Федор Синицын - Разделяй и властвуй. Нацистская оккупационная политика

Снижению эффективности германской политики в значительной степени способствовала реформа советской религиозной политики, осуществленная во второй период войны. Его начало было положено публикацией 10 ноября 1942 г. в центральной советской прессе телеграмм высших иерархов РПЦ — Патриаршего Местоблюстителя, митр. Сергия (Страгородского), и экзарха Украины, митр. Николая (Ярушевича), — адресованных И.В. Сталину по случаю 25-летней годовщины Советской власти{1356}. Эта пропагандистская акция свидетельствовала не только о принятии советским руководством патриотической политики РПЦ, но и об официальном сближении позиций Церкви и государства, в том числе по ситуации на оккупированной территории СССР.

Советская пропаганда на оккупированной территории распространяла информацию о позитивных изменениях в положении религии в СССР. Так, в 1942 г. по решению Политбюро ЦК ВКП(б){1357}, но под эгидой Московской Патриархии, в дорогом для военных времен исполнении была издана книга «Правда о религии в России», которая рассказывала о том, что в СССР царит свобода совести. Эта книга в 1942–1943 гг. была распространена, в том числе, на оккупированной территории страны{1358}.

С 1943 г. советское командование и Московская Патриархия, а также другие конфессии, усилили согласованные действия с целью расширить влияние на религиозную жизнь в оккупированных регионах СССР. В марте 1943 г. РПЦ осудила украинских «раскольников» и коллаборационистов, выдвинув их лидеру архиеп. Поликарпу (Сикорскому) требование «оправдаться»{1359}. На оккупированной территории были распространены патриотические обращения Патриаршего Местоблюстителя, митр. Сергия («Рождественское» от 4 января 1943 г. и посвященное двухлетию Отечественной войны), а также обращение Ленинградского митр. Алексия (Симанского) к населению оккупированной территории Ленинградской области от 25 апреля 1943 г. В этих посланиях говорилось о ненависти немцев к русскому народу и православию, содержались призывы к борьбе с германскими захватчиками{1360}. Через Всеславянский антифашистский комитет были распространены обращения иерархов РПЦ, в том числе под заголовками «Бог благословляет народную справедливую войну против гитлеровских захватчиков», «О свободе религии в СССР», «Немцы — злейшие враги христиан» и др.{1361} На оккупированной территории также были распространены обращения главы РСПЦ архиеп. Иринарха, в которых он призывал помогать партизанам и Красной Армии, и патриотическое обращение к верующим-протестантам, изданное от имени Всесоюзного совета евангельских христиан (ВСЕХ){1362}.

Советская политика была направлена на дискредитацию германской религиозной политики на оккупированной территории СССР: так, сообщения ЧГК содержали данные о разрушении оккупантами церквей{1363}, а партизанским отрядам в апреле 1943 г. было дано указание распространять среди населения оккупированных территорий имевшиеся данные об убийствах оккупантами мирных жителей, прятавшихся в церквах{1364}.

Окончательно перелом в советской религиозной политике обозначился 4 сентября 1943 г., когда состоялась встреча И.В. Сталина с Патриаршим Местоблюстителем, митр. Сергием (Страгородским), митр. Алексием (Симанским) и митр. Николаем (Ярушевичем). Последствия этой встречи явились переломными для всей истории Церкви в советское время. 8 сентября 1943 г. при поддержке государства был созван Собор, в котором приняли участие 19 высших иерархов. На Соборе были избраны Патриарх Московский и всея Руси (им стал митр. Сергий (Страгородский) и Священный Синод. Патриархат, с октября 1941 г. находившийся в эвакуации, был возвращен в Москву, где ему был предоставлен особняк бывшего германского посольства. Было возобновлено издание «Журнала Московской Патриархии», открыты Православный богословский институт и богословско-пастырские курсы, приняты другие меры по облегчению положения РПЦ{1365}. В системе советских государственных органов было создано специальное ведомство — Совет по делам РПЦ при СНК СССР.

Причины принятия Советским руководством решения о стратегическом союзе («конкордате») с Русской Православной Церковью были как внутриполитическими (моральная мобилизация верующих, сбор пожертвований среди них, борьба с коллаборационизмом на оккупированной территории, ресоветизация освобожденной территории), так и внешнеполитическими. Причем последние причины оказались решающими. Нельзя согласиться с мнением, что решение о заключении «конкордата» с РПЦ вызвал «катастрофический для СССР ход боевых действий», который «заставил Сталина мобилизовать для обороны все национальные резервы, в том числе и Русскую Православную Церковь в качестве народной, моральной силы»{1366}. В первый период войны, когда ход боевых действий был, по большей мере, не в пользу СССР (июнь 1941 г. — ноябрь 1942 г.), советское руководство союз с Церковью не заключило. Он состоялся только после окончательного перелома в войне, происшедшего после Курской битвы (лето 1943 г.), когда правительство СССР начало вплотную размышлять о послевоенном устройстве мира.

Реформа советской религиозной политики оказала воздействие на положение в религиозной сфере на оккупированной территории страны в нескольких аспектах. Во-первых, был четко обозначен отказ руководства СССР от искоренения религии, что в условиях коренного перелома в войне уже не могло рассматриваться как проявление «слабости» или вынужденных уступок со стороны советского правительства. Во-вторых, церковные сепаратисты на оккупированной территории СССР получили однозначный сигнал о том, что их устремления, направленные против РПЦ, воспринимаются советским правительством резко отрицательно. В октябре 1943 г. советское руководство приняло решение о прекращении православного сепаратизма на тыловой территории СССР, приняв меры к форсированию «распада Обновленческой церкви»{1367} и возвращения ее приходов в лоно РПЦ. Несмотря на то, что в ноябре 1943 г. при поддержке И.В. Сталина Синод РПЦ признал автокефалию ГПЦ (де-факто она была восстановлена в 1917 г.), грузинское православие, имевшее более древнюю историю, чем русское, должно было оставаться исключением, а не прецедентом{1368}.

Одновременно с заключением «конкордата» с РПЦ, произошла официальная нормализация отношений советской власти с другими конфессиями, в том числе евангелической (ВСЕХ){1369}, армяно-григорианской (ААЦ){1370} и исламской{1371}. Возможности протестантских религиозных центров были использованы и при борьбе с уклонением баптистов и евангелистов, проживавших на освобожденной территории СССР, от военной службы. В декабре 1943 г. НКГБ СССР распространил среди протестантов патриотическое обращение «по военному вопросу» от имени «Всесоюзного совета евангельских христиан и баптистов» (ВСЕХБ). На проведенном в Ташкенте 15–20 октября 1943 г. первом курултае улемов Средней Азии и Казахстана, в числе прочих, было принято обращение к верующим мусульманам Крыма, в котором говорилось о том, что нацисты поставили своей целью осквернить мусульманские святыни, считают «все народы мира низшей расой, а восточные, мусульманские народы — обезьянами». Обращение утверждало о ликвидации оккупантами «национальной самостоятельности крымских мусульман» и их издевательствам над мусульманскими «бытовыми обычаями и религией»{1372}.

Несмотря на существенное улучшение положения РПЦ и других конфессий в СССР, изменения в советской религиозной политике, в целом, носили пропагандистский характер. 26 ноября 1943 г. СНК СССР издал постановление «О порядке открытия церквей», согласно которому решение об открытии каждого конкретного храма должно было рассматриваться СНК республик и облкрайисполкомами, а затем утверждаться в Совете по делам РПЦ. В то же время отказ в открытии храма утверждался на месте{1373}. Совет по делам РПЦ руководствовался прямым указанием В.М. Молотова, данным осенью 1943 г.: «Пока не следует давать никаких разрешений на открытие церквей… Открыть церкви в некоторых местах придется, но нужно будет сдерживать решение этого вопроса Правительством»{1374}. В итоге из поступивших в 1944–1945 гг. в Совет по делам РПЦ 5770 ходатайств об открытии храмов, было удовлетворено только 414{1375}, то есть 7,2%.

На территории, освобожденной от оккупации, происшедшее при оккупантах «религиозное возрождение» представляло серьезную проблему для советской власти{1376}, в связи с чем было принято решение проводить религиозную политику в освобожденных регионах с осторожностью. Так, например, в Курске почти все открытые во время оккупации церкви продолжали работать и после освобождения{1377}. В первое время не подвергались преследованиям и некоторые церковные сепаратисты. Так, архиеп. Феофил (Бундовский), имевший в УПЦ титул митрополита, после освобождения Харькова в августе 1943 г. получил просьбу от советского командования «управлять приходами, которые освобождены, и которые будут освобождаться постепенно». Тем не менее власти сразу же начали проверку деятельности сепаратистов, особенно тех, среди которых бытовали националистические устремления{1378}. В ноябре 1943 г. архиеп. Феофил (Булдовский) был арестован НКГБ и позднее скончался в тюрьме.