Сербские союзники Гитлера - Алексей Юрьевич Тимофеев

в недичевской Сербии была в большей мере приемлема идея о сербском характере государства. В то же время стоит отметить, что идея «югославянского» сопротивления немцам и стремление к возрождению Югославии, а не Сербии были свойственны обоим движениям сопротивления – Югославской армии в Отечестве Д. Михаиловича и партизанам Коммунистической партии Югославии И. Тито[220]. Понимая это, немцы активно боролись с «югославским» духом в Сербии. Оккупационные власти вымарывали слово «Югославия» из статей и названий организаций[221], а наемные пропагандисты доказывали искусственность и нежизнеспособность югославянского государства[222].

Как бы то ни было, основой идеологии М. Недича и его государственного аппарата было возрождение сербского духа, замененного в межвоенный период идеями «югославянства». Уже с первых речей генерала Недича по радио и в печати зазвучало его излюбленное выражение «братья сербы» с апелляцией к общим «биологическим» целям – выживанию сербов в условиях геноцида на территории Хорватии, Венгрии, Албании после значительных потерь в ходе Апрельской войны и в результате жесткого усмирения немцами восстания в Сербии осенью 1941 г.[223] Более развернутой формой этого выражения было обращение «Дорогие братья, сербские крестьяне», адресованное Недичем самому многочисленному сербскому сословию, которое он считал носителем и источником всех положительных качеств сербского народа, к тому же в многочисленных сербских крестьянах (мелких собственниках) он видел залог от победы коммунистической идеологии[224]. В то же время коммунистическому «обобществлению» М. Недич старался противопоставить коллективистский дух сербской крестьянской общины – задруги, активно действовавшей до конца существования сербского королевства[225]. Именно с опорой на сербский крестьянский дух М. Недич пытался добиться возрождения сербских патриархальных идей и возобновления патриархальных взаимоотношений между гражданами Сербии и главой государства[226].

В этих целях М. Недич устраивал многочисленные визиты народных, в основном, крестьянских делегаций из всех областей Сербии, которые он регулярно принимал в Белграде. Как и абсолютное большинство сербов горожан, М. Недич и до войны поддерживал тесные контакты с деревенскими родственниками, самыми близкими из которых были дяди (братья его отца) и их сыновья, проживавшие в районе Орашаца в центральной Сербии. Будучи военным, М. Недич не утратил знания живого и сочного народного языка и охотно использовал его в беседах с прибывавшими делегациями. Только за первые десять месяцев своего правления аппарат М. Недича организовал встречи 9 крестьянских делегаций с генералом Недичем, которые имели многослойный пропагандистский подтекст. К Рождеству 1943 г. М. Недич принял уже 22 делегации крестьян, этот обычай продолжился до 1944 г. Прибывших крестьян (многие из них были в столице впервые в жизни) обычно селили в специальном отеле, показывали город и крупнейшие храмы – Св. Марка и Соборную церковь. Пиком визита была аудиенция у премьера М. Недича, который обращался к прибывшим с речью, передававшейся по радио или печатавшейся в газетах. Позднее нескольких наиболее авторитетных крестьянских старейшин М. Недич принимал на личной аудиенции, где разговаривал с ними с глазу на глаз, пересыпая речь пословицами и народными выражениями. В таких личных беседах он подчеркивал враждебность оккупационного аппарата сербскому народу, вынужденный характер оккупации, указывал на необходимость потерпеть и не терять голову понапрасну. На крестьян производили впечатление не только королевский портрет, висевший на видном месте в кабинете М. Недича, но и его советы не сопротивляться насильственным реквизициям как со стороны немцев, так и со стороны «лесных людей» (повстанцев), действовать по сербской пословице: «Дать краву, а не главу» (лучше отдать корову, чем голову)[227].

Естественным продолжением идеи о построении «деревенской общинной Сербии» была пропаганда заботы о сербах беженцах[228]. Все это в сочетании с социальной политикой недичевской Сербии (помощь беженцам продовольствием, трудоустройством и жильем, помощь военнопленным и их семьям, помощь оставшимся без жилья и имущества в результате бомбардировок, забота о сиротах) в целом производило положительное впечатление на широкие слои сербского общества. Создаваемый сусальный облик власти (т. е. главы государства) дополнялся верностью православным традициям, антикоммунизмом и критикой торговцев от политики, которые ради своих партийных выгод и личных амбиций жертвовали общенародными интересами.

В силу всего вышесказанного в коллективной памяти сербов генерал М. Недич остался как человек, шедший на вынужденное сотрудничество с оккупантами ради спасения сербов от биологического уничтожения. Именно поэтому в современном сербском общественном сознании за ним закрепилось не привычное для русского уха прозвище «сербская мать», противостоящее восприятию Д. Льотича как «фашиста» и «отщепенца». В эти рамки, конечно, не укладывается другая часть идеологии М. Недича, о чем справедливо пишут современные сербские исследователи – О. Милосавлевич и Т. Кулич. По их мнению, идеология М. Недича была неразрывно связана с антисемитизмом, антидемократизмом и расизмом[229].

Стоит признать, что в идеологии (в печатных текстах) времен М. Недича подобные высказывания (о чистоте расы, европейской семье народов, антиеврейские рассуждения и т. д.), несомненно, присутствовали. Однако справедливости ради стоит отметить, что высказывания эти не были основной направляющей идеей, а являлись, скорее, реверансами в пользу главенствующей идеологии «Новой Европы», руководимой Третьим рейхом. Многообразие фенологических типов сербов делало расизм очевидно искусственной категорией (так же, как, например, в Италии). «Арийское происхождение» доказывалось, к примеру, просто самим фактом рождения от родителей христианского вероисповедания (так же, как это было и в случае с русскими эмигрантами).

Куда более сложным был вопрос об отношении режима М. Недича к евреям. Тут также, несомненно, присутствовала калька с немецких образцов, которую режим М. Недича заимствовал из идеологии Третьего рейха. Имели место и обязательное ношение особых национальных повязок для евреев и цыган, и ограничение в бытовых правах, и помощь сербской полиции немцам в их мероприятиях по «ариизации» (экспроприации еврейского имущества), по переписи и арестам еврейского населения Сербии, что привело к трагедии геноцида большинства еврейского населения Сербии. Силами сербских пропагандистов осенью 1941 г. и осенью 1942 г. муниципалитет города Белграда провел Антимасонскую и Антикоммунистическую выставки, имевшие несомненную антисемитскую коннотацию[230]. Однако в самой пропаганде недичевцев и льотичевцев антисемитизм использовался намного реже, чем в нацистком, венгерском или хорватском варианте «правых идеологий» военного времени. Антисемитизм в идеологии режима М. Недича имел второстепенное звучание (так же, как, например, в идеологии итальянского фашизма), т. к. отсутствовал в традиционной сербской модели стереотипов[231]. При этом показательно, что, как и в ряде других восточноевропейских стран, рост антисемитизма наблюдался еще до начала Второй мировой войны, а первые законы, ограничивающие представителей еврейского народа в правах (касающихся некоторых форм деловой активности), были также приняты до оккупации[232]. Гораздо более выраженной в идеологии режима М. Недича была ксенофобия (закрытость ко всем инонациональным меньшинствам), что повлияло и на