Новые и старые войны. Организованное насилие в глобальную эпоху - Мэри Калдор

и его сыновьями Сирахуддином и Бадаруддином, была связана с серией дерзких атак, вроде взрывов в отеле «Серена» в январе 2008 года, неудавшегося покушения на президента Карзая и совсем недавнего убийства Бурхануддина Раббани, бывшего президента и одного из основателей движения моджахедов, которому была поручена задача вступить в переговоры с Талибаном. Хезб-э-Ислами (Исламская партия Афганистана) Гульбеддина Хекматияра ведет боевые действия с момента советской оккупации и обычно союзничает с Талибаном, хотя и участвовала в столкновениях с Талибаном на севере; у нее есть политическое ответвление, представленное в афганском парламенте.

«Аль-Каида» присутствует и в Ираке, и в Афганистане, хотя в Ираке это не было очевидно до вторжения в марте 2003 года [253]. В Афганистане ее террористические лагеря были уничтожены во время вторжения и большинство прошедших оперативную подготовку скрылись в Пакистане. Тем не менее вторжение в Афганистан и Ирак словно магнит подействовало на джихадистов по всему миру и сильно расширило оперативный простор и благоприятные возможности для подготовки и приобретения опыта. В обоих странах имеет место угроза активизации локально базирующихся повстанческих групп. Более того, такая угроза привела к рождению феномена, известного как «Пробуждение Ирака», когда основная масса повстанцев перешла на другую сторону; это было началом резкого спада насилия.

В Афганистане и в Ираке есть племенные ополчения. Племена часто рассматриваются в качестве традиционных структур. Однако в обеих странах племена были «переизобретены» в ответ на колониализм, войну и государство эпохи модерна. Так, в Ираке племена – это на самом деле группы с общим интересом, имеющие некоторые элементы кланового устройства или кровного родства. Тогда как в традиционном представлении племена располагаются в сельской местности, в Ираке в период Саддама развивались сельско-городские племенные сети, потому что, с одной стороны, Саддам Хусейн все больше опирался на племена в интересах безопасности, а с другой – потому что с упадком общественного благосостояния и крушением гражданского общества более важное значение приобрели личные связи [254]. Многие племенные ополчения были связаны с повстанческими группами. Например, племя Зобаи было тесно ассоциировано с Революционными бригадами и Исламской армией Ирака. В Афганистане племена подобным же образом были «переизобретены» после массового перемещения; также это происходит по мере того, как племенных старейшин все больше заменяют молодые командиры. Племенное мировоззрение поддерживает местные сети; зачастую они сотрудничают с Талибаном и другими повстанческими группами – отчасти из-за страха, отчасти из-за разочарования в афганском правительстве и коалиционных силах.

Кроме того, в Афганистане есть ополчения, контролируемые бывшими командирами, которые теперь союзничают с правительством и, более того, зачастую являются губернаторами провинций или министрами; это люди типа Абдул-Рашида Дустума, узбекского полевого командира, до 2001 года контролировавшего северные территории и возглавлявшего тот отряд всадников, который в 2001 году с большой жестокостью освободил Мазари-Шариф. До 2008 года он был главнокомандующим афганской армии. В число прочих командиров входят Назир Мохаммад, который управляет столицей провинции Файзабадом и чьи ополчения вроде как должны защищать НАТО, Исмаил-хан, который господствует в западном городе Герате, и Гуль Ага Шерзай, который был губернатором Кандагара, затем на этом посту его сменил сводный брат Карзая.

В Ираке самые, пожалуй, важные вооруженные ополчения примыкают к политическим партиям и стали участниками межрелигиозной борьбы за контроль над государственным аппаратом. Пешмерга близка к курдским партиям, которые оказывали Саддаму Хусейну сопротивление на севере. Некоторые ополчения были созданы партиями в изгнании, самый важный из них – Корпус Бадр, примкнувший к Верховному исламскому совету Ирака (ВИСИ) и обученный инструкторами из Революционной гвардии Ирана. Из ополчений, созданных после 2001 года, наиболее значима Армия Махди Муктады ас-Садра, известная как Джаиш аль-Махди (ДжАМ). Корпус Бадр и ДжАМ просочились в министерство внутренних дел и полицию между 2005 и 2007 годом. Один из бывших командующих Корпуса Бадр, Баян Джабр, в 2005–2006 годах был министром внутренних дел.

Последняя категория – это коалиционные и правительственные силы. Коалиционные силы привлекают к работе сотни тысяч поставщиков частных охранных услуг, как местных, так и зарубежных, поэтому все они начинают больше напоминать сети регулярных войск и военизированных формирований, которые можно обнаружить во многих «новых войнах»; эти последние гораздо менее дисциплинированы и в меньшей степени знакомы с законами войны. В Ираке, например, оказалось, что ответственность за некоторые из самых тяжелых случаев пыток в тюрьме Абу-Грейб несут именно частные военные компании. В Афганистане же частные военные компании, по-видимому, причастны к ряду случаев рэкета с «крышеванием».

И в Ираке, и в Афганистане для воссоздания армии и полиции были сделаны большие усилия. В обоих случаях в ряды сил безопасности, особенно полиции, просочились представители различных ополчений и силы безопасности оказались вовлечены в насилие. В Афганистане предпринимались неоднократные усилия, чтобы укомплектовать местную полицию (Афганская национальная вспомогательная полиция (2006 год), Программа афганской общественной защиты (2008 год) и совсем недавняя «изменяющая правила игры» инициатива Петреуса – Афганская местная полиция), однако все эти силы имеют тенденцию становиться просто еще одним вооруженным ополчением.

Политические цели

Общим у всех повстанческих групп является то, что они находятся в оппозиции к американской оккупации. Подобно движениям, возникшим в других «новых войнах», они могут быть поняты с точки зрения тех условий, которые порождены глобализацией. Существует целый ряд личных мотивов. В Ираке многие присоединились к мятежу, чтобы отстоять прежние позиции во власти либо по причине унижения, доставленного им американцами увольнением, во время рейда или на блокпосту. В Афганистане костяк Талибана составляют неимущие перемещенные молодые люди, получившие воспитание в медресе Пакистана, которые предлагают кров и еду бедным семьям. Однако к ним присоединились еще и те, кто пострадали от рук проправительственных сил и/или местных командиров, и те, кто, подобно их иракским товарищам по несчастью, перенес унижение ночных рейдов и блокпостов, и/или те, кто использует мятеж как прикрытие для сведения счетов, для «крышевания» или преступной деятельности. В обоих случаях, какова бы ни была индивидуальная мотивация, объединяющим их мировоззрением (сейчас или раньше, как в случае Ирака) выступает гибрид салафизма и национализма.

Это мировоззрение также пропагандирует «Аль-Каида», которая имеет более глобальный и антиполитический характер, чем локально базирующиеся повстанческие группы. Фактически ее целью является сама по себе борьба против Запада. Осуществляя демонстративные атаки на шиитские районы и шиитские памятники, «Аль-Каида» разжигала межрелигиозное насилие в Ираке, поэтому мятеж все больше принимал форму гражданской войны. Принято считать, что начало межрелигиозному конфликту было положено подрывом 22 февраля 2006 года мечети аль-Аскари в Самарре, одной из наиболее важных шиитских усыпальниц в мире.

Часто говорят, что нео-Талибан, как иногда описывают текущий мятеж в Афганистане, имеет более умеренный