Распря великая. Московско-галичские войны второй четверти XV века - Владимир Алексеевич Волков

Белёв и заняли его. Затем враги атаковали главные русские силы и разгромили их. В бою под Белёвом погибли воеводы Андрей Константинович Шонуров[243], князь Федор Тарусский, Андрей Иванович Лобан Ряполовский (Стародубский), Микита Туриков, Семен Остфьевич Горсткин, Кузьма Порховский, Иван Кузьминский, Андрей Хоробров, Дмитрий Иванович Кайса[244]. В татарском укрепленном городке погибли еще два воеводы – Петр Кузьминский и Семен Волынец, прорвавшиеся «до половины» ордынского стана, но не поддержанные другими штурмующими[245]. Воспользовавшись растерянностью противника, войско Улуг-Мухаммеда перешло в наступление и разгромило рати великого князя. Досаднее всего тот факт, что перед сражением, «убоявся виде многое множество полков русских»[246], хан через своих послов предлагал Василию II мир и обещал избавить Москву от уплаты дани: «даст ми богъ, буду на царстве и доколя буду жив, дотоля ми земли Русские стеричъ, а по выходы ми не посылати, ни по иное, ни по чтоб[247]. Улуг-Мухаммед даже был готов прислать в заложники одного из своих сыновей Мамутека (Махмутека) и других знатных ордынцев. Однако воеводы великого князя, уверенные в победе, приняли решение атаковать противника, и жестоко просчитались. Возможно, дело не обошлось без измены: в одной из Устюжских летописей упоминается некий Григорий Протасьевич (Протасьев), сообщивший неприятелю, когда лучше напасть на русские полки [248]. В Львовской летописи он назван боярином (литовским, так как был мценским воеводой), обещавшим действовать вместе с русскими князьями, но вместо этого ставшим «с татары на рустии воины»[249]. С.М. Соловьев именно его винил в поражении московского войска, достаточно красочно описав произошедшее: «Причиною этого бегства (русских полков. – В. В.) был литовский мценский воевода Григорий Протасьев, присланный своим князем на помощь москвичам; он передался на сторону хана и начал говорить московским воеводам: “Великий князь мой прислал ко мне приказ, чтоб я не бился с ханом, а заключил с ним мир и распустил полки”. Когда московские воеводы приуныли от этого объявления, Протасьев послал ночью к хану, чтоб тот утром нападал на московскую рать. Утро, как нарочно, было мглистое, и русские сторожа не видали, как татары вышли из города и напали на московские полки; Протасьев побежал прежде всех, крича: “Беги! беги!” – и все в ужасе побежали за ним»?[250].

Рис. 18. Переговоры московских послов с ханом накануне Белевского сражения. Миниатюра из «Истории о Казанском царстве». ОР РГБ. Ф. 173. № 98. Л. 16

Рис. 19.Белевское сражение 1437 г.

Миниатюра из «Истории о Казанском царстве». ОР РГБ.

Ф. 173. № 98. Л. 18

О серьезности проступка мценского воеводы свидетельствует обрушившаяся на него кара. Не сразу, но спустя два года за вероломство в сражении под Белёвом по приказу ничего и никого не забывавшего Василия II Григория Протасьевича схватили и ослепили[251]. Случилось это в 1439 году.

И. Б. Михайлова причиной поражения считает «несогласованность действий русских подразделений войска, его недостаточная мобильность и оперативность»[252]. Источники это умозаключение подтверждают. Но исследовательница также полагала, что отмеченные недостатки военной организации пришедшего к Белёву русского войска были присущи общинным ополчениям северных городов, приведенным Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным[253]. В действительности же в составе русской рати находились и московские полки под началом великокняжеских воевод боярина Василия Ивановича Собакина и Андрея Федоровича Голтяева. Именно они вели переговоры с посланцами Улуг-Мухаммеда, и именно они отвергли предложенный ханом выгодный мир[254]. По-видимому, Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный были лишь номинальными, как станут говорить позже – титульными воеводами, а приведенные ими полки – по сути небольшими отрядами из дворов-дружин. Северным русским ополчениям на южном пограничье делать было нечего.

Подводя итоги Белёвского сражения, следует признать, что, несомненно, какие-то потери понес и противник. В сражении были убиты «зять царев и татар много». Однако эти жертвы себя окупили сполна и не стали фатальными. Войско Улуг-Мухаммеда сохранило боеспособность и продолжало вести активные военные действия, но уже на территории Московского государства, нанося его населению тяжкий урон и потери, которых можно было избежать, не решившись Василий II отправить свои рати в этот поход[255].

Дальнейшие действия Улуг-Мухаммеда интерпретируются по-разному. Историкам трудно определить, насколько достоверны летописные сообщения о них. Н. С. Борисов просто фиксирует расхождение имеющихся сведений, отмечая, что «согласно некоторым источникам, после победы под Белевом Улу-Мухаммед пошел по Оке к Волге. Там он обосновался несколько выше устья Камы. Некоторые историки считают этот эпизод началом Казанского ханства. Другие полагают, что хан никуда не уходил из полюбившегося ему Белеса»[256]. Какую версию историк считает более вероятной, не сообщается. По-видимому, до 1439 года Улуг-Мухаммед пребывал вблизи юго-западных русских рубежей. Оттуда, пополнив свое войско, он и двинулся на Москву. Только после этого набега хан направился на восток. Возможно, из-за активизации в этом регионе своего противника Кичи-Мухаммеда. В 1442 году его войска совершили нападение на Рязанское княжество и мордовские земли, захватив большой полон[257]. Видимо, появление многочисленной вражеской армии и вынудило Улуг-Мухаммеда уходить. Хан выступил сначала к Нижнему Новгороду, а, захватив его (как полагает Н. Н. Грибов, осенью 1444 года[258]), зимой двинулся к Мурому, взял Гороховец, где погиб воевода Александр, сын Ивана Константиновича[259]. Московские воеводы в Нижнем Новгороде, где тогда были две внутренние крепости, еще полгода удерживали одну из них, находившуюся в версте от «старого» города, на правом берегу Оки[260]. Но потом покинули и ее, по-видимому, исчерпав все возможности сохранить крепость. Заняв Нижний Новгород, Улуг-Мухаммед почти год оставался там, но затем ушел в Курмыш. В Нижнем хан посадил княжить Данилу Борисовича[261]. Его ставленник происходил из рода нижегородско-суздальских князей, некогда владевших этим городом. Данила Борисович был уже стар – ему шел восьмой десяток лет, и никакой опасности ни для кого не представлял[262]. Об этих событиях, непосредственно предшествовавших Суздальской военно-политической катастрофе 1445 года, подробнее поговорим ниже.

Как уже было сказано, в 1439 году, 3 июля, войско Улуг-Мухаммеда «безвестно» пришло к Москве. Застигнутый врасплох Василий II предпочел уйти за Волгу. Оборонять стольный град он оставил князя Юрия Патрикеевича[263]. Хан осаждал город десять дней, пожег посады, монастыри, «зла много учини земли Русской». Затем ушел от Москвы с множеством пленных. На обратном пути татары выжгли Коломну «и людей множество плени, а иных изсеклъ»[264]. Вернувшийся из Заволжья Василий Васильевич даже не смог жить в