Академический зигзаг. Главное военно-учебное заведение старой России в эпоху войн и революций - Андрей Владиславович Ганин

оставлялись вопросы политические и научные, за которые отвечала конференция. Собираться комитеты могли как самостоятельно, так и по просьбе начальника академии. В случае несогласия начальника академии с постановлением курсового комитета вопрос выносился на рассмотрение соединенного комитета; если начальник академии был не согласен и с решением соединенного комитета, рассмотрение административно-учебных вопросов переносилось в конференцию, а хозяйственно-бытовых – в хозяйственный комитет академии. В этом случае в конференцию и комитет следовало пригласить представителя соединенного комитета слушателей с правом совещательного голоса. Курсовые комитеты избирались ежегодно в начале учебного года и несли ответственность перед общим собранием курса. Соединенный комитет включал 12 человек, председательствовал в нем председатель комитета старшего курса или тот, кто его заменял. В целом положение учитывало интересы как слушателей, так и академического начальства, поскольку сохраняло административные полномочия за конференцией академии.

Хозяйственный комитет слушателей 2‑й очереди в духе времени потребовал уничтожения в академии завтраков, удаления женской прислуги и оставления лишь 5–6 судомоек, а также введения дежурства по кухне самих столующихся. Таким образом, советизация академии набирала обороты.

Андогский и Брестский мир

Постепенно преподавателей академии начали привлекать к работе в различных советских организациях и штабах создававшейся РККА. Штаб-офицер, заведующий обучающимися бывший полковник Б. П. Богословский в начале марта 1918 года участвовал в работе комиссии по разгрузке Петрограда, заседавшей в Мариинском дворце. Кроме того, он занимался организацией штаба Петроградского военного округа. Профессор Б. В. Геруа служил начальником штаба Северного участка и Петроградского района. Профессор М. А. Иностранцев вспоминал:

Для меня не подлежало сомнению, что я, продолжая состоять в академии, тем самым нахожусь на учете у большевиков… не имея ни малейшего желания служить в Красной армии, я первоначально решил вовсе не идти на регистрацию, готовясь привести в оправдание этого поступка то, что я состою в академии и, таким образом, нахожусь на учете и не укрываюсь.

Пожалуй, самым неоднозначным событием для академии в начале 1918 года стало привлечение большевиками представителей профессорско-преподавательского состава в качестве военных консультантов на мирных переговорах в Брест-Литовске. В первом раунде переговоров в 1917 году, по свидетельству одного из военных экспертов, именно военные сыграли заметную роль, так как штатская делегация приехала неподготовленной. Присутствовали на переговорах и некоторые курсовики (например, И. А. Морозевич). Однако в среде офицерства сепаратные переговоры с противником считались позорными и предательскими. Участие в них позднее ставили в вину академическому начальству его оппоненты в белой Сибири.

Начальник академии А. И. Андогский отправился в Брест-Литовск по приказанию начальника Генерального штаба вместе с советской делегацией (А. А. Иоффе, Л. М. Карахан, Г. И. Петровский, Г. Я. Сокольников) в ночь на 25 февраля 1918 года. По собственным показаниям Андогского на следствии у белых, около 18:30 24 февраля во время обеда его вызвал начальник Генерального штаба Н. М. Потапов, потребовавший срочно прибыть в дом военного министра на Мойку, 67 и высказаться относительно германского ультиматума. Потапов утверждал, что работа потребует лишь полчаса времени. За Андогским прислали автомобиль с двумя вооруженными матросами. В доме военного министра состоялось совещание военных специалистов с участием бывших генералов С. Г. Лукирского и Н. М. Потапова. Андогский, если верить его показаниям, только там узнал о командировке и был вынужден согласиться под угрозой неприятностей для академии и лично для себя. Представители академии подтверждали показания Андогского, а профессор Б. М. Колюбакин даже отметил, что видел в этом определенное самопожертвование со стороны начальника академии.

Однако из воспоминаний генерала Э. А. Верцинского известно, что Андогский также участвовал в совещании, организованном большевистскими военными руководителями Н. И. Подвойским, Н. В. Крыленко и Э. М. Склянским в здании Военного министерства 20 февраля 1918 года, в которое была приглашена большая группа военспецов. Судя по стенограмме, начальник академии предпочитал отмалчиваться. Кроме того, из воспоминаний профессора М. А. Иностранцева следует, что на самом деле о предстоящей поездке в Брест-Литовск было известно заранее, и Андогский обсуждал это с коллегами. Иностранцев и Г. Г. Христиани от поездки в Брест-Литовск отказались, причем первый заявил, что участие в переговорах рассматривает как позор. На период командировки Андогского замещал заслуженный ординарный профессор В. В. Витковский.

Андогский был не единственным военным консультантом, вызовы в разное время получали и другие. Непосредственно на подписание договора поехали также бывший генерал от инфантерии Ю. Н. Данилов, бывший капитан В. А. Липский, бывший контр-адмирал В. М. Альтфатер. Позднее Андогский утверждал, что в Брест-Литовске вместе с Даниловым, помощником которого он являлся, подписал протест против заключения Брестского мира. По имеющимся данным, инициатором подачи записки большевистскому представителю Г. Я. Сокольникову с аргументами против заключения мира был именно Данилов. Отношение слушателей и преподавателей академии к поездке Андогского на переговоры было критическим. «Бедняга Андогский – влип в грязную историю», – записал в дневнике 2 марта 1918 года слушатель В. М. Цейтлин.

Генерал А. С. Лукомский уже в эмиграции в 1924 году писал о возможности использования Андогского в случае возобновления борьбы с большевиками:

Участие его в Брест-Литовском договоре все время отражалось на отношении к нему офицеров «белых армий», и ему неоднократно приходилось давать объяснения о роли, которую он играл. И еще теперь, в офицерской массе, отношение к нему отрицательное, и многие считают его ненадежным и имеющим какие-то связи с большевиками. Но последнее совершенно не верно. Он, безусловно, против большевиков и будет всячески стараться себя реабилитировать в прежних прегрешениях.

Будучи умным, знающим и очень работоспособным, он в будущем будет полезен; но в первый период выступления ему лучше никаких ответственных назначений не давать, чтобы не возбуждать страсти.

Как бы то ни было, участие в мирных переговорах в Брест-Литовске в качестве военного консультанта по приказу начальника Генерального штаба трудно поставить Андогскому в вину. Военные специалисты вошли в состав делегации с целью согласования специальных военных вопросов, возможного сдерживания аппетитов Германии и защиты интересов страны безотносительно правящего режима.

Насколько можно судить, поездка экспертов в Брест-Литовск и их действия там удостоились положительной оценки большевистского руководства. Вскоре военные эксперты получили новое ответственное поручение. Андогскому, В. М. Альтфатеру и Ю. Н. Данилову постановлением СНК от 9 марта 1918 года была поручена разработка плана создания военного центра для реорганизации армии и формирования вооруженной силы на началах социалистической милиции и всеобщего вооружения рабочих и крестьян. В документе было указано, что дело поручается «опытным и знающим военным специалистам, изъявившим готовность работать с Советской властью». Так что в целом академия сотрудничала с новой властью, хотя и