по всем областям и губерниям Сибири и Урала постановление: «Ввиду появления в Енисейской (здесь стоял прочерк — и вместо Енисейской можно было указать: Иркутской, Алтайской, Томской и т. д.) губернии разбойничьих банд, которые под видом большевистских властей нападают на селения, разгромляют и разграбляют правительственные и общественные учреждения и отдельных жителей, находим необходимым организацию дружин самообороны».

Колчаковское министерство пыталось одним махом убить двух, а то и трех зайцев: затушевать, прежде всего, и принизить социально-политический характер повстанческого движения в тылу — дескать, не с большевиками борьба, а с бандитами, действующими под видом большевиков; во-вторых, организация дружин самообороны, по замыслу особого отдела, позволит создать свое партизанское движение, подняв против «бандитов» лояльную часть населения (иначе: кулацкую и прочую колеблющуюся часть), тем самым упрочив тыл; и в-третьих: поскольку банды в ту пору действительно орудовали по всем сибирским городам и весям, решение это выглядело вполне логичным и своевременным.

Колчак, прочитав постановление, остался доволен и подписал, не задумываясь.

— Правильно! Хватит надеяться на проводников.

* * *

Однако уже вскоре стало ясно: исправить положение одними только этими мерами — невозможно.

Теперь еженедельно, каждую субботу, на стол министра внутренних дел ложилась сводка, оценивающая положение в областях и губерниях Сибири и Урала по пятибалльной системе. Такая «классификация» была заведена особым отделом. «5» — значит, в губернии спокойно; «4» — наблюдаются отдельные агитационные выступления; «3» — вооруженные выступления; «2» — идет образование фронтов; «1» — положение безнадежное; «0» — отсутствие каких-либо донесений.

Справедливости ради, надо заметить, что цифра «1» ни разу не появлялась в сводках. И это понятно: кто же решится взять на себя смелость назвать даже и самое тяжкое положение — безнадежным? Зато «0» фигурировал часто. Тут тоже понятно: «ноль» — значит, никаких сведений, а коли их нет, стало быть, и взятки гладки… Под «нолем» ведь могут скрываться и «единицы» и «двойка», и даже «пятерка»… Думай что хочешь и как хочешь.

Пепеляев тем не менее требовал исчерпывающих сведений. И не раз выговаривал сотрудникам особого отдела:

— Ноль — это пустое место, дыра, отсутствие какой бы то ни было оценки. А мне нужны оценки. Оценки!..

Положение, однако, не менялось. И «ноль» оставался в сводках самой популярной цифрой. Куда как просто! Вот, скажем, Уфимская губерния: девять сводок — от февраля до апреля — получил министр — и девять раз видел в Уфимской графе один и тот же «0», что означало отсутствие сведений, неясность положения… А положение на Уфимском направлении давно было ясным, и Пепеляев не раз порывался исправить этот злополучный «0» на «1», но рука не поднималась… «Бог с ним, с этим нолем, — решил министр. — С ним как-то и поспокойнее…»

И перестал, в конце концов, требовать исчерпывающих сведений. Так и шло. Цифры, цифры… А что за цифрами?

Вот Алтайская губерния: в сводке за 17 февраля 1919 года крупный и аккуратный «0»; за 24 февраля- «3»; через неделю — снова «0»; а дальше: «4», «0», «4», «0»… Енисейская губерния — сплошные «двойки». А в Уральской области, как и в Уфимской, круглые «0».

Попробуй себе составить ясное представление об истинном положении дел! В конце концов, министерство внутренних дел вынуждено было отказаться от этой затеи с пятибалльной системой.

Все-таки Пепеляев больше доверял очевидным фактам, личным впечатлениям, встречам и беседам с людьми, знающими положение на местах не понаслышке, чем этим еженедельным цифровым сводкам, составлявшимся нередко наобум, с потолка.

Особенно запомнилась министру встреча со своим давним знакомым поручиком Любимцевым, начальником милиции Бийского уезда, где в пору еще довоенную Пепеляев жил и работал преподавателем женской гимназии… Потому и встреча со старым приятелем была желанной, дружеской, и разговор получился непринужденным и доверительным.

Пепеляев интересовался нуждами и возможностями уездной милиции. Нужды, как и следовало ожидать, превышали возможности. И главное, на что сетовал поручик Любимцев — это малочисленность милиции.

— Да, да, — поддержал его Пепеляев. — Об этом я уже говорил адмиралу, и он согласен… Скажите, — не преминул министр поинтересоваться и «детищем» своим, — а как у вас с формированием дружин самообороны?

Любимцев повел плечами и протяжно вздохнул.

— Откровенно, Виктор Николаевич?

— Конечно. Меня интересует правда. Любимцев опять вздохнул.

— Правда, Виктор Николаевич, такая: плетью обуха не перешибешь.

— Вон как! — удивился Пепеляев. И после паузы спросил: — А скажи мне, Василий Лукич, только откровенно: как сельское население относится нынче к существующему строю?

Любимцев помедлил с ответом:

— По-разному, конечно. Некоторые одобряют, поддерживают…

— А некоторые? Любимцев опять помедлил:

— А некоторые… в большинстве своем относятся враждебно. Это я вам как на духу. Больше того скажу, — понизив голос и слегка подавшись вперед, продолжал: — больше того скажу вам, Виктор Николаевич: массы не заслуживают никакого доверия.

— Так-таки и никакого?

— То есть — абсолютно никакого! Как на духу…

Пепеляев