Измена командармов - Андрей Владиславович Ганин

1920 г. Махин состоял в коллегии службы связи центра[450] и должен был отправиться в Софию для организации пункта связи на Одессу, Крым и Кавказ, однако был назначен руководством центра на работу в Париж[451]. Кроме того, Махин участвовал в работе 1-й сессии Совета Внепартийного объединения, состоявшейся 12–13 ноября в Праге[452].

В письме «дедушке русской революции» видному эсеру Е.Е. Лазареву от 3 декабря 1920 г. Махин писал: «Многоуважаемый Егор Егорович!

Очень благодарен Вам за то, что Вы не забыли меня и написали обо мне Осипу Соломоновичу Минору. Я пока задержался здесь, в Париже, благодаря работе в газете “Pour la Russie”, но думаю, что скоро поеду в Чехию, если, однако, в России не произойдут такие события, которые позволят вернуться в Россию.

Здесь, в Париже, обстановка для работы очень тяжелая. Наши товарищи разбились на группы, благодаря чему потеряно было много времени зря. Все это Вам, вероятно, рассказал Василий Васильевич Сухомлин.

Очень прошу иметь в виду мой приезд в Прагу, и если можете, то сообщите, стоит ли ехать в Прагу и будет ли там работа, которая была бы полезна и чехам и нам.

ПриветИ.М.Брушвиту иКлимушкину.

Ваш Ф. Махин»[453]. Затем Махин все же переехал в Прагу.

Еще в период Кронштадтского восстания марта 1921 г. эсеры занялись активной подготовкой его военной поддержки[454]. Лидер заграничных эсеров В.М. Чернов в своем письме в ЦК партии отметил, что «кронштадтские события были огромным толчком для “заграницы”… Явилась тяга к России, вера в близкое “движение”. Сразу зародились планы перенести больше сил и материальных средств на территории, прилегающие к России»[455].

Базой для работы по поддержке кронштадтцев стала территория Эстонии. Здесь такую деятельность развернули В. М. Чернов и И.М. Брушвит[456]. Помимо Эстонии эсеры работали и в Финляндии. Разумеется, подобная деятельность была бы невозможна без благожелательного отношения со стороны властей лимитрофных государств. Известно, что и разведывательные органы этих государств активно работали на советской территории[457].

Махин также участвовал в этой работе. 15 февраля 1921 г. в «Административном центре» для ведения разведывательно-диверсионной и организационной работы на советской территории был создан «Особый отдел» под руководством Махина. Сотрудниками были в основном военные. 20 апреля Махин утвердил инструкцию отделу, которая среди прочего содержала и лаконичные программные лозунги: «Низвержение большевиков, утверждение народовластия, обеспечение Учредительному собранию должного нравственного авторитета»[458]. Широкомасштабная Гражданская война уже завершилась, а лозунги эсеров почти не изменились. По линии «Особого отдела» с Махиным сотрудничали Н. В. Воронович, обладавший опытом организации повстанческого движения, а также эсер Е.Ф. Роговский[459].

Советский государственный обвинитель на процессе ПСР Н.В. Крыленко иронизировал над этим начинанием Махина, казавшимся мальчишеством: «Кого, говорят, бог захочет наказать, у того он отнимет разум. В известный период революции разбитые партии вырождаются и впадают в детство. Вот этот период полного вырождения и забвения элементарнейшей азбуки политической работы при трактовке политических явлений и переживает, видимо, зарубежная эмиграция; наиболее конкретным выражением этого вырождения является организация Особого отдела “Административного центра”»[460].

8 марта 1921 г. член ЦК партии эсеров и «Административного центра» В.М. Зензинов писал эсеру Е.Ф. Роговскому из Праги о поддержке Кронштадта: «Когда Советская Россия узнает, что освободившийся от большевиков Кронштадт немедленно получил из Европы продовольствие — эта весть будет искрой в бочку пороха… Телеграфируйте, едет ли Махин — ведь здесь дорога каждая минута. Держите нас телеграммами в курсе дела»[461]. В письме от 13 марта Зензинов просил о получении проездной визы для Махина и других[462]. Сохранилась датированная серединой марта 1921 г. просьба Махина к Л.В. Росселю в Праге об отправке ему вещей[463].

В Ревель Махин прибыл уже после подавления восстания. Тем не менее даже тогда эсеры не свернули свою деятельность. Махин принял участие в формировании эсеровских отрядов, в том числе из бывших участников Белого движения на Северо-Западе России[464]. Ревельская группа делала все возможное для осведомления общественности о восстании[465].

Весной 1921 г. Махин предполагал, что в России назревает народное антибольшевистское движение[466]. Как опытный генштабист он занимался расшифровкой писем, поступавших из Советской России[467]. Сохранились кодовые имена, присвоенные Махину и другим эсерам для секретной внутрипартийной переписки. Махина звали «Самуил», «Георг» и «Никанор»[468]. Также он пользовался псевдонимом Ф.Е. Устинов (видимо, по имени супруги — Устинья)[469]. Некоторые названия были придуманы не без доли иронии. Н.Д. Авксентьева именовали «Розалия», социалистов — «бактерии», революцию — «буря», большевиков — «должники», контрреволюцию — «засуха», правых — «солитеры», а членов Учредительного собрания — «патриции»[470].

Работа продолжилась и после подавления восстания. В Государственном архиве Российской Федерации сохранилось дело с донесениями Махина о работе в Прибалтике за период с 20 мая 1921 по 17 января 1922 г. на 78 листах[471]. Эти материалы представляют несомненный интерес как для оценки тех событий, так и для биографии самого Махина. Письма отправлялись в «Административный центр», почему и оказались в архиве организации.

Первое донесение из Ревеля датировано 20 мая 1921 г. Махин сообщал, что прибыл в город 16 мая. Положение эсеровской группы здесь было непростым — средства отсутствовали даже на отправку телеграмм, газета, которую издавали, оказалась по той же причине на грани закрытия, группа была дезорганизованной, не хватало людей, а соседняя финляндская группа держалась обособленно[472].

Махин с энтузиазмом взялся за дело. Несмотря на то что Кронштадтское восстание было уже подавлено, он оптимистически сообщал руководству, что «обстановка в Питере принимает в отношении большевиков угрожающее положение, необходимо быть готовыми к принятию, быть может, важных решений в самом скором времени. Наши товарищи в Москве после провала всего ЦК успели образовать Центр[альное] организац[ионное] бюро и выслать своего человека в Псков для связи с нами, указывая, что они имеют возможность направлять литературу от эст[онской] границы в Москву и Питер»[473].

Махин предлагал развить работу в направлении Двинска, где городским головой был старый эсер. Все упиралось в отсутствие средств. По оценке Махина, те огромные расходы, которые были произведены на организацию базы эсеров в Прибалтике, себя не оправдали и шансов на успех не дают, «нас здесь могут застать большие события совершенно врасплох»[474]. Приостановка выпуска газеты также ограничивала агитационные и информационные возможности группы. Между тем редакция газеты из активной молодежи произвела на Махина благоприятное впечатление.

В целом же организацию работы центра в Прибалтике Махин оценил критически: «Сонм командированных сюда лиц