Николай Постников - Драма в Восточной Пруссии. Судьба 1-й русской армии генерала Ренненкампфа

Ознакомительный фрагмент

14-я рота в течение всего боя оставалась в резерве и прикрывала артиллерию.

Это был не единственный произошедший в тот день бой. Уже по всей линии соприкосновения 1-й армии с противником шли столкновения. Пока они носили разведывательный и тактический характер с обеих сторон. Один из очевидцев боя 2/15 августа 1914 года у города Сувалки[21], скрываясь под подписью «Любящая дочь твоя Надя Бобина», так описывал в письме в Петроград впечатления о разворачивавшихся на его глазах событиях.

«Здесь мы в хорошем положении. Ночью был бой. Наши взяли Маркграбово[22] и отодвинули немцев вёрст на 20. Потери наши 2 гусарских офицера Сумского пол-ка, да ещё офицер Стрелкового полка Щука и вольноопределяющийся. Раненых привозят после каждого боя возами. Но немцев гибнет много больше. Наша дивизия …была в боях против Эйдкунена[23]. Убит ротмистр Масленников и один корнет запаса. Сегодня через Су- валки прошло 40 000 войск, об этом мне сообщил комендант. Сегодня и завтра будет бой. Недавно над нами летал немецкий аэроплан и его усиленно обстреливали. Город вымер. Много от страха сбежало и стыднее всех соборный священник, который увёз ключи от собора. Губернатор тоже 20-го бежал в Олиту»{29}. 

В письме ощущается дух оптимизма и приподнятое настроение его автора, так характерные для периода начала войны.

Точно об этих патриотических чувствах, охвативших армию, писали авторы и других писем. Неизвестный, скрывшийся за подписью «твой Александр», писал в Харьков в начале августа 1914 года: «Мы действуем на границе Германии, а что собою представляет германская армия — всем известно это не сброд, а хорошо организованная и отлично обставленная армия. Вот почему все, от мала до велика, относятся к этому предприятию как к серьёзной работе. Повторяю, что сознавая всё это, все мы твёрдо уверены и надеемся, что Бог пошлёт нам вполне заслуженную победу. Допустить обратное не позволяют ни сердце, ни разум.

…Я против немцев питаю такое чувство ненависти, что готов даже на зверства и такое общее мнение и чувство. Хочется проучить зазнавшихся колбасников и надолго отбить охоту от авантюр. Что будет — одному Богу известно, но хочется верить, что Бог не в силе, а в правде»{30}.

В другом письме, адресованном жене, полковник Яндоловский из 6-й кавалерийской дивизии 2-й армии генерала А.В. Самсонова также отмечал подъём патриотизма охватившего российское общество: «Конечно, враг серьёзный, но уже не такой, чтобы с ним не справились, и у всех наших полное убеждение в окончательной победе. Весь народ сочувствует этой войне, все идут с охотой на немцев»{31}.

Эти и другие перлюстрированные письма, из которых мы можем сегодня узнать о чувствах и мыслях, о тревогах и волнениях людей, оказавшихся в те уже далёкие от нас дни лицом к лицу с грозными событиями войны, сохранились в фондах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) благодаря «Временному Положению о военной цензуре», введённому в России именным указом императора уже 20 июля 1914 года. По «Положению» военной цензуре подвергались все почтовые отправления, а при необходимости они изымались[24].

В целом военная цензура справлялась с возложенными на неё обязанностями. Но не обходилось и без казусов. В своих воспоминаниях выдающийся русский и советский учёный А.Н. Крылов[25] описал один из таких случаев:

«Цензорами в военную цензуру набирали барышень, им строго-настрого было приказано не пропускать ни номеров полков и дивизий, ни названия городов, сёл, деревень и вообще местностей, и вот я сам прочел корреспонденцию в “Новом времени”: “…наш полк NN наступал под сильным артиллерийским огнем через болото YY, уезда XX, губернии КК. Немцы придавали неверную установку трубке или трубки у них были плохие, только шрапнели часто давали “клевок” и не разрывались”. Я показал это М.Е. Грум-Гржимайло[26] — “полюбуйтесь цензурой”.

Недели через две или три встречаю его:

— А знаете, немцы теперь снабдили шрапнели такой трубкой, которая и при клевке даёт разрыв, могли бы прислать хорошую коробку конфет цензорше»{32}.

В такой ситуации не было ничего необычного. Нехватка цензоров восполнялась приёмом на службу неподготовленных барышень.

Российско-германская граница. Район города Вержболово. 3/16—4/17 августа 1914 года.

Части 27-й пехотной дивизии 1/14 августа 1914 года выступили двумя походными колоннами из Симно к Вержболово, подходя вечером 3/16 августа к городу, Уфимский полк услышал шум недалёкого боя, который вела русская кавалерия с немцами.

Войска 1-й армии сосредоточились на российско-германской границе, готовые к вторжению в Восточную Пруссию.

По принятому Ставкой плану войскам Северо-Западного фронта (1-й и 2-й армиям) предписывалось в ходе наступления на Восточную Пруссию разгромить защищавшую её 8-ю германскую армию и овладеть этой германской провинцией вплоть до нижнего течения Вислы. Во исполнение этого плана главнокомандующий Северо-Западным фронтом Я.Г. Жилинский подписал 31 июля/13 августа 1914 года ряд директив{33}.[27] По замыслу командования фронта 1-я армия генерала П.К. Ренненкампфа должна была наступать на Кенигсберг с востока, а 2-я армия генерала А.В. Самсонова с запада, отрезая возможность отступления противника за Вислу. В двух русских армиях было сосредоточено 17,5 пехотных и 8,5 кавалерийских дивизий и 1104 орудия, общей численностью 250 000 человек[28]. Из них на 1-ю армию приходилось 6,5 пехотных, 5,5 кавалерийских дивизий, 402 орудия — всего около 100 000 человек{34}.[29] Двум русским армиям противостояла 8-я германская армия под командованием генерала М. Притвица в составе 4 корпусов (I, XVII, XX армейских и I резервного) и других частей, в том числе и ландверной дивизии генерала Ф. Бродрюка{35}.[30] Всего: 15 пехотных и 1 кавалерийская дивизия, 1044 орудия, из которых 156 были тяжёлые орудия{36}.[31] Общей численностью около 190 тысяч человек, а вместе с ландверным корпусом генерала Войрша, находившимся на стыке 8-й армии и австро-венгерскими войсками, — 220 000 тысяч человек{37}.

В результате в двух русских армиях было численное превосходство в живой силе, в артиллерии же это превосходство нивелировалось наличием у немцев большего количества тяжёлых орудий. Однако у командования 8-й германской армии было преимущество единоначалия, в отличие от несогласованных действий 1-й и 2-й русских армий, наличие разветвлённой железнодорожной сети и чёткое понимание поставленной германским генеральным штабом задачи — не допустить вторжения русских войск в пределы Восточной Пруссии, для чего необходимо вести активные наступательные действия и разгромить обе русские армии поодиночке. «Когда русские придут, — написал начальник германского Генерального штаба X. Мольтке начальнику штаба 8-й армии генералу Г. Вальдерзее, подчёркивая это требование, — никакой обороны, а только наступление, наступление, наступление»{38}.

Впрочем, командование 8-й германской армии намеревалось дать сражение вторгшейся в пределы Восточной Пруссии 1-й русской армии только под Гумбинненом 6/19 или 7/20 августа, чтобы разгромить её и отбросить к границе. При негативном развитии ситуации 8-я армия должна была отступить вглубь территории Восточной Пруссии, но удерживать Вислу{39}. Исходя из этого плана действий, генерал М. Притвиц, узнав о вторжении 1-й армии П.К. Ренненкампфа в пределы Восточной Пруссии, оставил на участке фронта 2-й армии генерала А.В. Самсонова 1/3 дивизий своей армии, направив против 1-й армии остальные 1/3 дивизий. Таким образом, 1-я армия не получила решающего численного преимущества перед немецкими частями.

Однако этот план командования 8-й германской армии был нарушен энергичными действиями командующего I немецкого армейского корпуса генерала Г. Франсуа, который, проигнорировав приказ М. Притвица, выдвинул свой корпус в район Сталупенена[32], намереваясь остановить наступающий III корпус 1-й армии П.К. Ренненкампфа всего лишь в восьми километрах от российско-германской границы. Для вошедших на территорию Восточной Пруссии частей III армейского корпуса это оказалось полной неожиданностью[33].

Стратегическим направлением удара 1-й армии, по замыслу командования, был участок фронта Инстербург[34] — Ангербург[35]. Приказом № 2 командующего армией П.К. Ренненкампфа 4/17 августа 1914 года частям III армейского корпуса, как и всей армии, было предписано перейти границу Восточной Пруссии, и уже в этот день III корпус должен был выйти к Сталупенену[36].

«Поздно вечером, (3 августа. — Н.П.) в 11-м часу мы, офицеры 4-го батальона, собрались в одной хате и читали этот приказ, отмечая у себя в полевых книжках и на картах направление для атаки каждой роте; роты в это время отдыхали, многие, быть может, последним сном, набирая сил для грозного утра! Настроение у нас, офицеров, было приподнятое …и бодрое»{40}.