Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

кануть в вечности, — философствовал в те дни Ян Смэтс, — но Устав будет жить, потому что не существует иного пути для спасения будущего цивилизации» 93. Хотя находились и пессимисты. К ним, безусловно, относился Клемансо. Он по-прежнему считал, что прочный мир возможен лишь за счет дальнейшего ослабления Германии, переноса ее западных границ за Рейн. «Ваше поколение увидит еще одну мировую войну, — мрачно предсказал он Герберту Гуверу. — И вы (американцы. - И. Т.) снова понадобитесь Европе» 94. Но таких скептиков было абсолютное меньшинство. В любом случае все с нетерпением ждали начала работы новой организации. Местом нахождения штаб-квартиры Лиги Наций была избрана Женева. Бельгийцы настаивали, чтобы эта честь была отдана Брюсселю, но большинство участников конференции решили, что в бельгийской столице слишком многое будет напоминать о только что закончившейся мировой войне. Первым генеральным секретарем организации был утвержден английский дипломат Эрик Драммонд. Он, кстати, тут же перенес свой небольшой штаб по формированию структур Лиги Наций в Лондон, чтобы освободиться от негативного воздействия интриг и противоречий мирной конференции. Первое заседание Совета Лиги было назначено на конец года. Оно должно было состояться в Вашингтоне, и предполагалось, что откроет его президент Вильсон.

Строго говоря, то, что получилось в итоге с Уставом Лиги Наций и мирным договором, сильно отличалось от того, как все задумывалось изначально. Устав должен был базироваться на «Четырнадцати пунктах» Вильсона, от которых к завершению мирной конференции уже мало что осталось. Ради достижения всеобщего согласия Вильсону пришлось маневрировать и уступать по многим позициям. Он надеялся на то, что даже с таким противоречивым документом Лига Наций сможет начать свою работу, и в дальнейшем она будет постепенно совершенствовать свой механизм и избавится от заложенных в мирном договоре противоречий. Собственно, это была основная причина, по которой Вильсон настоял, чтобы Устав и Договор составляли единое целое. «Мирные согласования могут быть временными, — говорил Вильсон в начале работы парижской конференции, — но действия государств в интересах мира и справедливости должны быть постоянными. Мы можем дать начало постоянным процессам. А вот решения, которые мы примем, возможно, и не станут вечными» 95. Главным было вдохнуть жизнь в новую организацию, которая круто изменила бы всю систему международных отношений. Казалось, что титанические усилия Вильсона в этом направлении увенчались успехом и новая мировая система скоро заработает. Но для того чтобы Лига состоялась, необходима была ратификация подписанного ровно через два месяца, 28 июня, мирного договора с Германией, составной частью которого был Устав Лиги Наций. То есть мирный договор, а вместе с ним и Устав должны были вступить в законную силу. В европейских столицах с этим не возникло особых проблем. После того как в Устав были внесены некоторые изменения, Вильсон полагал, что препятствий для ратификации не осталось и в Вашингтоне. Так думал не только он. Бывший президент, республиканец Уильям Тафт, например, был уверен, что после внесения в Устав поправок у сенаторов, выражавших в феврале недовольство отдельными его положениями, исчезли все основания голосовать против 96. Оба президента, как оказалось, жестоко ошибались.

8 июля «Джордж Вашингтон» доставил Вудро Вильсона в Америку, и уже через два дня он представил мирный договор с включенным в него Уставом Лиги Наций на утверждение Сената. К этому времени сенаторы уже получили возможность ознакомиться с текстом договора. В Сенат он попал в первые дни июля, сразу после того как был представлен для ратификации в британской палате общин и французском Национальном собрании. Вильсон был настроен решительно. Как только президент появился в Капитолии, его сразу окружила толпа сенаторов — демократов и республиканцев, и пока он здоровался со всеми, к нему протиснулся Кэбот Лодж. «Господин Президент, — поинтересовался сенатор, — разрешите помочь вам нести вашу ношу?» Лодж указал на объемистый документ, который Вильсон прижимал к себе левой рукой. «Только не в этой жизни», — широко улыбнулся президент, чем вызвал у присутствовавших взрыв смеха 97. Вильсону прибавляли уверенность результаты последних исследований общественного мнения. Лигу Наций поддерживали 32 законодательных собрания штатов и 33 губернатора. Из 1377 редакторов американских газет лишь 181 выступали против участия США в Лиге Наций 98. Президента и Устав поддерживала даже республиканская печать. Настораживал, правда, тот момент, что многие из тех, кто выступал в принципе за Лигу Наций, хотели внести в ее Устав разные изменения, тогда как президент не желал больше слышать ни о каких компромиссах.

Основным противником Вильсона, как и в феврале, выступал Кэбот Лодж, возглавивший в мае республиканское большинство в Сенате и сенатский комитет по международным отношениям. Понимая, что общественное мнение находится на стороне президента, Лодж решил на этот раз отказаться от лобовой атаки на мирный договор и Устав и повел «окопную войну». Еще в конце апреля, как только Устав Лиги был окончательно принят на мирной конференции, Лодж встретился с другим непримиримым противником Вильсона, сенатором Бора. Вдвоем они решили, что «любая попытка провалить Версальский договор вместе с Лигой прямым голосованием в Сенате, проведенным немедленно (по его представлению), была бы безнадежной, даже если это и было желательно». И сенаторы избрали другую тактику, когда «интересы и безопасность Соединенных Штатов были бы защищены такими поправками и оговорками, за которые смогли бы проголосовать большинство республиканцев» 99. В июле Лодж открыл сенатские слушания привезенных Вильсоном документов. Это были слушания в буквальном смысле — для лучшего восприятия сенаторы две недели читали мирный договор, отпечатанный на 537 страницах, вслух. После этого сенатский комитет заслушал более 60 вызванных свидетелей, многие из которых были в составе американской делегации в Париже. Результатом сенатской активности стали 46 поправок, выдвинутых законодателями к концу лета в качестве условия для ратификации 100. Правда, многие из поправок носили лингвистический или технический характер, и их удавалось быстро снять или объединить. В конце октября, перед первым голосованием по ратификации, сенатский комитет оставил в своем итоговом заключении «всего» четырнадцать поправок, из которых десять относились к Уставу, а четыре — к договору 101. На самом деле количество поправок и оговорок было не так уж и важно, поскольку Вильсон принципиально отказывался менять текст. Сам сенатор Лодж, например, сводил все замечания своего комитета к двум поправкам и четырем оговоркам 102.

Обе поправки касались количества голосов у Британской империи. Американских сенаторов сильно задевало то обстоятельство, что британцы могли рассчитывать в Ассамблее на шесть голосов (Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южная Африка и Индия), тогда как у